И ведь ни одна сволочь его даже не предупредила. Сидел Соломон Израилевич и тщательно счищал шкурку с жирной селедочки на газетке с кроссвордами. От своего занятия он не оторвался и в тот момент, когда Мишка пропихивал вперед через вахту черного хода полураздетого дядю Вову.
— Здгавствуй, Миша! — сказал Соломон Израилевич довольным голосом. — К маме пгишел? Не надо бы мешать маме габотать! Господин Кгапоткин этого не одобгяет!
Миша понял, что Соломона Израилевича опять ни одна сволочь не предупредила, что господин Кропоткин здесь больше не работает.
— Я это… водопроводчика веду! Ненадолго я! — сказал Миша, проползая сквозь раму вертушки.
— Молодец! — любовно сказал Соломон Израилевич. И Миша не понял, к чему отнести эти его слова. Либо к мучительному преодолению им хромированной вертушки, либо к тщательно разделанной селедочной тушке.
Они поднялись по пожарной лестнице, никого, к счастью, не встретив, потом Миша осторожно выглянул в коридор. Из мамкиного кабинета двое битюгов потащили сильно побитую телохранительницу. Мишка только тяжело вздохнул и поманил бывшего демона за собой. А тот вдруг заупрямился: «Ни за что, — говорит, — не расстанусь я теперь с нею! Пошли вы все туда-то, а потом еще за угол заверните! Бейте, душите, вилками давитесь! А я буду вести высоко духовный образ жизни наедине с этим достижением Божественной мысли! Хрен вам всем, а не души! Вам для такой жизни души без надобности!»
Мишке тут пришлось объяснять еще этому гаду, что его мамка без души такого натворить может, что мало никому не покажется. Всем станет всего полно! Прямо в штанах!
Пока объяснялись, битюги вернулись, конечно. Недалеко они куда-то телохранительшу свалили. Ну, прихватили они за шкирку обоих наших мужичков, да к Петровой в кабинет обратным ходом и доставили.
— Валентина Викторовна! А с этими что делать? — пробасил старший по званию.
— В расход! Ой, постойте-ка! Это же Миша мой! Вроде! А с тем — разберитесь как следует. Только на ковер больше не капайте! Ковер стоит больше всех вас оптом.
— Мам! Ты чего? — спросил ее Мишка, вцепившись в рукав дяди Вовы, которого дружно подхватили под микитки мамины хлопцы.
— А вы, дамочка, ничего случаем не потеряли? Что на лице пурга метет, милая? — вдруг радостно спросил ее дядя Вова. — Не это ли ищешь, хорошая?
Петрова пристально посмотрела на него особым взглядом, заранее обещавшим мало хорошего. Но тут Вовик распахнул перед нею свой засаленный кителек, а там, крепко прижавшись к его широкой груди, покрытой буйной рыжеватой растительностью, светилась и радостно переливалась всеми красками ее, Петровой, бессмертная душа. И только она замурлыкала от внезапного избытка света, как Петрова на полусогнутых рванула к своей душе… Потому что, девочки, шуба — это хорошо, деньги — это еще лучше! Всех ментов в городе к перламутровому ноготку, а чиновных мужиков по полкам — кайф, девочки, редкий. Но самое лучшее — это когда душа на месте…
Что сказать о бывшей империи какой-то Петровой? Да кто ее вспоминает нынче? Рассыпалось все в миг, будто и не было ничего. Одно демоническое наваждение. Бесовщина какая-то. Бездуховная. Дверь, правда, на месте осталась, телик японский — тоже. Но Микки Маусы при первой же стирке, к великой радости Мишки, навсегда слиняли с его одеяла.
Дядю Вову Петрова взяла к себе жить насовсем. Остатками ума она, конечно, понимала, что вариант этот — из последних, что Вове этому самое место на городской помойке. Но ничего со своею душою, которая где-то в подземных мирах разделилась у нее надвое, поделать не могла.
«Мы с Вовочкой две половинки одной души!» — оправдывалась Петрова перед соседками, развешивая сушиться стираные Вовины манатки. И соседки только крутили головами и не понимали, откуда такие дуры берутся? Да и Вова этот ее мохнатый был тот еще чудила. Видать, из Нижнего Тагила.
Вначале дядя Вова честно пытался спать у них на полу на кухне, но, поскольку новенькая душа звала его к окончательному объединению, он постепенно перебрался под бок к Петровой.
Весной Мишку выгнали из садика в школку. На остатки прежней роскоши Петрова купила огородный участок с баней. А дом там стали общими усилиями возводить Мишка и бывший демон дядя Вова. Редиску и лук в тот год уже свои кушали.
