Незнакомый мне полицейский в штатском выставил локоть в открытое окно.
Двойственность положения — наполовину полицейский, наполовину штатский — угнетала меня. Я испытал непреодолимое желание нарушить слово, данное Джонсону: остановить патрульную машину и поднять общую тревогу. Но момент был упущен. Автомобиль скрылся из виду, и импульс погас. Нужно было действовать в рамках, навязанных Джонсоном, или же сидеть сложа руки.
Часы показывали два — с того времени, как чемоданчик забрали со станции, прошло уже три часа. Оставался шанс, что этот человек все еще находится в городе, несмотря на то, что он вполне мог приехать сюда за день и провести здесь ночь, ибо письмо о выкупе было отправлено прошлым вечером. Если так, то, по-видимому, он остановился где-то рядом со станцией, возможно, укрылся в одном из портовых отелей и пережидает время до ночи.
Зона залива в свое время была разрекламирована как «Хуан-ле-Пэн Дикого Запада». Но годы потрясений и отсутствие мозгов в муниципальном правительстве привели к тому, что мэр отдал ее грошовым пассажам, каруселям, пивным ларькам и гостиницам, в которых вы наутро рисковали оказаться без штанов. Отели были самого разного пошиба: от вонючих ночлежек до абсолютно респектабельных на вид. В разное время я побывал почти во всех.
Латиноамериканская горничная в мотеле «Делмар», почувствовав, что ее девственность находится под угрозой, выплеснула в лицо постояльцу банку нашатыря: три года условно под наблюдением психиатра. Семнадцатилетний парнишка, с первого курса гимназии, которому дали условный срок за кражу допотопного автомобиля, нанял в «Глории» комнатку, чтобы спокойно покончить жизнь самоубийством. Потребовалось восемнадцать часов, чтобы вывести его из барбитуратной комы.
Я отряхнулся от воспоминаний и огляделся. Детишки и девушки в купальниках, мальчишки и мужчины в футболках двигались по волнолому на причал. Белый песок у волнолома был расцвечен разномастными, цветастыми купальными костюмами. На дальнем конце пляжа команда гребцов спускала на воду легкую скорлупку из кедрового дерева. Лодка соскользнула в море и стала, словно водомерка лапами, перебирать веслами, а над бортами в унисон кивали восемь одинаково подстриженных голов.
Я вошел в узкий, изукрашенный бамбуком вестибюль отеля «Глория». Дежурный клерк припомнил меня. Это был тощий неопределенного возраста итальянец, который, казалось, абсолютно не менялся с годами. Я описал человека, которого искал. Нет, ни сегодня, ни вчера он не видел никого подходящего под описание. Извините, что ничем не смогли вам помочь, мистер Кросс.
В «Делмаре» нашатырношвырятельная горничная, оказывается, вышла замуж за хозяина и теперь сидела за конторкой. Стоило мне войти, как ее огромные черные глаза стали еще огромнее. От условного срока ей оставался год.
— Мистер Кросс? Вы хотели меня видеть?
— Успокойся, Секундина. Мисс Девон сообщила мне, что дела у тебя в полном порядке.
Она вышла из-за конторки через крутящиеся дверки: прелестная девушка в испанской блузке, с лентами в волосах. Даже администрирование требует стильности.
— Мисс Девон — хорошая женщина, — заявила она. — Я больше никогда не боюсь — ничего не боюсь. — Секундина повела руками, видимо, жестами стараясь объяснить, что действительно больше не боится. Ленты в волосах затрепетали.
Я сказал:
— Ищу одного мужчину...
— Какого? Он остановился здесь?
— Это мне и надо выяснить, Секундина. — Я описал его.
— Этот не из наших постояльцев, — заявила она уверенно. — Ун моменте Минутку. Думаю... ээ... думаю, что видела такого.
— Когда это было?
— Утром. Я как раз веранду подметала. Много песка надуло с пляжа. — Ее рука двинулась вбок, имитируя пересыпающийся песок. — Этот большой старый мужчина шел по улице, двигался очень быстро.
Она принялась вышагивать по кругу, в котором я оказался центром. Ее высококвалифицированная мимика изобразила даже припадание на одну ногу. Закончилось все это представление покачиванием с пятки на носок, в стиле платных танцоров.
— Ты можешь припомнить, в какое именно время ты его видела?
Карминовый ротик даже приоткрылся от напряжения.
— Одиннадцать часов? Пять минут двенадцатого? Десять минут? Сразу после одиннадцати. В одиннадцать я открываю контору.
— Ты не заметила: может быть, он нес что-нибудь в руках?
Она обдумала вопрос, оттопырив пальцем нижнюю губу.
— Не уверена... Может быть, пиджак? Пальто? Я невнимательно глядела на него.
