Мысли в моей голове мешались. То же самое, видно, происходило и с Корадзини, пытавшимся сесть. И все же я слышал некий тревожный сигнал в глубине души.
Он звучал настойчивее и громче, чем когда-либо. Повинуясь ему, я начал подниматься. — Но ведь их было двое, двое! У Корадзини есть сообщник... — Я не закончил фразу: каким-то металлическим предметом мне по руке был нанесен такой сильный удар, что «беретта» отлетела далеко в сторону, а в затылок мне уперся небольшой твердый предмет.
— Ни с места, доктор Мейсон. — В спокойном бесстрастном голосе звучали сила и уверенность. Кто бы мог подумать, что он принадлежит преподобному Смоллвуду! — Всем сидеть! Нильсен, бросьте винтовку. Сию же минуту! Одно неосторожное движение, и я размозжу доктору голову.
Я стоял ни жив ни мертв. Человек, у которого такой голос, не бросает слов на ветер. Сомневаться в этом я не стал. Холодная решимость, прозвучавшая в нем, укрепила во мне уверенность: священный дар человеческой жизни для этого типа лишь пустой звук.
— Все в порядке, Корадзини? — Смоллвуд не испытывал никакого сочувствия к своему сообщнику. Ему нужно было, чтобы тот продолжал общую с ним игру.
— В порядке, — проронил Корадзини, успевший подняться и прийти в себя, судя по той ловкости, с какой он поймал брошенный ему мнимым проповедником пистолет. — Вот уж не думал, что человек со связанными ногами может так быстро двигаться. Но во второй раз ему меня не подловить. Всех вон, да?
— Всех вон, — кивнул Смоллвуд. Несомненно, главным был этот человек, еще минуту назад столь неприметный. Теперь это оказалось не только вероятным, но и само собой разумеющимся.
— Всем вниз! Я сказал: всем. — Держа в одной руке пистолет, другой Корадзини отодвинул брезентовый полог. — Живей.
— Малеру не выбраться, — запротестовал я. — Он не может двигаться: он в коматозном состоянии. Больной...
— Молчать! — оборвал меня Корадзини. — Зейгеро, полезайте в кузов, вынесите его.
— Его нельзя трогать! — закричал я вне себя от ярости. — Вы его убиваете... -Я охнул от боли: Смоллвуд ударил меня пистолетом по голове.
Упав на четвереньки в снег, я помотал головой, пытаясь прийти в себя.
— Корадзини велел молчать. Пора научиться выполнять приказания, ледяным, как у робота, голосом произнес Смоллвуд. Спокойно подождав, пока пассажиры выберутся из кузова, он жестом приказал всем выстроиться в шеренгу. Оба злоумышленника стояли спиной к брезентовому укрытию. Глаза нам слепил усилившийся снегопад, зато преступники видели нас превосходно. Я начал догадываться о их намерениях. Скупость движений и уверенность действий выдавала в них профессионалов, умеющих найти выход из любого положения.
Смоллвуд жестом подозвал меня.
— Вы не закончили свой сеанс связи, доктор Мейсон. Заканчивайте. Ваш приятель Хиллкрест, должно быть, удивлен задержкой, — произнес он, на долю дюйма придвинув ко мне ствол пистолета. — В ваших интересах не вызывать никаких подозрений с его стороны. Не пытайтесь хитрить. И не тяните резину.
Я так и сделал. Извинился, объяснив паузу тем, что Малеру стало хуже (так оно, думаю, и было в самом деле), заявил, что разобьюсь в лепешку, а устройство найду. Сказал, что, к сожалению, сеанс придется прервать, чтобы поскорее привезти больного в Уплавник.
— Закругляйтесь, — шепотом потребовал Смоллвуд. Я кивнул.
— Тогда все, капитан Хиллкрест. Следующий сеанс в полдень. Даю отбой:
Мейдей, Мейдей, Мейдей.
Выключив рацию, с деланно-равнодушным видом я отвернулся. Но не успел сделать и шага в сторону, как Смоллвуд схватил меня за плечо. Несмотря на тщедушную фигуру, мнимый проповедник оказался поразительно силен. Он так ткнул меня в бок дулом пистолета, что я невольно охнул.
— "Мейдей", доктор Мейсон? — вкрадчиво спросил он. — Что еще за «Мейдей»?
— Сигнал окончания передачи, что же еще? — раздраженно отозвался я.
— Ваши позывные GFK.
— Наши позывные GFK. А сигнал отбоя — «Мейдей».
— Вы лжете. — Как мог я находить его лицо кротким и бесцветным? Рот лжепастора превратился в прямую жесткую линию, верхние веки едва прикрывали немигающие глаза — бесцветные твердые глаза, похожие на шары из бледно-голубого мрамора. Глаза убийцы. — Лжете, — повторил Смоллвуд.
— Не лгу, — сердито отрезал я.
— Считаю до пяти. Потом стреляю, — проговорил преступник, не спуская с меня глаз. Ствол его пистолета еще сильнее упирался в мой живот. Раз...
Два-Три...
