– Это Шекспир, к вашему сведению, молодые люди.
Слишком молодые, чтобы хоть что-то прочесть. Ну-ну. Возможно, я уже в таком возрасте, что нахожусь во власти тех, кто окружает меня, в мире, для которого мои слова уже ничего не значат… Прямо как эти несчастные «тяжеловесы», разве нет?
Лунзи тотчас вскинула голову:
– Вы что-то сказали о «тяжеловесах», адмирал?
– Служили несколько под моим началом. Когда это было?.. Восемь, десять лет назад, а, Дон?
– Четырнадцать, адмирал.
Коромель выставил вперед челюсть, подсчитывая года.
– Да, точно. Будь прокляты эти канцелярские дела. Теряешь ход времени.
«Тяжеловесы»! Плохая затея, вот что. Не должно адаптировать людей к окружающей среде. Мы должны среду адаптировать к людям. В конце концов, по замыслу Божьему, должно быть именно так!
– Формирование планет отнимает слишком много времени, адмирал, – резонно ввернула Шарю. – Миры, где живут «тяжеловесы», всем хороши для людей, за исключением гравитации. Вот «тяжеловесов» и сотворили, чтобы они к ней адаптировались.
– Вот именно, сотворили! Сотворили национальное меньшинство, вот что они сделали, – брызгал слюной адмирал. – Мало нам было проблем с партизанщиной. Едва мы добились того, что все расы и народы притерлись друг к другу, как эти умники отелились ещё одним подвидом, и все это безобразие началось сначала. Добились лишь того, что обычные люди во весь голос завопили о той трагедии на Фениксе, говоря, что «тяжеловесы» плясали на могилах «легковесов», которые поселились там прежде. Но можно побиться об заклад, что они немало отвалили тому, кто помог им устроить обвал. И, вероятно, изрядный процент от их экспортного дохода в придачу.
– А я слышала, что первое поселение уничтожили пираты, – заметила Лунзи, с досадой вспоминая острую тоску, в которой она прожила два года, думая, что Фиона – одна из тех, кто погиб на Фениксе.
– И вы вполне можете верить этому, доктор. Скорее всего они отрезали Феникс от внешнего мира, выведя из строя линии связи, разрушили системы жизнеобеспечения, торговлю и так далее. А когда население планеты оказалось не в состоянии само поддерживать своё существование, права автоматически перешли к следующей группе, которой это было под силу. Мой корабль как-то получил сигнал бедствия от торгового корабля. Пираты преследовали его от внешнего края системы Эридана. Они имели довольно тяжелые повреждения, но тем не менее ещё шли на ионниках, когда на сцене появились мы. Мой связной офицер три недели трепался с их старшим, пока мы летели на выручку. Потеряешь присутствие духа – потеряешь победу, вот что я скажу!
– Вы взяли пиратов в плен? – нетерпеливо спросила Лунзи, подаваясь вперед.
Адмирал с сожалением покачал головой:
– Нет, черт побери. В этом ряду побрякушек на моей груди появилась бы ещё одна симпатичная звездочка, если бы нам это удалось. Мы вступили в бой, как только они с отчаяния пальнули вслед торговому кораблю, и открыли ответный огонь. Эти бедные торговцы на своем маленьком суденышке помолились небесам о благословении на наши головы и со всех ног удрали! У пиратов не оставалось выбора. Они не могли повернуться ко мне задом. Мой корабль был продырявлен, но вполне жизнеспособен. Пиратам повезло меньше.
Я видел, как с их судна сорвало листовую обшивку корпуса, полетели обломки и рваные края скрутились, когда раздался взрыв. Должно быть, в атмосферной камере, где пряталась команда. Надеюсь, не там, где пленники.
Каковы бы ни были их двигатели, наши оказались лучше. Мы преследовали их за пределами системы, в радиационном поясе, гнали мимо комет. В конце концов мой стрелок поразил их двигатель по левому борту. Их пару раз крутануло, но они восстановили курс, однако мой снайпер опять их достал.
Они и отпрыгались. Но как только мы передали, что мы с нашей ударной группой идем брать их на абордаж, они взорвали себя! – Адмирал вытянул перед собой руки, хватая ртом воздух. – Я видел их так же, как собственные пальцы! Ни один капитан не смог ещё взять в плен планетарных пиратов. Но я льщу себе тем, что если не сумел я, то и никто не сможет.
– Вы действительно льстите себе, адмирал, – дерзко заметила Шарю. – Но скорее всего вы правы.
Лунзи неизменно проводила вечера в голограммной комнате в обществе адмирала и его помощника, если не требовалось её присутствия в лазарете.
