В самом настоящем. Местные обитатели, с коими тебе еще предстоит познакомиться, так его и называют — Эмомир.
— Я, наверное, просто сильно ударился головой и у меня такие дурацкие глюки. Или я в больнице и мне вкололи какой-то безумный наркоз. Или я просто сплю.
— Или — это передача «Розыгрыш», и сейчас из-за кустов твоих сомнений, а ты, я надеюсь, видишь, сколько их появилось между нами за последние три минуты, выскочит радостная Кити: «Егор, прости, я тебя разыграла!»
— Кити! — Эгор схватился за голову и тут же отдернул руки: голова была чужой и непривычной, по спине уже знакомо побежала змейка.
— Эгор, прости. Наверное, начать надо было с этого. — Клоун засунул руку в бездонный карман своих безразмерных брюк и извлек на тусклый свет зеркало в красивой патинированной готической оправе. Растянув его руками, словно стекло с амальгамой было консистенции жевательной резинки, он перешагнул через кусты сомнений, раздавив при этом пару сороконожек отвращения, и приставил зеркало к огромному шампиньону удивления, выросшему прямо перед Эгором.
В зеркале отражался испуганный карикатурный эмо-бой. Похожие картинки Егор много раз видел в Интернете, но этот малый стоял живой и в ужасе смотрел на него. Клоун, стоявший рядом, перехватил очередную змею, гораздо больших размеров, чем предыдущая, и старательно колотил ее головой о землю. Эгор поднял руку и молча показал на урода в зеркале, собираясь задать клоуну вопрос. Карикатура сделала то же самое, а клоун, плотоядно улыбаясь, молча кивнул, продолжая махать змеей. Эгор шумно выдохнул и скрепя сердце начал скрупулезно изучать свой новый облик. Уровень его сопротивления бреду уже давно зашкаливал от нереальности происходящего и теперь перешел в новое качество: он постепенно стал смиряться с ощущениями, появилось даже некоторое любопытство. Итак, перед ним в зеркале стоял худой, высокий юноша, с бледным лицом, слева наполовину закрытым иссиня-черной челкой. На открытой половине лица сиял страданием и болью синий глаз, густо обведенный чем-то черным. Губы тоже были цвета черной запекшейся крови, а нос — крылат ноздрями и заострен, как у покойника. В нижней губе и левой ноздре красовались толстые стальные кольца. Тыльные стороны ладоней украшали странные татуировки. Приглядевшись, Эгор понял, что это половинки разбитого сердца с неровными краями разлома. Эгор поднял тонкими музыкальными пальцами хрупкой руки тяжелую челку и замер. Лучше бы он этого не делал — под волосами пряталась сгоревшая часть лица с пустой черной глазницей. «Бедный, бедный Егор Трушин — ничего от тебя не осталось», — подумал Эгор и продолжил осмотр. Одет он был в какой-то стариковский джемпер в ромбик с большим треугольным вырезом, под которым красовалась футболка «Меtallica». «Ну, хоть „Metallica"», — нелепо обрадовался Эгор. Джинсы на тощей заднице держались благодаря широкому, проклепанному металлическими сердцами ремню с огромной пряжкой в виде черепа-имбецила — трехзубого, без нижней челюсти, зато с двумя перекрещенными берцовыми костями. Такой же череп в виде перстня красовался на среднем пальце правой руки. Ногти на руках оказались черными, длинными и острыми. На плече висела увесистая сумка-почтальонка. Заныло сердце. Эгор, не ожидая подвоха, положил ладонь на грудь и ощутил непонятную и неприятную пустоту. Он задрал джемпер и футболку и увидел в зеркале зияющую черную дыру. Хмыкнув и ничему уже не удивляясь, он опустил одежду и посмотрел на клоуна. Тот поднял узкие плечи и, как бы извиняясь, развел руками. Жевать он не переставал — изо рта у него торчал змеиный хвост. Тут Эгор расплакался, как настоящий эмо-бой, — громко, горько и от души, но каким-то чудом смог быстро взять себя в руки. Если кто-то наверху захотел над ним посмеяться, то у него это вышло на славу. Эгор с неожиданной для тощих рук легкостью схватил зеркало, поднял его над головой и шандарахнул оземь. С чистым хрустальным звоном оно разлетелось на осколки, которые тут же превратились в черных злобных крыс, с противным писком убежавших в туман. Эгор вопросительно взглянул на клоуна.
— Гнев, — сказал тот с набитой грибами и змеятиной пастью. — Я даже сказал бы, праведный гнев.
— И что со всем этим делать? Я не хочу такой жизни, этого мира, этого мерзкого тела. Неужели кому-то мало того, что меня убили? За что мне этот суперприз? За то, что я заступился за этих жалких чмошников? За это?