И настало тогда у них счастье. Мишке к школе купили костюм за восемьсот шестьдесят рублей, кепку, как у Сашки из второго подъезда, за тридцать восемь рублей, пенальчик с пикалками за восемнадцать рублей десять копеек.
Дядя Вова устроился грузчиком в продуктовый ларек на рыночный пятачок. Стал местной достопримечательностью. В обеденный перерыв, к всеобщему удивлению армян, цыган, татар и азербайджанцев, он читает огромную книжку с биографиями великих полководцев. Вернее, читал пару раз. Пока книжку не сперли.
Он ловко переделал Мишке мамкин старый сумарь на отличный такой рюкзак. Магией почти не пользовался. Он вообще теперь редко к ней прибегает. Разве что дня за три до получки. Остатками магических сил дядя Вова в такие критические дни обучает порхать через забор к Мишке, стоящему на шухере, мороженные куриные окорочка и упаковки куриных сосисок. А вот с говядиной и бараниной у него ни разу не получилось. Били даже. Понял он тогда, короче, что бараны не летают.
Мишина бабка сбилась с пенсии на кроссовки внуку и книжки разные для первого года обучения, пообещала даже брелок купить с выпученными глазками. Пить запоем она после больнички для богатых побаивается, так что деньжонки у нее водятся. Она же горячий стаж раньше еще выработала, а теперь вообще к одному новому русскому устроилась. Кастрюли и картошку чистить — в подсобницы к повару-китайцу. Китаец вполне свой человек, хоть и китаец. Жалеет бабку. Два раза в неделю. Больше бабке никак нельзя при ее радикулите. Мишке приходится ее в такие жалостные дни встречать, китайскую кулинарию до дома оттаскивать. Только все овощные продукты этот китаец нарочно переделывает в мясо и грибы под соусом. Сука. Хотя дядя Вова говорит, что для здоровья это даже полезнее.
А Петрова… Да ну ни чо таким Петровым не бывает! Даже в сказках! Ржет опять по-прежнему. Дура, одним словом. Мишка так и понял, когда мамка мечтательно ему сказала на днях, что им с дядей Вовой, наверно, скоро аист принесет еще кого-то. Мишка вначале рассердился на этого демонического мамкиного примака, а потом, глядя, как мамка весело собирает осколки только что кокнутого ею же последнего в доме фужера, подумал, что хрен с ними. Пускай веселятся. К счастью же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9
— Здгавствуй, Миша! — сказал Соломон Израилевич довольным голосом. — К маме пгишел? Не надо бы мешать маме габотать! Господин Кгапоткин этого не одобгяет!
Миша понял, что Соломона Израилевича опять ни одна сволочь не предупредила, что господин Кропоткин здесь больше не работает.
— Я это… водопроводчика веду! Ненадолго я! — сказал Миша, проползая сквозь раму вертушки.
— Молодец! — любовно сказал Соломон Израилевич. И Миша не понял, к чему отнести эти его слова. Либо к мучительному преодолению им хромированной вертушки, либо к тщательно разделанной селедочной тушке.
Они поднялись по пожарной лестнице, никого, к счастью, не встретив, потом Миша осторожно выглянул в коридор. Из мамкиного кабинета двое битюгов потащили сильно побитую телохранительницу. Мишка только тяжело вздохнул и поманил бывшего демона за собой. А тот вдруг заупрямился: «Ни за что, — говорит, — не расстанусь я теперь с нею! Пошли вы все туда-то, а потом еще за угол заверните! Бейте, душите, вилками давитесь! А я буду вести высоко духовный образ жизни наедине с этим достижением Божественной мысли! Хрен вам всем, а не души! Вам для такой жизни души без надобности!»
Мишке тут пришлось объяснять еще этому гаду, что его мамка без души такого натворить может, что мало никому не покажется. Всем станет всего полно! Прямо в штанах!
Пока объяснялись, битюги вернулись, конечно. Недалеко они куда-то телохранительшу свалили. Ну, прихватили они за шкирку обоих наших мужичков, да к Петровой в кабинет обратным ходом и доставили.
— Валентина Викторовна! А с этими что делать? — пробасил старший по званию.
— В расход! Ой, постойте-ка! Это же Миша мой! Вроде! А с тем — разберитесь как следует. Только на ковер больше не капайте! Ковер стоит больше всех вас оптом.
— Мам! Ты чего? — спросил ее Мишка, вцепившись в рукав дяди Вовы, которого дружно подхватили под микитки мамины хлопцы.
