Он чувствовал бы себя намного лучше, если бы это кольцо было уже на земле, растоптанное его ботинками.
Он выхватил его из рук Сестры.
– Спасибо,– прошептал он.
Через мгновение оно преобразилось: радужные цвета потухли, стали темными и безобразными, превратились в грязно–болотно–коричневый, гнойно–серый, угольно–черный. Стеклянное кольцо не пульсировало; оно лежало мертвым в его руке.
– Черт,– сказал он, удивленный и пораженный. И один из его серых глаз стал бледно–голубым.
Сестра замигала, почувствовав холодные струйки пота, бегущие по позвоночнику. Кровь снова прилила к ее ногам. Ее сердце работало с трудом, словно мотор, заводящийся после холодной ночи.
Его внимание было поглощено темным кольцом, и она знала, что у нее есть только одна–две секунды, чтобы спасти жизнь.
Она оперлась крепче ногами и, размахнувшись кожаной сумкой, ударила его по черепу. Его голова дернулась, губы скривились в гримасу; он пытался отпрыгнуть, но сумка “Гуччи”, наполненная различными свертками и банками, ударила его с той небольшой силой, какую могла собрать Сестра. Она ожидала, что он окажется словно каменный, но была удивлена, когда он простонал и повалился спиной на стену, будто был сделан из папье–маше.
Свободная рука Сестры стремительно протянулась вперед, схватила кольцо, и какое–то мгновение они держали его оба. Что–то похожее на электрический ток пробежало через ее руку, и она увидела лицо, усыпанное сотней носов и ртов и мигающих глаз всех форм и цветов; она подумала, что это, должно быть, его настоящее лицо, лицо масок и изменений, лицо злого хамелеона.
Ее половинка кольца вспыхнула светом даже ярче прежнего. Другая половинка, зажатая им, оставалась черной и холодной.
Сестра вырвала кольцо из его рук, и вторая половинка расцвела, зажглась, как раскаленная на огне. Она увидела как нечто, называвшее себя Дойлом Хэлландом, выбросило руку над головой, чтобы защититься от яркого света. Ее учащенное сердцебиение заставило кольцо бешено пульсировать, и существо, стоящее перед ней, отскочило от волшебного света, как будто было ошеломлено силой кольца и ее собственной силой. И она увидела что–то похоже на страх в его глазах.
Но все это длилось всего мгновение – потому что неожиданно он убрал глаза в складки своего тела и все его лицо изменилось. Нос сплющился, рот исчез совсем, черный глаз появился на середине лба, а зеленый глаз мигал на щеке. Акулий рот раскрылся над подбородком, демонстрируя обилие маленьких желтых клыков.
– Не порть мне вечеринку, сука! – произнес его рот, и металлический осколок сверкнул, когда он поднял его над головой, замахиваясь. Кинжал метнулся к ней, как мщение.
Но сумка Сестры послужила щитом, и кинжал пробил ее материю, но застрял в замерзшей индейке. Он добрался другой рукой до ее горла, и то, что она сделала в следующий момент, она почерпнула из своего опыта уличных сражений, грязных драк: она замахнулась стеклянным кольцом перед его лицом и ударила одним из его выступов прямо в черный глаз посреди его лба.
Вопль, подобный кошачьему, разодрал кожу по краям его рта, и голова его заметалась так быстро, что выступ кольца обломился, все еще горя светом, пронзив его глаз, как кол Одиссея, воткнутый в глаз циклопа. Он бешено молотил воздух кинжалом, а другой глаз провалился во впадину и растворился в теле. Сестра закричала: – Беги! – и Арти Виско и она сама бросились к двери.
Арти нащупал засов, почти вышиб дверь и выскочил из дома; ветер сбил его, повалил на колени. Он заскользил на животе, еще таща за собой кулек с древесными щепками, вниз по ступенькам на заледеневшую дорогу.
Сестра следовала за ним, также не устояв на ногах. Она запихнула стеклянное кольцо подальше в сумку и ползла по льду, уносясь прочь от дома на животе, будто сани. Арти карабкался за ней.
Вслед ним несся бешенный крик, разрываемый порывами ветра: – Я найду тебя! Я найду тебя, сука! Ты не можешь убежать! – Она оглянулась назад и увидела через завесу бури, что он пытается вытащить осколок стекла из глаза; неожиданно земля ушла у него из под ног и он упал на крыльцо. – Я найду тебя! – обещал он, стараясь изо всех сил подняться на ноги. – Ты не сможешь… – Рев штормового ветра заглушил его голос, и Сестра поняла, что стала скользить еще быстрее, соскальзывая вниз по холму, покрытому льдом цвета чая.
