Какие чувства могут они испытывать ко мне, мужу и отцу, на столько лет покинувшему родину и семью?
В общем, надо действовать осмотрительно, вступить в свое царство неузнанным и со всеми предосторожностями, которые диктует мне опыт. Как знать, могу ли я рассчитывать на Телемаха и на верность Пенелопы, о которой я думал постоянно — и в грохоте сражений, и в реве морских бурь.
Дети остаются твоими детьми, даже если ты для них незнакомец, даже если в силу обстоятельств они настроены по отношению к тебе враждебно, но жена, предавшая тебя, становится чужой, потому что вас не связывают узы кровного родства. Все эти годы я не сомневался в Пенелопе, зато сомнения охватывают меня именно теперь, когда ноги мои ступают по иссохшей земле моей Итаки.
Когда грозные волны обрушивались на мой корабль, когда ветер ломал крепкие мачты, на которых держались паруса, мысли мои устремлялись к Пенелопе, дожидавшейся, как я надеялся, моего возвращения, это они давали мне силу выдерживать невзгоды, которыми боги, завидуя моим успехам, хотели затруднить мое возвращение. Так почему же я боюсь, что мое многотрудное возвращение окажется бесцельным? Почему как раз тогда, когда вера могла бы подкрепить мои иссякающие силы, боги вновь ополчились на меня и помутили мой разум всеми этими сомнениями? Многие годы в ушах у меня стояли радостные вопли богов после каждодневного пиршества на Олимпе; сейчас же они смолкли, а блестящая раковина, в которой я слышал голос Пенелопы, осталась на судне. Мне не хватает этой раковины больше, чем криков пьяных богов. Но стоит ли оплакивать раковину, если вскоре я смогу услышать голос самой Пенелопы?
Подняв глаза к небу, я вижу в вышине черных соколов с их квадратными крыльями и парящим полетом — так и кажется, что они неподвижно висят в густой небесной сини. Если память мне не изменяет, соколов нечасто можно было увидеть в небе Итаки. Неужели земли здесь больше не возделываются, отчего на них развелось множество гадов -добычи хищных птиц?
Пенелопа
Я сосчитала дни, месяцы и годы. Получившаяся цифра приводит меня в ужас. День за днем я устремляла свои мысли к любимому Одиссею. Ночь за ночью тысячу раз перебирала в памяти наши счастливые дни и часы любви. Когда-то я пыталась разделить и его тревоги и в конце концов скрепя сердце смирилась даже с его отъездом на войну, бывшую, возможно, справедливой для Спарты и Микен, но несправедливой к нашей супружеской жизни и, уж конечно, вредоносной для Итаки.
Троя была так далека от наших дум и от нашего счастливого острова, а война так чужда нашим интересам, что Одиссей охотнее остался бы дома, со своей семьей и обожавшими его подданными. Но как помешать ему уехать на войну, если к нему взывали все остальные народы Эллады? Я пыталась задержать мужа, но его старая няня Эвриклея отказалась помочь мне в этом. Достаточно было перебить ему руку или ногу рукояткой секиры. Разве это трагедия? Трагедией стал его отъезд.
Маленькую Итаку, счастливую и процветающую, омывали воды океана, наши стада паслись в горах, укрытые от глаз грабителей, женихи мирно управляли своими землями. Но когда отсутствие их царя Одиссея против ожидания слишком затянулось, они начали проявлять признаки беспокойства, а потом и вовсе вторглись в наш дворец, стали здесь пировать и требовать, чтобы я изменила своему супругу с одним из них и приготовилась к новой свадьбе. Проклятье богов пало на мой дом, превратившийся для меня в тюрьму, а для женихов — в пиршественный зал. Я никогда не смогу предать супружеское ложе, а если бы меня к этому и вынудили, между претендентами начались бы такие распри, что Итака и вовсе погибла бы.
Никогда еще я так сильно не нуждалась в мужской поддержке. Слишком затянулось твое отсутствие, мой любимый супруг, и я молю богов о том, чтобы любовь моя не обернулась горькой обидой, так неоправданно долго твое отсутствие. Троянская война завершилась уже много лет тому назад, а о твоем возвращении ходят противоречивые слухи, порой такие же неожиданные, как порывы борея. Я гоню от себя мысли о том, что ты стал жертвой бурь, бушевавших на море, но не знаю, можно ли верить тем, кто говорит, что ты жив, но находишься во власти сирен и колдуний, и даже тем, кто возвещает о твоем скором возвращении на Итаку.