— А ты не приметила, куда он пошел?
— Туда, по направлению к конторе капитана порта. — Она указала на север, параллельно береговой линии.
— И значит, он торопился?
— О, да-а, очень быстро!
И она снова принялась изображать прихрамывающую походку. Я, словно регулировщик, поднял руку. Секундина улыбнулась и прекратила ходить. Я поднес пальцы к шляпе и вышел из вестибюля. Она крикнула мне в спину:
— Передайте привет мисс Девон!
Прилив энергии после разговора с Секундиной быстро сошел на нет. В направлении, которое указала мне девушка, не было ни одного заведения кроме дешевенькой ночлежки, над магазинчиком с жареной рыбой. «Жареная рыба. Комнаты за доллар. Попробуйте нашу специальную копченую рыбу. Джамбо Шримп». Седой портье, работавший по совместительству еще и посыльным, сообщил, что никогда не видел нужного мне человека. А если бы и видел, то все равно бы не сказал.
Сборный из гофрированного железа домик начальника порта и пирс находились в защищенном волноломом уголке бухты, где Пойнт сворачивал от береговой линии. Из душевой перед домиком, словно из обезьяньего питомника, неслись вопли, свист, улюлюканье. Чуть дальше огромные валуны укрепляли уступчатый берег. Заброшенный пляж, размытый на мыске опасными течениями, был закрыт для купающихся. Зато кишел чайками. Они поднимались в воздух, словно снег, падающий вверх, и круто уносились в море.
Припорошенная песком асфальтовая дорога, шедшая через основание мыса, никуда не вела. Танцевальный павильон, в который она упиралась, был разбит зимней бурей несколько лет назад. От павильона остались лишь крошащиеся бетонные столбы и стертая ветрами вывеска: «Обедай и танцуй под музыку волн».
Несколько машин носами к дюнам стояли у обочины. Рядом ржавели полуразрушенные драндулеты, возле которых расположилась в многоместном автомобиле семейка, поедающая ленч, а еще дальше — старый грузовик, доверху набитый почерневшими рыбачьими сетями. Черно-коричневая дворняга с головой добермана яростно залаяла на меня из кузова и, поздравляя саму себя, победно замахала хвостом.
— Герой, — сказал я ей. От лая грузовик заходил ходуном. Чайки, успевшие вернуться, вновь снялись со своего места. Они походили на начинку небесно-морского пирога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Двойственность положения — наполовину полицейский, наполовину штатский — угнетала меня. Я испытал непреодолимое желание нарушить слово, данное Джонсону: остановить патрульную машину и поднять общую тревогу. Но момент был упущен. Автомобиль скрылся из виду, и импульс погас. Нужно было действовать в рамках, навязанных Джонсоном, или же сидеть сложа руки.
Часы показывали два — с того времени, как чемоданчик забрали со станции, прошло уже три часа. Оставался шанс, что этот человек все еще находится в городе, несмотря на то, что он вполне мог приехать сюда за день и провести здесь ночь, ибо письмо о выкупе было отправлено прошлым вечером. Если так, то, по-видимому, он остановился где-то рядом со станцией, возможно, укрылся в одном из портовых отелей и пережидает время до ночи.
Зона залива в свое время была разрекламирована как «Хуан-ле-Пэн Дикого Запада». Но годы потрясений и отсутствие мозгов в муниципальном правительстве привели к тому, что мэр отдал ее грошовым пассажам, каруселям, пивным ларькам и гостиницам, в которых вы наутро рисковали оказаться без штанов. Отели были самого разного пошиба: от вонючих ночлежек до абсолютно респектабельных на вид. В разное время я побывал почти во всех.
Латиноамериканская горничная в мотеле «Делмар», почувствовав, что ее девственность находится под угрозой, выплеснула в лицо постояльцу банку нашатыря: три года условно под наблюдением психиатра. Семнадцатилетний парнишка, с первого курса гимназии, которому дали условный срок за кражу допотопного автомобиля, нанял в «Глории» комнатку, чтобы спокойно покончить жизнь самоубийством. Потребовалось восемнадцать часов, чтобы вывести его из барбитуратной комы.
Я отряхнулся от воспоминаний и огляделся. Детишки и девушки в купальниках, мальчишки и мужчины в футболках двигались по волнолому на причал. Белый песок у волнолома был расцвечен разномастными, цветастыми купальными костюмами. На дальнем конце пляжа команда гребцов спускала на воду легкую скорлупку из кедрового дерева. Лодка соскользнула в море и стала, словно водомерка лапами, перебирать веслами, а над бортами в унисон кивали восемь одинаково подстриженных голов.