— Брат, остынь, в конце концов, ты жив. Наслаждайся. Когда ты родился в первый раз, ты тоже не просил об этом, и тот мир, прямо скажем, совсем не идеален.
— Меня устраивал! Мне было всего восемнадцать, черт побери! Я даже не успел переспать с Кити.
— Бедняга. Я в том мире вообще ничего не успел, поэтому надеюсь повеселиться здесь.
— Так ты тоже не абориген?
— Нет, но я знаток здешних мест. Так уж вышло, брат, что я все знаю про этот дивный мир.
— И давно ты здесь?
— Понятия не имею. Видишь ли, время тут еще более относительно, чем в Реале. Оно то застывает, как смола, то несется, как скорый поезд, то вообще исчезает на время. Время исчезло на время. Ха-ха. Каламбур. Так что я здесь достаточно долго. Достаточно… для того, чтобы помочь тебе адаптироваться.
— Я не хочу здесь адаптироваться! Больше всего на свете я хочу проснуться в своей кровати.
— Поэтому, просыпаясь каждое утро в своей кровати, надо испытывать бурный восторг от происходящего. Пойдем, брат, найдем тебе новую постель. Эмо теперь твой мир и твоя жизнь, и советую принять это как должное и не гневить Создателя.
— Да плевал я на вашего Создателя.
— Да ты крут, чувак! Пойдем-ка прогуляемся, полюбуемся эмо-видами.
ГЛАВА 4
Клоун ада
Они шли уже почти целый час, а может быть, пять минут, которые тянулись как целый час. Эгор молчал и зыркал по сторонам единственным глазом. Его длинные ноги все увереннее шли за ни на секунду не прекращавшим трещать красным клоуном.
«Лаптя не хватает, — горько подумал Эгор, — Пузырь и Соломинка присутствуют». И тут же удивился своей способности к самоиронии в такой неимоверной ситуации, удивился способности удивляться, удивился, что уже не удивляется вырастающим ежесекундно у него под ногами грибам удивления. И понял, что совершенно ушел в себя и уже давно не слушает толстого болтуна. Они шли по пустой широкой улице с черной мостовой, по которой стелился розовый туман, а по бокам высились невысокие, этажа в три, пустые, на вид облупившиеся дома, сложенные из розового и черного кирпича, с черными оконными проемами незастекленных окон. И ни одной живой души вокруг.
«Если это не сон и не глюк, то это самый скучный мир из тех, что стоило придумать», — думал Эгор.
— Эй, брат, ты что, меня не слушаешь? Так-то ты ценишь дружескую беседу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Я, наверное, просто сильно ударился головой и у меня такие дурацкие глюки. Или я в больнице и мне вкололи какой-то безумный наркоз. Или я просто сплю.
— Или — это передача «Розыгрыш», и сейчас из-за кустов твоих сомнений, а ты, я надеюсь, видишь, сколько их появилось между нами за последние три минуты, выскочит радостная Кити: «Егор, прости, я тебя разыграла!»
— Кити! — Эгор схватился за голову и тут же отдернул руки: голова была чужой и непривычной, по спине уже знакомо побежала змейка.
— Эгор, прости. Наверное, начать надо было с этого. — Клоун засунул руку в бездонный карман своих безразмерных брюк и извлек на тусклый свет зеркало в красивой патинированной готической оправе. Растянув его руками, словно стекло с амальгамой было консистенции жевательной резинки, он перешагнул через кусты сомнений, раздавив при этом пару сороконожек отвращения, и приставил зеркало к огромному шампиньону удивления, выросшему прямо перед Эгором.