Больше прочих Коромель любил две голограммы. Их частенько запрашивали в нишу, где они с Доном часами сиживали перед отходом ко сну. Первая изображала капитанский мостик его флагманского корабля, носившего название «Федерация». Вторая появлялась, когда у Лунзи возникало подозрение, что Коромель в печальном расположении духа. То был пылающий камин с изразцами и узорным медным колпаком в каменно-кирпичной стене. Система демонстрации голограмм включала не только видеоэкран, но также терморегулятор и генератор запахов. Лунзи ощущала тепло пламени и вдыхала запах горящих поленьев, когда усаживалась в одно из трех глубоких мягких кресел, которыми была меблирована ниша.
Однажды, когда Лунзи в очередной раз навестила своего протеже, Дон встал и подал знак официанту принести ей выпить. Как она и ожидала, Коромель сидел, согнувшись, упираясь локтем в колено, в другой руке держа пузатый бокал, и вглядывался в пляску света и тени, слушая негромкую, словно доносящуюся откуда-то издали музыку. Он не заметил появления Лунзи.
Она немного постояла, глядя на него. Адмирал казался задумчивым, скорее даже грустным.
– О чем вы задумались, адмирал? – тихо спросила Лунзи.
– М-м? А, это вы, доктор. Ничего. Ничего особенного. Всего лишь вспоминал сына. Он служит. Тоже подает большие надежды. И пусть попробует только их не оправдать.
– Вы скучаете по нему, – предположила Лунзи, интуитивно догадываясь, что хотел сказать старик.
– Да, черт возьми. Это замечательный молодой человек. Вы примерно того же возраста, как и он, я бы сказал. Вы… У вас нет детей, да?
– Только дочь. Я встречаюсь с ней на Альфе Центавра.
– Маленькая девочка, а? Вы кажетесь совсем юной. – Коромель кашлянул и самокритично добавил:
– Конечно, в мои года все кажутся молодыми.
– Адмирал, по официальному возрасту я гораздо ближе к вам, чем к вашему сыну, – пожала плечами Лунзи. – В судовых ведомостях так и записано; вы можете сами посмотреть, если хотите. Я лежала в холодном сне. Моей маленькой девочке идет семьдесят восьмой год.
– А вы об этом не говорили. Да-да-да, так вот почему вы настолько хорошо понимаете все эти древние истории, о которых я разглагольствую. Вы были там и тогда. Мы должны поговорить о старых временах! – Адмирал устремил на неё молящий взгляд, проникнутый одиночеством, тронувший Лунзи до самого сердца. – Так мало осталось тех, кто помнит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Слишком молодые, чтобы хоть что-то прочесть. Ну-ну. Возможно, я уже в таком возрасте, что нахожусь во власти тех, кто окружает меня, в мире, для которого мои слова уже ничего не значат… Прямо как эти несчастные «тяжеловесы», разве нет?
Лунзи тотчас вскинула голову:
– Вы что-то сказали о «тяжеловесах», адмирал?
– Служили несколько под моим началом. Когда это было?.. Восемь, десять лет назад, а, Дон?
– Четырнадцать, адмирал.
Коромель выставил вперед челюсть, подсчитывая года.
– Да, точно. Будь прокляты эти канцелярские дела. Теряешь ход времени.
«Тяжеловесы»! Плохая затея, вот что. Не должно адаптировать людей к окружающей среде. Мы должны среду адаптировать к людям. В конце концов, по замыслу Божьему, должно быть именно так!
– Формирование планет отнимает слишком много времени, адмирал, – резонно ввернула Шарю. – Миры, где живут «тяжеловесы», всем хороши для людей, за исключением гравитации. Вот «тяжеловесов» и сотворили, чтобы они к ней адаптировались.
– Вот именно, сотворили! Сотворили национальное меньшинство, вот что они сделали, – брызгал слюной адмирал. – Мало нам было проблем с партизанщиной. Едва мы добились того, что все расы и народы притерлись друг к другу, как эти умники отелились ещё одним подвидом, и все это безобразие началось сначала. Добились лишь того, что обычные люди во весь голос завопили о той трагедии на Фениксе, говоря, что «тяжеловесы» плясали на могилах «легковесов», которые поселились там прежде. Но можно побиться об заклад, что они немало отвалили тому, кто помог им устроить обвал. И, вероятно, изрядный процент от их экспортного дохода в придачу.
– А я слышала, что первое поселение уничтожили пираты, – заметила Лунзи, с досадой вспоминая острую тоску, в которой она прожила два года, думая, что Фиона – одна из тех, кто погиб на Фениксе.
– И вы вполне можете верить этому, доктор. Скорее всего они отрезали Феникс от внешнего мира, выведя из строя линии связи, разрушили системы жизнеобеспечения, торговлю и так далее. А когда население планеты оказалось не в состоянии само поддерживать своё существование, права автоматически перешли к следующей группе, которой это было под силу. Мой корабль как-то получил сигнал бедствия от торгового корабля. Пираты преследовали его от внешнего края системы Эридана. Они имели довольно тяжелые повреждения, но тем не менее ещё шли на ионниках, когда на сцене появились мы. Мой связной офицер три недели трепался с их старшим, пока мы летели на выручку. Потеряешь присутствие духа – потеряешь победу, вот что я скажу!