Я вошел в узкий, изукрашенный бамбуком вестибюль отеля «Глория». Дежурный клерк припомнил меня. Это был тощий неопределенного возраста итальянец, который, казалось, абсолютно не менялся с годами. Я описал человека, которого искал. Нет, ни сегодня, ни вчера он не видел никого подходящего под описание. Извините, что ничем не смогли вам помочь, мистер Кросс.
В «Делмаре» нашатырношвырятельная горничная, оказывается, вышла замуж за хозяина и теперь сидела за конторкой. Стоило мне войти, как ее огромные черные глаза стали еще огромнее. От условного срока ей оставался год.
— Мистер Кросс? Вы хотели меня видеть?
— Успокойся, Секундина. Мисс Девон сообщила мне, что дела у тебя в полном порядке.
Она вышла из-за конторки через крутящиеся дверки: прелестная девушка в испанской блузке, с лентами в волосах. Даже администрирование требует стильности.
— Мисс Девон — хорошая женщина, — заявила она. — Я больше никогда не боюсь — ничего не боюсь. — Секундина повела руками, видимо, жестами стараясь объяснить, что действительно больше не боится. Ленты в волосах затрепетали.
Я сказал:
— Ищу одного мужчину...
— Какого? Он остановился здесь?
— Это мне и надо выяснить, Секундина. — Я описал его.
— Этот не из наших постояльцев, — заявила она уверенно. — Ун моменте Минутку. Думаю... ээ... думаю, что видела такого.
— Когда это было?
— Утром. Я как раз веранду подметала. Много песка надуло с пляжа. — Ее рука двинулась вбок, имитируя пересыпающийся песок. — Этот большой старый мужчина шел по улице, двигался очень быстро.
Она принялась вышагивать по кругу, в котором я оказался центром. Ее высококвалифицированная мимика изобразила даже припадание на одну ногу. Закончилось все это представление покачиванием с пятки на носок, в стиле платных танцоров.
— Ты можешь припомнить, в какое именно время ты его видела?
Карминовый ротик даже приоткрылся от напряжения.
— Одиннадцать часов? Пять минут двенадцатого? Десять минут? Сразу после одиннадцати. В одиннадцать я открываю контору.
— Ты не заметила: может быть, он нес что-нибудь в руках?
Она обдумала вопрос, оттопырив пальцем нижнюю губу.
— Не уверена... Может быть, пиджак? Пальто? Я невнимательно глядела на него.
— А ты не приметила, куда он пошел?
— Туда, по направлению к конторе капитана порта. — Она указала на север, параллельно береговой линии.
— И значит, он торопился?
— О, да-а, очень быстро!
И она снова принялась изображать прихрамывающую походку. Я, словно регулировщик, поднял руку. Секундина улыбнулась и прекратила ходить. Я поднес пальцы к шляпе и вышел из вестибюля. Она крикнула мне в спину:
— Передайте привет мисс Девон!
Прилив энергии после разговора с Секундиной быстро сошел на нет. В направлении, которое указала мне девушка, не было ни одного заведения кроме дешевенькой ночлежки, над магазинчиком с жареной рыбой. «Жареная рыба. Комнаты за доллар. Попробуйте нашу специальную копченую рыбу. Джамбо Шримп». Седой портье, работавший по совместительству еще и посыльным, сообщил, что никогда не видел нужного мне человека. А если бы и видел, то все равно бы не сказал.
Сборный из гофрированного железа домик начальника порта и пирс находились в защищенном волноломом уголке бухты, где Пойнт сворачивал от береговой линии. Из душевой перед домиком, словно из обезьяньего питомника, неслись вопли, свист, улюлюканье. Чуть дальше огромные валуны укрепляли уступчатый берег. Заброшенный пляж, размытый на мыске опасными течениями, был закрыт для купающихся. Зато кишел чайками. Они поднимались в воздух, словно снег, падающий вверх, и круто уносились в море.
Припорошенная песком асфальтовая дорога, шедшая через основание мыса, никуда не вела. Танцевальный павильон, в который она упиралась, был разбит зимней бурей несколько лет назад. От павильона остались лишь крошащиеся бетонные столбы и стертая ветрами вывеска: «Обедай и танцуй под музыку волн».
Несколько машин носами к дюнам стояли у обочины. Рядом ржавели полуразрушенные драндулеты, возле которых расположилась в многоместном автомобиле семейка, поедающая ленч, а еще дальше — старый грузовик, доверху набитый почерневшими рыбачьими сетями. Черно-коричневая дворняга с головой добермана яростно залаяла на меня из кузова и, поздравляя саму себя, победно замахала хвостом.
— Герой, — сказал я ей. От лая грузовик заходил ходуном. Чайки, успевшие вернуться, вновь снялись со своего места. Они походили на начинку небесно-морского пирога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53