В зеркале отражался испуганный карикатурный эмо-бой. Похожие картинки Егор много раз видел в Интернете, но этот малый стоял живой и в ужасе смотрел на него. Клоун, стоявший рядом, перехватил очередную змею, гораздо больших размеров, чем предыдущая, и старательно колотил ее головой о землю. Эгор поднял руку и молча показал на урода в зеркале, собираясь задать клоуну вопрос. Карикатура сделала то же самое, а клоун, плотоядно улыбаясь, молча кивнул, продолжая махать змеей. Эгор шумно выдохнул и скрепя сердце начал скрупулезно изучать свой новый облик. Уровень его сопротивления бреду уже давно зашкаливал от нереальности происходящего и теперь перешел в новое качество: он постепенно стал смиряться с ощущениями, появилось даже некоторое любопытство. Итак, перед ним в зеркале стоял худой, высокий юноша, с бледным лицом, слева наполовину закрытым иссиня-черной челкой. На открытой половине лица сиял страданием и болью синий глаз, густо обведенный чем-то черным. Губы тоже были цвета черной запекшейся крови, а нос — крылат ноздрями и заострен, как у покойника. В нижней губе и левой ноздре красовались толстые стальные кольца. Тыльные стороны ладоней украшали странные татуировки. Приглядевшись, Эгор понял, что это половинки разбитого сердца с неровными краями разлома. Эгор поднял тонкими музыкальными пальцами хрупкой руки тяжелую челку и замер. Лучше бы он этого не делал — под волосами пряталась сгоревшая часть лица с пустой черной глазницей. «Бедный, бедный Егор Трушин — ничего от тебя не осталось», — подумал Эгор и продолжил осмотр. Одет он был в какой-то стариковский джемпер в ромбик с большим треугольным вырезом, под которым красовалась футболка «Меtallica». «Ну, хоть „Metallica"», — нелепо обрадовался Эгор. Джинсы на тощей заднице держались благодаря широкому, проклепанному металлическими сердцами ремню с огромной пряжкой в виде черепа-имбецила — трехзубого, без нижней челюсти, зато с двумя перекрещенными берцовыми костями. Такой же череп в виде перстня красовался на среднем пальце правой руки. Ногти на руках оказались черными, длинными и острыми. На плече висела увесистая сумка-почтальонка. Заныло сердце. Эгор, не ожидая подвоха, положил ладонь на грудь и ощутил непонятную и неприятную пустоту. Он задрал джемпер и футболку и увидел в зеркале зияющую черную дыру. Хмыкнув и ничему уже не удивляясь, он опустил одежду и посмотрел на клоуна. Тот поднял узкие плечи и, как бы извиняясь, развел руками. Жевать он не переставал — изо рта у него торчал змеиный хвост. Тут Эгор расплакался, как настоящий эмо-бой, — громко, горько и от души, но каким-то чудом смог быстро взять себя в руки. Если кто-то наверху захотел над ним посмеяться, то у него это вышло на славу. Эгор с неожиданной для тощих рук легкостью схватил зеркало, поднял его над головой и шандарахнул оземь. С чистым хрустальным звоном оно разлетелось на осколки, которые тут же превратились в черных злобных крыс, с противным писком убежавших в туман. Эгор вопросительно взглянул на клоуна.
— Гнев, — сказал тот с набитой грибами и змеятиной пастью. — Я даже сказал бы, праведный гнев.
— И что со всем этим делать? Я не хочу такой жизни, этого мира, этого мерзкого тела. Неужели кому-то мало того, что меня убили? За что мне этот суперприз? За то, что я заступился за этих жалких чмошников? За это?
— Брат, остынь, в конце концов, ты жив. Наслаждайся. Когда ты родился в первый раз, ты тоже не просил об этом, и тот мир, прямо скажем, совсем не идеален.
— Меня устраивал! Мне было всего восемнадцать, черт побери! Я даже не успел переспать с Кити.
— Бедняга. Я в том мире вообще ничего не успел, поэтому надеюсь повеселиться здесь.
— Так ты тоже не абориген?
— Нет, но я знаток здешних мест. Так уж вышло, брат, что я все знаю про этот дивный мир.
— И давно ты здесь?
— Понятия не имею. Видишь ли, время тут еще более относительно, чем в Реале. Оно то застывает, как смола, то несется, как скорый поезд, то вообще исчезает на время. Время исчезло на время. Ха-ха. Каламбур. Так что я здесь достаточно долго. Достаточно… для того, чтобы помочь тебе адаптироваться.
— Я не хочу здесь адаптироваться! Больше всего на свете я хочу проснуться в своей кровати.
— Поэтому, просыпаясь каждое утро в своей кровати, надо испытывать бурный восторг от происходящего. Пойдем, брат, найдем тебе новую постель. Эмо теперь твой мир и твоя жизнь, и советую принять это как должное и не гневить Создателя.
— Да плевал я на вашего Создателя.
— Да ты крут, чувак! Пойдем-ка прогуляемся, полюбуемся эмо-видами.
ГЛАВА 4
Клоун ада
Они шли уже почти целый час, а может быть, пять минут, которые тянулись как целый час. Эгор молчал и зыркал по сторонам единственным глазом. Его длинные ноги все увереннее шли за ни на секунду не прекращавшим трещать красным клоуном.
«Лаптя не хватает, — горько подумал Эгор, — Пузырь и Соломинка присутствуют». И тут же удивился своей способности к самоиронии в такой неимоверной ситуации, удивился способности удивляться, удивился, что уже не удивляется вырастающим ежесекундно у него под ногами грибам удивления. И понял, что совершенно ушел в себя и уже давно не слушает толстого болтуна. Они шли по пустой широкой улице с черной мостовой, по которой стелился розовый туман, а по бокам высились невысокие, этажа в три, пустые, на вид облупившиеся дома, сложенные из розового и черного кирпича, с черными оконными проемами незастекленных окон. И ни одной живой души вокруг.
«Если это не сон и не глюк, то это самый скучный мир из тех, что стоило придумать», — думал Эгор.
— Эй, брат, ты что, меня не слушаешь? Так-то ты ценишь дружескую беседу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56