А еще больше, чем чар сирен и колдуний, я боюсь мысли, что ты попал в сети одной из тех порочных женщин, которые по воле богов возникают на пути мужчин, и что именно в этом истинная причина твоего долгого отсутствия. Даже самые стойкие мужчины легко становятся жертвой подобных искушений. Много слухов достигло моих ушей, и я старалась не поддаваться им, опираясь на свою веру и любовь. Я слабая и одинокая женщина, но за эти годы сумела превратить свое ложе в неприступную крепость, тогда как ты бродишь невесть где по белу свету.
Мне удалось обмануть этих жадных и дерзких женихов сказкой о саване, который я тку днем (и распускаю по ночам), но чувствую, что их подозрения усиливаются, и мне не по себе, когда они перешептываются и противно ухмыляются.
Да, знаю, я не должна выдавать свои чувства, но эти долгие годы ожидания подорвали мое мужество. Слезы сами собой льются из глаз во сне, и когда я ночью просыпаюсь, чтобы распустить на станке полотнище, сотканное днем, подушка моя мокра от слез.
Одиcceй
Свинопас Эвмей — человек неотесанный, но благородной души, а главное, он сохранил верность своему царю Одиссею даже после двадцати лет моего отсутствия. Я предстал перед ним в обличье нищего, в рваном плаще и с нищенской сумой через плечо, согбенный и опирающийся на палку. Должно быть, я действительно очень сдал или так хорошо сыграл свою роль, что Эвмей не признал меня. Часто, когда мне доводилось охотиться в этих местах, он видел меня вблизи, у ограды, за которой паслись свиньи, да и во дворце, когда доставлял свинину к царскому столу. Он не узнал меня. Так-то и лучше.
Эвмей пригласил меня к себе в дом, где он живет вместе с молоденькой дочкой Галатеей, которая помогает ему пасти свиней, готовит еду и чинит одежду. Я переступил порог этого дома впервые: не подобает царю входить в жилище пастуха, и раньше, когда я хотел войти туда, меня удерживали люди из свиты. А теперь, в нищенских отрепьях, я был радушно принят под крышей, где не мог находиться в царских одеждах.
Его хижина с соломенной кровлей сложена из белых камней, скрепленных глиной, но в ней чисто и дым очага не закоптил стены единственной большой комнаты. Пол в хижине глинобитный, а лежанка, предложенная мне Эвмеем, — просто камень, покрытый овечьими шкурами. Утвари в домике мало, но достаточно, чтобы сварить бобовую или полбовую похлебку и поджарить пару кусков мяса. В большой глиняной посудине плавали в рассоле маслины, которыми мы и закусили перед ужином, выплевывая косточки в очаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
В общем, надо действовать осмотрительно, вступить в свое царство неузнанным и со всеми предосторожностями, которые диктует мне опыт. Как знать, могу ли я рассчитывать на Телемаха и на верность Пенелопы, о которой я думал постоянно — и в грохоте сражений, и в реве морских бурь.
Дети остаются твоими детьми, даже если ты для них незнакомец, даже если в силу обстоятельств они настроены по отношению к тебе враждебно, но жена, предавшая тебя, становится чужой, потому что вас не связывают узы кровного родства. Все эти годы я не сомневался в Пенелопе, зато сомнения охватывают меня именно теперь, когда ноги мои ступают по иссохшей земле моей Итаки.
Когда грозные волны обрушивались на мой корабль, когда ветер ломал крепкие мачты, на которых держались паруса, мысли мои устремлялись к Пенелопе, дожидавшейся, как я надеялся, моего возвращения, это они давали мне силу выдерживать невзгоды, которыми боги, завидуя моим успехам, хотели затруднить мое возвращение. Так почему же я боюсь, что мое многотрудное возвращение окажется бесцельным? Почему как раз тогда, когда вера могла бы подкрепить мои иссякающие силы, боги вновь ополчились на меня и помутили мой разум всеми этими сомнениями? Многие годы в ушах у меня стояли радостные вопли богов после каждодневного пиршества на Олимпе; сейчас же они смолкли, а блестящая раковина, в которой я слышал голос Пенелопы, осталась на судне. Мне не хватает этой раковины больше, чем криков пьяных богов. Но стоит ли оплакивать раковину, если вскоре я смогу услышать голос самой Пенелопы?
Подняв глаза к небу, я вижу в вышине черных соколов с их квадратными крыльями и парящим полетом — так и кажется, что они неподвижно висят в густой небесной сини. Если память мне не изменяет, соколов нечасто можно было увидеть в небе Итаки. Неужели земли здесь больше не возделываются, отчего на них развелось множество гадов -добычи хищных птиц?
Пенелопа
Я сосчитала дни, месяцы и годы. Получившаяся цифра приводит меня в ужас. День за днем я устремляла свои мысли к любимому Одиссею. Ночь за ночью тысячу раз перебирала в памяти наши счастливые дни и часы любви. Когда-то я пыталась разделить и его тревоги и в конце концов скрепя сердце смирилась даже с его отъездом на войну, бывшую, возможно, справедливой для Спарты и Микен, но несправедливой к нашей супружеской жизни и, уж конечно, вредоносной для Итаки.