– Вы взяли пиратов в плен? – нетерпеливо спросила Лунзи, подаваясь вперед.
Адмирал с сожалением покачал головой:
– Нет, черт побери. В этом ряду побрякушек на моей груди появилась бы ещё одна симпатичная звездочка, если бы нам это удалось. Мы вступили в бой, как только они с отчаяния пальнули вслед торговому кораблю, и открыли ответный огонь. Эти бедные торговцы на своем маленьком суденышке помолились небесам о благословении на наши головы и со всех ног удрали! У пиратов не оставалось выбора. Они не могли повернуться ко мне задом. Мой корабль был продырявлен, но вполне жизнеспособен. Пиратам повезло меньше.
Я видел, как с их судна сорвало листовую обшивку корпуса, полетели обломки и рваные края скрутились, когда раздался взрыв. Должно быть, в атмосферной камере, где пряталась команда. Надеюсь, не там, где пленники.
Каковы бы ни были их двигатели, наши оказались лучше. Мы преследовали их за пределами системы, в радиационном поясе, гнали мимо комет. В конце концов мой стрелок поразил их двигатель по левому борту. Их пару раз крутануло, но они восстановили курс, однако мой снайпер опять их достал.
Они и отпрыгались. Но как только мы передали, что мы с нашей ударной группой идем брать их на абордаж, они взорвали себя! – Адмирал вытянул перед собой руки, хватая ртом воздух. – Я видел их так же, как собственные пальцы! Ни один капитан не смог ещё взять в плен планетарных пиратов. Но я льщу себе тем, что если не сумел я, то и никто не сможет.
– Вы действительно льстите себе, адмирал, – дерзко заметила Шарю. – Но скорее всего вы правы.
Лунзи неизменно проводила вечера в голограммной комнате в обществе адмирала и его помощника, если не требовалось её присутствия в лазарете.
Больше прочих Коромель любил две голограммы. Их частенько запрашивали в нишу, где они с Доном часами сиживали перед отходом ко сну. Первая изображала капитанский мостик его флагманского корабля, носившего название «Федерация». Вторая появлялась, когда у Лунзи возникало подозрение, что Коромель в печальном расположении духа. То был пылающий камин с изразцами и узорным медным колпаком в каменно-кирпичной стене. Система демонстрации голограмм включала не только видеоэкран, но также терморегулятор и генератор запахов. Лунзи ощущала тепло пламени и вдыхала запах горящих поленьев, когда усаживалась в одно из трех глубоких мягких кресел, которыми была меблирована ниша.
Однажды, когда Лунзи в очередной раз навестила своего протеже, Дон встал и подал знак официанту принести ей выпить. Как она и ожидала, Коромель сидел, согнувшись, упираясь локтем в колено, в другой руке держа пузатый бокал, и вглядывался в пляску света и тени, слушая негромкую, словно доносящуюся откуда-то издали музыку. Он не заметил появления Лунзи.
Она немного постояла, глядя на него. Адмирал казался задумчивым, скорее даже грустным.
– О чем вы задумались, адмирал? – тихо спросила Лунзи.
– М-м? А, это вы, доктор. Ничего. Ничего особенного. Всего лишь вспоминал сына. Он служит. Тоже подает большие надежды. И пусть попробует только их не оправдать.
– Вы скучаете по нему, – предположила Лунзи, интуитивно догадываясь, что хотел сказать старик.
– Да, черт возьми. Это замечательный молодой человек. Вы примерно того же возраста, как и он, я бы сказал. Вы… У вас нет детей, да?
– Только дочь. Я встречаюсь с ней на Альфе Центавра.
– Маленькая девочка, а? Вы кажетесь совсем юной. – Коромель кашлянул и самокритично добавил:
– Конечно, в мои года все кажутся молодыми.
– Адмирал, по официальному возрасту я гораздо ближе к вам, чем к вашему сыну, – пожала плечами Лунзи. – В судовых ведомостях так и записано; вы можете сами посмотреть, если хотите. Я лежала в холодном сне. Моей маленькой девочке идет семьдесят восьмой год.
– А вы об этом не говорили. Да-да-да, так вот почему вы настолько хорошо понимаете все эти древние истории, о которых я разглагольствую. Вы были там и тогда. Мы должны поговорить о старых временах! – Адмирал устремил на неё молящий взгляд, проникнутый одиночеством, тронувший Лунзи до самого сердца. – Так мало осталось тех, кто помнит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108