— Я скажу, что это значит! — воскликнула Маргарита Росс. — «Мейдей» это международный сигнал бедствия. То же, что и «S0S»... Я вынуждена была сказать ему об этом, доктор Мейсон, вынуждена! — сквозь рыдания проговорила девушка. — Иначе он бы вас убил.
— Непременно, — подтвердил ее слова Смоллвуд. В голосе его не было ни гнева, ни сочувствия. — Надо бы сделать это сейчас. Из-за вас мы пропустили сеанс связи. Но дело в том, что мужество — это одно из немногих достоинств, которыми я восхищаюсь... Вы весьма мужественный человек, доктор Мейсон. Ваше мужество под стать вашей... э... близорукости, скажем так.
— Вам не удастся покинуть плоскогорье, Смоллвуд, — заявил я твердо в ответ. — Десятки судов и самолетов, тысячи людей разыскивают вас. Они вас найдут и повесят за смерть пяти человек.
— Это мы еще посмотрим, — холодно усмехнулся лжепастор, снимая очки без оправы. Но улыбка не коснулась его глаз, холодных и безжизненных, как кусочки витража, не освещенные солнцем. — Итак, Корадзини, доставай ящик.
Доктор Мейсон, принесите какую-нибудь карту из тех, что лежат на сиденье водителя.
— Минутку. Может, потрудитесь объяснить...
— Тут не детский сад и мне не до объяснений. — Голос Смоллвуда звучал ровно, в нем не было и следа эмоций. — Я тороплюсь, доктор Мейсон. Несите карту.
Когда я вернулся с картой, Корадзини сидел в передней части прицепа, держа в руках чемодан. Но это был не приемник в кожаном футляре, а саквояж, в котором хранилась одежда лжепастора.
Щелкнув замками, Корадзини достал Библию, сутану и головной убор священника, небрежно отшвырнул их в сторону. Затем осторожно извлек металлический ящик, как две капли воды похожий на магнитофон. И действительно, когда он осветил его, я прочитал надпись «Грундиг». Но вскоре убедился, что такого прибора мне еще не доводилось видеть.
Сорвав обе катушки, он тоже бросил их в снег. Они исчезли во мраке, оставляя за собой кольца пленки. Наверняка, в соответствии с недавними вкусами мнимого священнослужителя, на ней была записана музыка Баха.
Ни слова не произнося, мы наблюдали за действиями Корадзини. Сняв верхнюю панель магнитофона, он отшвырнул и ее. Я успел заметить на нижней ее стороне подпружиненные гнезда — чем не тайники для двух пистолетов. Мы увидели ручки управления и градуированные шкалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Он звучал настойчивее и громче, чем когда-либо. Повинуясь ему, я начал подниматься. — Но ведь их было двое, двое! У Корадзини есть сообщник... — Я не закончил фразу: каким-то металлическим предметом мне по руке был нанесен такой сильный удар, что «беретта» отлетела далеко в сторону, а в затылок мне уперся небольшой твердый предмет.
— Ни с места, доктор Мейсон. — В спокойном бесстрастном голосе звучали сила и уверенность. Кто бы мог подумать, что он принадлежит преподобному Смоллвуду! — Всем сидеть! Нильсен, бросьте винтовку. Сию же минуту! Одно неосторожное движение, и я размозжу доктору голову.
Я стоял ни жив ни мертв. Человек, у которого такой голос, не бросает слов на ветер. Сомневаться в этом я не стал. Холодная решимость, прозвучавшая в нем, укрепила во мне уверенность: священный дар человеческой жизни для этого типа лишь пустой звук.
— Все в порядке, Корадзини? — Смоллвуд не испытывал никакого сочувствия к своему сообщнику. Ему нужно было, чтобы тот продолжал общую с ним игру.
— В порядке, — проронил Корадзини, успевший подняться и прийти в себя, судя по той ловкости, с какой он поймал брошенный ему мнимым проповедником пистолет. — Вот уж не думал, что человек со связанными ногами может так быстро двигаться. Но во второй раз ему меня не подловить. Всех вон, да?
— Всех вон, — кивнул Смоллвуд. Несомненно, главным был этот человек, еще минуту назад столь неприметный. Теперь это оказалось не только вероятным, но и само собой разумеющимся.
— Всем вниз! Я сказал: всем. — Держа в одной руке пистолет, другой Корадзини отодвинул брезентовый полог. — Живей.
— Малеру не выбраться, — запротестовал я. — Он не может двигаться: он в коматозном состоянии. Больной...
— Молчать! — оборвал меня Корадзини. — Зейгеро, полезайте в кузов, вынесите его.
— Его нельзя трогать! — закричал я вне себя от ярости. — Вы его убиваете... -Я охнул от боли: Смоллвуд ударил меня пистолетом по голове.
Упав на четвереньки в снег, я помотал головой, пытаясь прийти в себя.