Обледеневшая машина замаячила прямо перед ней. Не было никакой возможности обогнуть ее. Она скатилась вниз и с треском стукнулась о машину, задевая по дороге за что–то и разрывая шубу, и продолжала скользить вниз, не в силах остановиться. Она оглянулась и увидела Арти, подпрыгивающего как сосиска, но его путь пролег рядом с машиной, вне опасности.
Они спускались с холма подобно двум саням, несущимся по улице из безжизненных или разрушенных домов, ветер гнал их вперед, а мокрый снег жалил их лица.
Мы найдем еще где–нибудь убежище, подумала Сестра. Может быть, другой дом. У нас есть много еды. Есть дерево, чтобы разжечь огонь. Нет, правда, спичек или зажигалки, но, конечно, уцелев, спасшись бегством, они найдут способ получить искру.
И у нее еще было кольцо. Нечто, называвшееся Дойлом Хэлландом, было право: это была надежда, и она никогда не позволит ей исчезнуть. Никогда. Но в этом было что–то большее. Что–то особенное. Что–то, по словам Бет Фелпс, магическое. Но какова цель этой магии – она понять не могла.
Они собирались выжить и скользили все дальше и дальше, прочь от чудовища, которое носило одежду священника. Я найду тебя! – ей все еще слышался его голос. Я найду тебя! И она боялась, что когда–нибудь, где–нибудь это наверняка случится.
Они скатились до подножия холма, минуя множество брошенных машин, и продолжили катиться еще около сорока ярдов, пока не наткнулись на овраг.
На этом продвижение их пока закончилось, но путешествие их еще только начиналось.
Глава 28. Звук боли
Время шло.
Течение времени Джош оценивал по количеству пустых банок, которые были свалены там, где по его представлениям раньше находился туалет, в том углу, который они оба использовали как уборную и куда бросали пустые банки. Они придерживались нормы: одна банка овощей и одна банка консервированного колбасного фарша каждый день. Способ Джоша исчислять ход времени основывался на работе его кишечника. Он всегда был так же регулярен, как часы. Размер кучи пустых банок давал ему обоснованную оценку времени, он вычислил, что сейчас они находились в подвале уже примерно от девятнадцати до двадцати трех дней. Значит, сейчас было где–то между пятым и тринадцатым августа. Конечно, невозможно было точно сказать, сколько времени прошло до тех пор, как они смогли достаточно прийти в себя, чтобы организовать размеренный ход жизни, но Джош полагал, что это никак не могло быть больше семнадцати дней, а это означало, что прошел примерно один месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
Он выхватил его из рук Сестры.
– Спасибо,– прошептал он.
Через мгновение оно преобразилось: радужные цвета потухли, стали темными и безобразными, превратились в грязно–болотно–коричневый, гнойно–серый, угольно–черный. Стеклянное кольцо не пульсировало; оно лежало мертвым в его руке.
– Черт,– сказал он, удивленный и пораженный. И один из его серых глаз стал бледно–голубым.
Сестра замигала, почувствовав холодные струйки пота, бегущие по позвоночнику. Кровь снова прилила к ее ногам. Ее сердце работало с трудом, словно мотор, заводящийся после холодной ночи.
Его внимание было поглощено темным кольцом, и она знала, что у нее есть только одна–две секунды, чтобы спасти жизнь.
Она оперлась крепче ногами и, размахнувшись кожаной сумкой, ударила его по черепу. Его голова дернулась, губы скривились в гримасу; он пытался отпрыгнуть, но сумка “Гуччи”, наполненная различными свертками и банками, ударила его с той небольшой силой, какую могла собрать Сестра. Она ожидала, что он окажется словно каменный, но была удивлена, когда он простонал и повалился спиной на стену, будто был сделан из папье–маше.
Свободная рука Сестры стремительно протянулась вперед, схватила кольцо, и какое–то мгновение они держали его оба. Что–то похожее на электрический ток пробежало через ее руку, и она увидела лицо, усыпанное сотней носов и ртов и мигающих глаз всех форм и цветов; она подумала, что это, должно быть, его настоящее лицо, лицо масок и изменений, лицо злого хамелеона.
Ее половинка кольца вспыхнула светом даже ярче прежнего. Другая половинка, зажатая им, оставалась черной и холодной.
Сестра вырвала кольцо из его рук, и вторая половинка расцвела, зажглась, как раскаленная на огне. Она увидела как нечто, называвшее себя Дойлом Хэлландом, выбросило руку над головой, чтобы защититься от яркого света. Ее учащенное сердцебиение заставило кольцо бешено пульсировать, и существо, стоящее перед ней, отскочило от волшебного света, как будто было ошеломлено силой кольца и ее собственной силой. И она увидела что–то похоже на страх в его глазах.
