Причем по ночам они подплывают поближе к суше, видимо, так и случилось! Видимо, так и случилось! Бедный Карл! Чудовище наверняка перекусило его пополам! Что за печальная кончина для пса! Что за кончина! - Визерспун трагически покачал головой и откашлялся. - Боже, как мне будет его не хватать! Он ведь был мне не просто верным псом. Он был мне другом! Настоящим, добрым другом.
Несколько минут мы просидели молча, в траурной тишине, воздавая последние почести этому рухнувшему столпу собачьей преданности. А потом принялись за ленч.
День еще не завершился, но солнце уже перевалило за гору, когда я проснулся. Проснулся свеженьким, отдохнувшим. Рука, правда, еще болела и ныла, но пульсирующая мука нынешнего утра отпустила меня. Если я лежал без движения, дискомфорт практически не ощущался.
Мэри еще не вернулась. Они с профессором после ленча отправились ловить тревалли в сопровождении двух парней-фиджийцев. Я пошел досыпать. Профессор удостоил и меня приглашения, но акция эта явно была вынужденной: дипломатический жест вежливости, не более. У меня в полдень не хватило бы сил вытащить из воды сардину. И они ушли без меня. Профессор Визерспун разразился извинениями и сожалениями, выражая надежду, что я не против его прогулки с моей женой. Я попросил его не волноваться, пожелал им веселого времяпрепровождения. А он одарил меня странным взглядом, скрытая суть которого до меня так и не дошла. И теперь меня мучило тревожное чувство, будто я оступился, шагнул не туда и не так. Но разобраться в обстановке я не успел. Очень уж он интересовался этой тревалли, если умолчать о Мэри.
Я умылся, побрился, стараясь стать к их возвращению более респектабельным, чем в первой половине Дня. Видимо, нынче тревалли плохо шла на наживку. Но, кажется, они нимало не огорчались по сему поводу. Профессор в этот вечер продемонстрировал отличную форму: доброжелательный интеллектуал хозяин, располагающий огромным запасом занимательных историй. Он и впрямь превзошел самого себя, и не требовалось сверхъестественных дедуктивных усилий, чтобы понять: старается он отнюдь не ради меня или Хьюэлла, сидевшего напротив меня в мрачном расположении духа. Мэри смеялась, улыбалась, болтала. По говорливости она сейчас вполне сравнялась с профессором. Она могла послужить живым доказательством того, насколько заразительны его обаяние и хорошее настроение. Что до меня, то перед дневным сном я проделал серьезную мыслительную работу и пришел к весьма устрашающим выводам. Меня нелегко испугать, но я точно знаю, когда следует пугаться. А наиболее подходящее для этого время - когда вы узнаете, что вам вынесен смертный приговор. Так вот, мне был вынесен смертный приговор. На сей счет у меня не оставалось ни малейших сомнений.
Обед завершался. Я изобразил попытку встать на ноги. Потянулся к костылям, поблагодарил профессора за угощение, сказал, что мы в вечерние часы вряд ли рискнем злоупотреблять его добротой и гостеприимством, что человек он занятой. Он запротестовал, но не слишком яростно, и поинтересовался, не прислать ли нам на квартиру каких-нибудь книжек. Я выразил ему признательность, но сказал, что предпочел бы перво-наперво пройтись по берегу. Он зацокал языком: не переборщу ли я, не чересчур ли большую взваливаю на себя нагрузку. Я ответил, что, глянув на меня мимоходом из окна, он сможет удостовериться, сколь бережно я отношусь к собственной персоне. Тогда он, поколебавшись, изъявил согласие. Мы пожелали им спокойной ночи и удалились.
Кое-какие трудности у меня возникли на крутом спуске, а дальше все пошло нормально. Сухой слежавшийся песок давление костылей выдерживал. Мы проделали ярдов сто и достигли лагуны. Там мы присели. Луна, как и прошлой ночью, то появлялась, то исчезала за облаками. Издалека доносился рокот прибоя, бьющегося о рифы, трепет легкого ветерка, перешептывающегося с вежливыми пальмами. Экзотические ароматы тропиков отсутствовали начисто. Наверное, фосфатная пыль вышибла жизнь из слишком нежных трав и цветов. Я ощущал лишь запах моря.
Мэри бережно коснулась моей руки:
- Как она себя чувствует?
- Получше. Ну как, развлеклась на славу?
- Нет.
- А мне показалось, да. Что-нибудь выведала?
- Каким образом? - с досадой ответила она. - Он городил чепуху весь вечер.
- Нынче карнавальная ночь, - доброжелательно разъяснил я. - А твой маскарадный костюм способен свести с ума любого мужчину, если он мужчина.