— А вы, дамочка, ничего случаем не потеряли? Что на лице пурга метет, милая? — вдруг радостно спросил ее дядя Вова. — Не это ли ищешь, хорошая?
Петрова пристально посмотрела на него особым взглядом, заранее обещавшим мало хорошего. Но тут Вовик распахнул перед нею свой засаленный кителек, а там, крепко прижавшись к его широкой груди, покрытой буйной рыжеватой растительностью, светилась и радостно переливалась всеми красками ее, Петровой, бессмертная душа. И только она замурлыкала от внезапного избытка света, как Петрова на полусогнутых рванула к своей душе… Потому что, девочки, шуба — это хорошо, деньги — это еще лучше! Всех ментов в городе к перламутровому ноготку, а чиновных мужиков по полкам — кайф, девочки, редкий. Но самое лучшее — это когда душа на месте…
Что сказать о бывшей империи какой-то Петровой? Да кто ее вспоминает нынче? Рассыпалось все в миг, будто и не было ничего. Одно демоническое наваждение. Бесовщина какая-то. Бездуховная. Дверь, правда, на месте осталась, телик японский — тоже. Но Микки Маусы при первой же стирке, к великой радости Мишки, навсегда слиняли с его одеяла.
Дядю Вову Петрова взяла к себе жить насовсем. Остатками ума она, конечно, понимала, что вариант этот — из последних, что Вове этому самое место на городской помойке. Но ничего со своею душою, которая где-то в подземных мирах разделилась у нее надвое, поделать не могла.
«Мы с Вовочкой две половинки одной души!» — оправдывалась Петрова перед соседками, развешивая сушиться стираные Вовины манатки. И соседки только крутили головами и не понимали, откуда такие дуры берутся? Да и Вова этот ее мохнатый был тот еще чудила. Видать, из Нижнего Тагила.
Вначале дядя Вова честно пытался спать у них на полу на кухне, но, поскольку новенькая душа звала его к окончательному объединению, он постепенно перебрался под бок к Петровой.
Весной Мишку выгнали из садика в школку. На остатки прежней роскоши Петрова купила огородный участок с баней. А дом там стали общими усилиями возводить Мишка и бывший демон дядя Вова. Редиску и лук в тот год уже свои кушали.
И настало тогда у них счастье. Мишке к школе купили костюм за восемьсот шестьдесят рублей, кепку, как у Сашки из второго подъезда, за тридцать восемь рублей, пенальчик с пикалками за восемнадцать рублей десять копеек.
Дядя Вова устроился грузчиком в продуктовый ларек на рыночный пятачок. Стал местной достопримечательностью. В обеденный перерыв, к всеобщему удивлению армян, цыган, татар и азербайджанцев, он читает огромную книжку с биографиями великих полководцев. Вернее, читал пару раз. Пока книжку не сперли.
Он ловко переделал Мишке мамкин старый сумарь на отличный такой рюкзак. Магией почти не пользовался. Он вообще теперь редко к ней прибегает. Разве что дня за три до получки. Остатками магических сил дядя Вова в такие критические дни обучает порхать через забор к Мишке, стоящему на шухере, мороженные куриные окорочка и упаковки куриных сосисок. А вот с говядиной и бараниной у него ни разу не получилось. Били даже. Понял он тогда, короче, что бараны не летают.
Мишина бабка сбилась с пенсии на кроссовки внуку и книжки разные для первого года обучения, пообещала даже брелок купить с выпученными глазками. Пить запоем она после больнички для богатых побаивается, так что деньжонки у нее водятся. Она же горячий стаж раньше еще выработала, а теперь вообще к одному новому русскому устроилась. Кастрюли и картошку чистить — в подсобницы к повару-китайцу. Китаец вполне свой человек, хоть и китаец. Жалеет бабку. Два раза в неделю. Больше бабке никак нельзя при ее радикулите. Мишке приходится ее в такие жалостные дни встречать, китайскую кулинарию до дома оттаскивать. Только все овощные продукты этот китаец нарочно переделывает в мясо и грибы под соусом. Сука. Хотя дядя Вова говорит, что для здоровья это даже полезнее.
А Петрова… Да ну ни чо таким Петровым не бывает! Даже в сказках! Ржет опять по-прежнему. Дура, одним словом. Мишка так и понял, когда мамка мечтательно ему сказала на днях, что им с дядей Вовой, наверно, скоро аист принесет еще кого-то. Мишка вначале рассердился на этого демонического мамкиного примака, а потом, глядя, как мамка весело собирает осколки только что кокнутого ею же последнего в доме фужера, подумал, что хрен с ними. Пускай веселятся. К счастью же!
1 2 3 4 5 6 7 8 9