— Корадзини велел молчать. Пора научиться выполнять приказания, ледяным, как у робота, голосом произнес Смоллвуд. Спокойно подождав, пока пассажиры выберутся из кузова, он жестом приказал всем выстроиться в шеренгу. Оба злоумышленника стояли спиной к брезентовому укрытию. Глаза нам слепил усилившийся снегопад, зато преступники видели нас превосходно. Я начал догадываться о их намерениях. Скупость движений и уверенность действий выдавала в них профессионалов, умеющих найти выход из любого положения.
Смоллвуд жестом подозвал меня.
— Вы не закончили свой сеанс связи, доктор Мейсон. Заканчивайте. Ваш приятель Хиллкрест, должно быть, удивлен задержкой, — произнес он, на долю дюйма придвинув ко мне ствол пистолета. — В ваших интересах не вызывать никаких подозрений с его стороны. Не пытайтесь хитрить. И не тяните резину.
Я так и сделал. Извинился, объяснив паузу тем, что Малеру стало хуже (так оно, думаю, и было в самом деле), заявил, что разобьюсь в лепешку, а устройство найду. Сказал, что, к сожалению, сеанс придется прервать, чтобы поскорее привезти больного в Уплавник.
— Закругляйтесь, — шепотом потребовал Смоллвуд. Я кивнул.
— Тогда все, капитан Хиллкрест. Следующий сеанс в полдень. Даю отбой:
Мейдей, Мейдей, Мейдей.
Выключив рацию, с деланно-равнодушным видом я отвернулся. Но не успел сделать и шага в сторону, как Смоллвуд схватил меня за плечо. Несмотря на тщедушную фигуру, мнимый проповедник оказался поразительно силен. Он так ткнул меня в бок дулом пистолета, что я невольно охнул.
— "Мейдей", доктор Мейсон? — вкрадчиво спросил он. — Что еще за «Мейдей»?
— Сигнал окончания передачи, что же еще? — раздраженно отозвался я.
— Ваши позывные GFK.
— Наши позывные GFK. А сигнал отбоя — «Мейдей».
— Вы лжете. — Как мог я находить его лицо кротким и бесцветным? Рот лжепастора превратился в прямую жесткую линию, верхние веки едва прикрывали немигающие глаза — бесцветные твердые глаза, похожие на шары из бледно-голубого мрамора. Глаза убийцы. — Лжете, — повторил Смоллвуд.
— Не лгу, — сердито отрезал я.
— Считаю до пяти. Потом стреляю, — проговорил преступник, не спуская с меня глаз. Ствол его пистолета еще сильнее упирался в мой живот. Раз...
Два-Три...
— Я скажу, что это значит! — воскликнула Маргарита Росс. — «Мейдей» это международный сигнал бедствия. То же, что и «S0S»... Я вынуждена была сказать ему об этом, доктор Мейсон, вынуждена! — сквозь рыдания проговорила девушка. — Иначе он бы вас убил.
— Непременно, — подтвердил ее слова Смоллвуд. В голосе его не было ни гнева, ни сочувствия. — Надо бы сделать это сейчас. Из-за вас мы пропустили сеанс связи. Но дело в том, что мужество — это одно из немногих достоинств, которыми я восхищаюсь... Вы весьма мужественный человек, доктор Мейсон. Ваше мужество под стать вашей... э... близорукости, скажем так.
— Вам не удастся покинуть плоскогорье, Смоллвуд, — заявил я твердо в ответ. — Десятки судов и самолетов, тысячи людей разыскивают вас. Они вас найдут и повесят за смерть пяти человек.
— Это мы еще посмотрим, — холодно усмехнулся лжепастор, снимая очки без оправы. Но улыбка не коснулась его глаз, холодных и безжизненных, как кусочки витража, не освещенные солнцем. — Итак, Корадзини, доставай ящик.
Доктор Мейсон, принесите какую-нибудь карту из тех, что лежат на сиденье водителя.
— Минутку. Может, потрудитесь объяснить...
— Тут не детский сад и мне не до объяснений. — Голос Смоллвуда звучал ровно, в нем не было и следа эмоций. — Я тороплюсь, доктор Мейсон. Несите карту.
Когда я вернулся с картой, Корадзини сидел в передней части прицепа, держа в руках чемодан. Но это был не приемник в кожаном футляре, а саквояж, в котором хранилась одежда лжепастора.
Щелкнув замками, Корадзини достал Библию, сутану и головной убор священника, небрежно отшвырнул их в сторону. Затем осторожно извлек металлический ящик, как две капли воды похожий на магнитофон. И действительно, когда он осветил его, я прочитал надпись «Грундиг». Но вскоре убедился, что такого прибора мне еще не доводилось видеть.
Сорвав обе катушки, он тоже бросил их в снег. Они исчезли во мраке, оставляя за собой кольца пленки. Наверняка, в соответствии с недавними вкусами мнимого священнослужителя, на ней была записана музыка Баха.
Ни слова не произнося, мы наблюдали за действиями Корадзини. Сняв верхнюю панель магнитофона, он отшвырнул и ее. Я успел заметить на нижней ее стороне подпружиненные гнезда — чем не тайники для двух пистолетов. Мы увидели ручки управления и градуированные шкалы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66