- Тебя он почему-то не сводит с ума, - заметила она лукаво.
- Нет, - согласился я и добавил с горечью: - Просто меня не с чего сводить.
- С чего ты вдруг так заскромничал?
- Смотрю на эти курортные красоты и странное чувство испытываю: еще пять дней назад, когда мы были в Лондоне, кое-кто уже знал, что нынешним вечером нам суждено коротать свой досуг здесь. Ей-богу, если я благополучно выпутаюсь из этой истории, остаток дней посвящу блошиным боям. И авантюрный промысел напрочь заброшу. А насчет Флекка я не заблуждался: он и в самом деле не убийца.
- Мысли твои в предвидении такой карьеры уже запрыгали как блохи, съязвила она. - Что касается капитана Флекка, то он, разумеется, и не думал нас убивать. Дубиной по голове - и за борт... Грязную работу выполнили бы за него акулы.
- Помнишь, как мы сидели на палубе? Помнишь, я сказал: что-то тут не так? А что именно, объяснить не мог? Помнишь?
- Помню.
- Старик Бентолл никогда ничего не упускает! - зло сьфовизировал я. Вентилятор... вентилятор - слухо-вое окно, обращенное к радиорубке. Так он ведь не должен смотреть в ту сторону. Его место впереди. Помнишь, нам не хватало воздуха. Вполне естественно...
- Нет никакой надобности...
- Прости, пожалуйста, я договорю. Теперь вся ситуация как на ладони. Он ведь понимал: даже такой дурак, как я, сообразит, что с помощью этой трубы можно прослушивать радиорубку. Десять против одного: в трюме он припрятал микрофон, дабы заблаговременно ознакомиться с идеями и открытиями Бентолла, этого Эйнштейна разведывательной службы. Исходные условия ему известны: из-за крыс пользоваться кроватями нельзя. И вот Генри расшатывает обшивку груза как раз там, где хранятся консервы - еда и напитки, столь притягательные после кошмарного завтрака. Другие совпадения: за банками вновь расшатанные доски, а за досками спасательные пояса. От вывески: "Спасательные пояса находятся здесь" Флекк воздерживается, хотя, по-моему, с трудом. Затем он исподтишка запугивает нас утечкой информации насчет расправы, приуроченной к семи часам. Мы клюем на приманку. Что там говорить! Даже запор люка в миг нашего побега разболтан до такой степени, что открыть его мизинцем левой руки ничего не стоит.
- Но ведь мы могли утонуть, - робко возразила Мэри. - Могли и промахнуться, проскочив риф и лагуну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Несколько минут мы просидели молча, в траурной тишине, воздавая последние почести этому рухнувшему столпу собачьей преданности. А потом принялись за ленч.
День еще не завершился, но солнце уже перевалило за гору, когда я проснулся. Проснулся свеженьким, отдохнувшим. Рука, правда, еще болела и ныла, но пульсирующая мука нынешнего утра отпустила меня. Если я лежал без движения, дискомфорт практически не ощущался.
Мэри еще не вернулась. Они с профессором после ленча отправились ловить тревалли в сопровождении двух парней-фиджийцев. Я пошел досыпать. Профессор удостоил и меня приглашения, но акция эта явно была вынужденной: дипломатический жест вежливости, не более. У меня в полдень не хватило бы сил вытащить из воды сардину. И они ушли без меня. Профессор Визерспун разразился извинениями и сожалениями, выражая надежду, что я не против его прогулки с моей женой. Я попросил его не волноваться, пожелал им веселого времяпрепровождения. А он одарил меня странным взглядом, скрытая суть которого до меня так и не дошла. И теперь меня мучило тревожное чувство, будто я оступился, шагнул не туда и не так. Но разобраться в обстановке я не успел. Очень уж он интересовался этой тревалли, если умолчать о Мэри.
Я умылся, побрился, стараясь стать к их возвращению более респектабельным, чем в первой половине Дня. Видимо, нынче тревалли плохо шла на наживку. Но, кажется, они нимало не огорчались по сему поводу. Профессор в этот вечер продемонстрировал отличную форму: доброжелательный интеллектуал хозяин, располагающий огромным запасом занимательных историй. Он и впрямь превзошел самого себя, и не требовалось сверхъестественных дедуктивных усилий, чтобы понять: старается он отнюдь не ради меня или Хьюэлла, сидевшего напротив меня в мрачном расположении духа. Мэри смеялась, улыбалась, болтала. По говорливости она сейчас вполне сравнялась с профессором. Она могла послужить живым доказательством того, насколько заразительны его обаяние и хорошее настроение. Что до меня, то перед дневным сном я проделал серьезную мыслительную работу и пришел к весьма устрашающим выводам. Меня нелегко испугать, но я точно знаю, когда следует пугаться. А наиболее подходящее для этого время - когда вы узнаете, что вам вынесен смертный приговор. Так вот, мне был вынесен смертный приговор. На сей счет у меня не оставалось ни малейших сомнений.