Но все это длилось всего мгновение – потому что неожиданно он убрал глаза в складки своего тела и все его лицо изменилось. Нос сплющился, рот исчез совсем, черный глаз появился на середине лба, а зеленый глаз мигал на щеке. Акулий рот раскрылся над подбородком, демонстрируя обилие маленьких желтых клыков.
– Не порть мне вечеринку, сука! – произнес его рот, и металлический осколок сверкнул, когда он поднял его над головой, замахиваясь. Кинжал метнулся к ней, как мщение.
Но сумка Сестры послужила щитом, и кинжал пробил ее материю, но застрял в замерзшей индейке. Он добрался другой рукой до ее горла, и то, что она сделала в следующий момент, она почерпнула из своего опыта уличных сражений, грязных драк: она замахнулась стеклянным кольцом перед его лицом и ударила одним из его выступов прямо в черный глаз посреди его лба.
Вопль, подобный кошачьему, разодрал кожу по краям его рта, и голова его заметалась так быстро, что выступ кольца обломился, все еще горя светом, пронзив его глаз, как кол Одиссея, воткнутый в глаз циклопа. Он бешено молотил воздух кинжалом, а другой глаз провалился во впадину и растворился в теле. Сестра закричала: – Беги! – и Арти Виско и она сама бросились к двери.
Арти нащупал засов, почти вышиб дверь и выскочил из дома; ветер сбил его, повалил на колени. Он заскользил на животе, еще таща за собой кулек с древесными щепками, вниз по ступенькам на заледеневшую дорогу.
Сестра следовала за ним, также не устояв на ногах. Она запихнула стеклянное кольцо подальше в сумку и ползла по льду, уносясь прочь от дома на животе, будто сани. Арти карабкался за ней.
Вслед ним несся бешенный крик, разрываемый порывами ветра: – Я найду тебя! Я найду тебя, сука! Ты не можешь убежать! – Она оглянулась назад и увидела через завесу бури, что он пытается вытащить осколок стекла из глаза; неожиданно земля ушла у него из под ног и он упал на крыльцо. – Я найду тебя! – обещал он, стараясь изо всех сил подняться на ноги. – Ты не сможешь… – Рев штормового ветра заглушил его голос, и Сестра поняла, что стала скользить еще быстрее, соскальзывая вниз по холму, покрытому льдом цвета чая.
Обледеневшая машина замаячила прямо перед ней. Не было никакой возможности обогнуть ее. Она скатилась вниз и с треском стукнулась о машину, задевая по дороге за что–то и разрывая шубу, и продолжала скользить вниз, не в силах остановиться. Она оглянулась и увидела Арти, подпрыгивающего как сосиска, но его путь пролег рядом с машиной, вне опасности.
Они спускались с холма подобно двум саням, несущимся по улице из безжизненных или разрушенных домов, ветер гнал их вперед, а мокрый снег жалил их лица.
Мы найдем еще где–нибудь убежище, подумала Сестра. Может быть, другой дом. У нас есть много еды. Есть дерево, чтобы разжечь огонь. Нет, правда, спичек или зажигалки, но, конечно, уцелев, спасшись бегством, они найдут способ получить искру.
И у нее еще было кольцо. Нечто, называвшееся Дойлом Хэлландом, было право: это была надежда, и она никогда не позволит ей исчезнуть. Никогда. Но в этом было что–то большее. Что–то особенное. Что–то, по словам Бет Фелпс, магическое. Но какова цель этой магии – она понять не могла.
Они собирались выжить и скользили все дальше и дальше, прочь от чудовища, которое носило одежду священника. Я найду тебя! – ей все еще слышался его голос. Я найду тебя! И она боялась, что когда–нибудь, где–нибудь это наверняка случится.
Они скатились до подножия холма, минуя множество брошенных машин, и продолжили катиться еще около сорока ярдов, пока не наткнулись на овраг.
На этом продвижение их пока закончилось, но путешествие их еще только начиналось.
Глава 28. Звук боли
Время шло.
Течение времени Джош оценивал по количеству пустых банок, которые были свалены там, где по его представлениям раньше находился туалет, в том углу, который они оба использовали как уборную и куда бросали пустые банки. Они придерживались нормы: одна банка овощей и одна банка консервированного колбасного фарша каждый день. Способ Джоша исчислять ход времени основывался на работе его кишечника. Он всегда был так же регулярен, как часы. Размер кучи пустых банок давал ему обоснованную оценку времени, он вычислил, что сейчас они находились в подвале уже примерно от девятнадцати до двадцати трех дней. Значит, сейчас было где–то между пятым и тринадцатым августа. Конечно, невозможно было точно сказать, сколько времени прошло до тех пор, как они смогли достаточно прийти в себя, чтобы организовать размеренный ход жизни, но Джош полагал, что это никак не могло быть больше семнадцати дней, а это означало, что прошел примерно один месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128