Когда солнце зашло и женихи отправились в палестру, уведя с собой нескольких служанок, чтобы предаться разнузданной оргии в честь Диониса при свете луны, мы с Телемахом остались одни, и я помог ему вынести из зала все оружие. Он сказал присутствовавшим при этом рабыням, что от дыма очага все оружие почернело и пора его очистить от копоти. Свое объяснение Телемах адресовал главным образом Меланфо, самой вредной из всех служанок, которая наряжалась в маскарадный костюм, чтобы присоединиться к остальным, уже ушедшим в палестру. Эта шпионка обязательно донесла бы обо всем женихам.
Когда я нес пучок стрел в кладовую, Меланфо подошла ко мне, выставив напоказ обнаженную грудь.
— Уберешься ты наконец отсюда со своими вшами или будешь вечно мозолить всем глаза!
Меланфо — злобная шлюха, но я сдержал себя, хотя ее ядовитый язык еще сильнее распалил во мне жажду мести.
По приказанию Телемаха слуги вновь развели огонь в большом каменном очаге, где еще тлели угли, на которых недавно жарилось мясо. Вскоре языки пламени охватили кипарисовые поленья, уложенные на бронзовых решетках, и большой зал озарился красноватым светом, отбрасывавшим пляшущие блики на стены.
От потрескивающих дров по всему дому распространился пьянящий запах кипарисовой смолы.
Пенелопа
До сих пор добрые духи благоволили ко мне, но обман с саваном, который я ткала днем и распускала ночью, теперь раскрыт Меланфо, и она, конечно, уже поведала обо всем Антиною. Он с недавних пор и впрямь стал еще нахальнее, чему, вероятно, есть причина. Похоже, что Меланфо часто проводит ночи в постели с Антиноем, где и рассказывает ему обо всем. И я еще должна принимать ухаживания этого циничного развратника?
Когда Меланфо явилась в мои покои в маске и бесстыдно обнаженная — скорее всего для того, чтобы стащить какой-нибудь браслет или ожерелье, как она это делала уже не один раз, — я сказала ей:
— Берегись, оставь свои грязные интриги! Молись богам, чтобы царица не рассердилась на тебя, не то плохо тебе придется, когда к нам возвратится царь Одиссей. Но даже если он погиб в море на пути в Итаку, есть еще Телемах. Он уже взрослый и сумеет примерно наказать тебя. Ты пронюхала, что я хочу поговорить с тем бродягой и узнать у него что-нибудь об Одиссее, и попыталась убрать его отсюда. Не забывай, жизнь человеческая хрупка: один удар меча — и покатится в пыль твоя голова, полная злобных замыслов. Запомни хорошенько: заступничество Антиноя не спасет тебя.
Услышав это, худшая из моих служанок испуганно втянула голову в плечи и молча вышла из покоев.
Я оделась, умастилась душистыми снадобьями, приколола к волосам купленный у заезжего торговца нежный цветок мака из красного египетского льна, чтобы принять старика бродягу со всеми почестями, приличествующими особе княжеского рода. Судя по всему, он и впрямь из княжеского рода, как говорит Телемах, хотя злая судьба превратила его в нищего попрошайку. Не знаю уж, кому верить. Многие из женихов тоже похваляются благородным происхождением, а в действительности они вышли из семей неотесанных лесорубов, как, например, Ктесипп, или волопасов, как Амфином.
Как бы ни была я удручена, я все же царица Итаки и должна выглядеть, как подобает в моем положении всегда, но в особенности перед чужеземцем. Не хочу, чтобы он, покинув остров и вновь пустившись в странствия по белу свету, говорил всем, будто царица Итаки появляется перед чужестранцами, не блюдя приличий, диктуемых священным долгом гостеприимства.
Одиссей
По правде говоря, Пенелопа не выглядит такой уж страдающей и изможденной, какой рассчитывал увидеть ее я. Послушав Эвмея, да и Телемаха, я был уверен, что глаза ее все еще прекрасны, но поблекли от слез, а на красивом лице — следы горестных переживаний. Признаюсь, я предпочел бы увидеть ее менее привлекательной и цветущей и таким образом убедиться, что мое долгое отсутствие оставило какой-нибудь заметный след в складках у рта, во взгляде, в дрожи и неуверенности голоса. Ничего подобного! Странно, но мое положение побуждает меня желать, чтобы женщина, которую я люблю всей душой, была менее соблазнительной.
Пенелопа вошла в зал с большим красным цветком в волосах, в белой легкой льняной тунике, под которой угадывались совершенные линии молодого еще тела. Ее лицо затмевает по красоте образ, который я сохранил в своей памяти. Меня просто поразили ее строгий профиль и гладкая, как мрамор, кожа. Мужчины не знают, какой профиль у их женщин, они почти никогда не смотрят на них в профиль. Им известна каждая черточка лица, которое они видят прямо перед собой, цвет и блеск глаз, форма губ, румянец щек, линия волос надо лбом, а вот на профиль они редко обращают внимание.
Теперь я понимаю, что женихи засели во дворце и пытаются завладеть не только богатствами моего царства, но и вниманием такой красивой и привлекательной женщины. А этот красный цветок из тонкого льна, который Пенелопа приколола к волосам? Кто ей его подарил? Быть может, Антиной или кто-то другой из претендентов на ее руку? Мне бы радоваться, что я нашел Пенелопу такой уверенной в себе, такой горделивой, а я, наоборот, страдаю и терзаюсь сомнениями.
Пенелопа предложила мне сесть на скамью перед своим креслом, придвинутым по такому случаю к очагу. Вопреки моим ожиданиям, она не стала сразу же расспрашивать меня об Одиссее, а пожелала узнать все обо мне — откуда я прибыл, каково мое происхождение и какие путешествия я совершил, прежде чем судьба выбросила меня, отчаявшегося бродягу, на берег Итаки. И тут я повторил долгий рассказ о своей юности, прошедшей на Крите, о жизни во дворце в окружении прислуги, о морских приключениях, о годах, проведенных у стен Трои, — нарочно не упоминая при этом об Одиссее, — о путешествии в Египет и о бедах, которые навлекло на нас неразумное поведение моих товарищей, и, наконец, о возвращении на финикийском разбойничьем судне и побеге с него во время стоянки у берегов Итаки.
Пенелопа слушала мой рассказ, и ей даже в голову не пришло, что она видит перед собой самого Одиссея.
— Я восхищен, о царица, — сказал я в заключение, — твоей красотой, изяществом и силой духа, позволяющей тебе держаться с таким достоинством.
Мановением руки Пенелопа прервала мои комплименты, сочтя их знаком благодарности за оказанную мне честь, и сказала, что с тех пор, как Одиссей уехал вместе с ахейцами на Троянскую войну, на Итаке все изменилось и остров сегодня процветал бы и славился, если бы она не осталась одна перед натиском женихов, заполонивших и разоряющих ее дом.
Слушая мой рассказ, Пенелопа время от времени перебивала меня, желая узнать всякие подробности о моих приключениях: например, чем кормили меня финикийские пираты и были ли у меня во время этих скитаний связи с женщинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38