Обед завершался. Я изобразил попытку встать на ноги. Потянулся к костылям, поблагодарил профессора за угощение, сказал, что мы в вечерние часы вряд ли рискнем злоупотреблять его добротой и гостеприимством, что человек он занятой. Он запротестовал, но не слишком яростно, и поинтересовался, не прислать ли нам на квартиру каких-нибудь книжек. Я выразил ему признательность, но сказал, что предпочел бы перво-наперво пройтись по берегу. Он зацокал языком: не переборщу ли я, не чересчур ли большую взваливаю на себя нагрузку. Я ответил, что, глянув на меня мимоходом из окна, он сможет удостовериться, сколь бережно я отношусь к собственной персоне. Тогда он, поколебавшись, изъявил согласие. Мы пожелали им спокойной ночи и удалились.
Кое-какие трудности у меня возникли на крутом спуске, а дальше все пошло нормально. Сухой слежавшийся песок давление костылей выдерживал. Мы проделали ярдов сто и достигли лагуны. Там мы присели. Луна, как и прошлой ночью, то появлялась, то исчезала за облаками. Издалека доносился рокот прибоя, бьющегося о рифы, трепет легкого ветерка, перешептывающегося с вежливыми пальмами. Экзотические ароматы тропиков отсутствовали начисто. Наверное, фосфатная пыль вышибла жизнь из слишком нежных трав и цветов. Я ощущал лишь запах моря.
Мэри бережно коснулась моей руки:
- Как она себя чувствует?
- Получше. Ну как, развлеклась на славу?
- Нет.
- А мне показалось, да. Что-нибудь выведала?
- Каким образом? - с досадой ответила она. - Он городил чепуху весь вечер.
- Нынче карнавальная ночь, - доброжелательно разъяснил я. - А твой маскарадный костюм способен свести с ума любого мужчину, если он мужчина.
- Тебя он почему-то не сводит с ума, - заметила она лукаво.
- Нет, - согласился я и добавил с горечью: - Просто меня не с чего сводить.
- С чего ты вдруг так заскромничал?
- Смотрю на эти курортные красоты и странное чувство испытываю: еще пять дней назад, когда мы были в Лондоне, кое-кто уже знал, что нынешним вечером нам суждено коротать свой досуг здесь. Ей-богу, если я благополучно выпутаюсь из этой истории, остаток дней посвящу блошиным боям. И авантюрный промысел напрочь заброшу. А насчет Флекка я не заблуждался: он и в самом деле не убийца.
- Мысли твои в предвидении такой карьеры уже запрыгали как блохи, съязвила она. - Что касается капитана Флекка, то он, разумеется, и не думал нас убивать. Дубиной по голове - и за борт... Грязную работу выполнили бы за него акулы.
- Помнишь, как мы сидели на палубе? Помнишь, я сказал: что-то тут не так? А что именно, объяснить не мог? Помнишь?
- Помню.
- Старик Бентолл никогда ничего не упускает! - зло сьфовизировал я. Вентилятор... вентилятор - слухо-вое окно, обращенное к радиорубке. Так он ведь не должен смотреть в ту сторону. Его место впереди. Помнишь, нам не хватало воздуха. Вполне естественно...
- Нет никакой надобности...
- Прости, пожалуйста, я договорю. Теперь вся ситуация как на ладони. Он ведь понимал: даже такой дурак, как я, сообразит, что с помощью этой трубы можно прослушивать радиорубку. Десять против одного: в трюме он припрятал микрофон, дабы заблаговременно ознакомиться с идеями и открытиями Бентолла, этого Эйнштейна разведывательной службы. Исходные условия ему известны: из-за крыс пользоваться кроватями нельзя. И вот Генри расшатывает обшивку груза как раз там, где хранятся консервы - еда и напитки, столь притягательные после кошмарного завтрака. Другие совпадения: за банками вновь расшатанные доски, а за досками спасательные пояса. От вывески: "Спасательные пояса находятся здесь" Флекк воздерживается, хотя, по-моему, с трудом. Затем он исподтишка запугивает нас утечкой информации насчет расправы, приуроченной к семи часам. Мы клюем на приманку. Что там говорить! Даже запор люка в миг нашего побега разболтан до такой степени, что открыть его мизинцем левой руки ничего не стоит.
- Но ведь мы могли утонуть, - робко возразила Мэри. - Могли и промахнуться, проскочив риф и лагуну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70