Троя была так далека от наших дум и от нашего счастливого острова, а война так чужда нашим интересам, что Одиссей охотнее остался бы дома, со своей семьей и обожавшими его подданными. Но как помешать ему уехать на войну, если к нему взывали все остальные народы Эллады? Я пыталась задержать мужа, но его старая няня Эвриклея отказалась помочь мне в этом. Достаточно было перебить ему руку или ногу рукояткой секиры. Разве это трагедия? Трагедией стал его отъезд.
Маленькую Итаку, счастливую и процветающую, омывали воды океана, наши стада паслись в горах, укрытые от глаз грабителей, женихи мирно управляли своими землями. Но когда отсутствие их царя Одиссея против ожидания слишком затянулось, они начали проявлять признаки беспокойства, а потом и вовсе вторглись в наш дворец, стали здесь пировать и требовать, чтобы я изменила своему супругу с одним из них и приготовилась к новой свадьбе. Проклятье богов пало на мой дом, превратившийся для меня в тюрьму, а для женихов — в пиршественный зал. Я никогда не смогу предать супружеское ложе, а если бы меня к этому и вынудили, между претендентами начались бы такие распри, что Итака и вовсе погибла бы.
Никогда еще я так сильно не нуждалась в мужской поддержке. Слишком затянулось твое отсутствие, мой любимый супруг, и я молю богов о том, чтобы любовь моя не обернулась горькой обидой, так неоправданно долго твое отсутствие. Троянская война завершилась уже много лет тому назад, а о твоем возвращении ходят противоречивые слухи, порой такие же неожиданные, как порывы борея. Я гоню от себя мысли о том, что ты стал жертвой бурь, бушевавших на море, но не знаю, можно ли верить тем, кто говорит, что ты жив, но находишься во власти сирен и колдуний, и даже тем, кто возвещает о твоем скором возвращении на Итаку.
А еще больше, чем чар сирен и колдуний, я боюсь мысли, что ты попал в сети одной из тех порочных женщин, которые по воле богов возникают на пути мужчин, и что именно в этом истинная причина твоего долгого отсутствия. Даже самые стойкие мужчины легко становятся жертвой подобных искушений. Много слухов достигло моих ушей, и я старалась не поддаваться им, опираясь на свою веру и любовь. Я слабая и одинокая женщина, но за эти годы сумела превратить свое ложе в неприступную крепость, тогда как ты бродишь невесть где по белу свету.
Мне удалось обмануть этих жадных и дерзких женихов сказкой о саване, который я тку днем (и распускаю по ночам), но чувствую, что их подозрения усиливаются, и мне не по себе, когда они перешептываются и противно ухмыляются.
Да, знаю, я не должна выдавать свои чувства, но эти долгие годы ожидания подорвали мое мужество. Слезы сами собой льются из глаз во сне, и когда я ночью просыпаюсь, чтобы распустить на станке полотнище, сотканное днем, подушка моя мокра от слез.
Одиcceй
Свинопас Эвмей — человек неотесанный, но благородной души, а главное, он сохранил верность своему царю Одиссею даже после двадцати лет моего отсутствия. Я предстал перед ним в обличье нищего, в рваном плаще и с нищенской сумой через плечо, согбенный и опирающийся на палку. Должно быть, я действительно очень сдал или так хорошо сыграл свою роль, что Эвмей не признал меня. Часто, когда мне доводилось охотиться в этих местах, он видел меня вблизи, у ограды, за которой паслись свиньи, да и во дворце, когда доставлял свинину к царскому столу. Он не узнал меня. Так-то и лучше.
Эвмей пригласил меня к себе в дом, где он живет вместе с молоденькой дочкой Галатеей, которая помогает ему пасти свиней, готовит еду и чинит одежду. Я переступил порог этого дома впервые: не подобает царю входить в жилище пастуха, и раньше, когда я хотел войти туда, меня удерживали люди из свиты. А теперь, в нищенских отрепьях, я был радушно принят под крышей, где не мог находиться в царских одеждах.
Его хижина с соломенной кровлей сложена из белых камней, скрепленных глиной, но в ней чисто и дым очага не закоптил стены единственной большой комнаты. Пол в хижине глинобитный, а лежанка, предложенная мне Эвмеем, — просто камень, покрытый овечьими шкурами. Утвари в домике мало, но достаточно, чтобы сварить бобовую или полбовую похлебку и поджарить пару кусков мяса. В большой глиняной посудине плавали в рассоле маслины, которыми мы и закусили перед ужином, выплевывая косточки в очаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38