– Чтобы я сказал то, чего сказать не могу? Ты прекрасно понимаешь, что я не отрекусь от этой кошки. Я стал бы подлецом и перед собой, и перед ней…
– Знаю… – проронила Камилла.
– И перед тобой тоже, – докончил Ален.
– Ну, передо мной…
Камилла выставила отстраняющую руку.
– Ты тоже идёшь в счёт, – твёрдо перебил её Ален. – Получается, что тебя не устраиваю я. Саху тебе не в чем упрекнуть, кроме как в любви ко мне.
Она молча смотрела на него растерянно и нерешительно. Он почувствовал досаду, оттого что она вынуждала задавать ещё какие-то вопросы. Он думал поначалу, что короткая яростная перепалка ускорит развязку, какой бы она ни была, и с полным доверием решил положиться на сей простой способ. Однако, сорвавшись поначалу на крик, Камилла присмирела и не подлила ни капли масла в огонь. Ален решил набраться терпения:
– Скажи-ка малыш… Что? Нельзя называть тебя малышом? Скажи, если бы это была не Саха, а другая кошка, ты стала бы более терпимой?
– Конечно, – очень быстро ответила она. – Ведь ты не любил бы её так, как эту.
– Верно, – подтвердил Ален расчётливо-беспристрастно.
– Да ты и женщину не любил бы так! – продолжала Камилла, начиная горячиться.
– Тоже верно, – согласился Ален.
– Ты вообще не похож на любителей животных… Вот Патрик, тот любит их: обхватывает здоровенных псов за шею, валяет их по земле, мяукает, дразня кошек, пересвистывается с птицами…
– Ну что ж, он не из привередливых, – заметил Ален.
– Ты не такой, ты любишь Саху…
– Я никогда не скрывал это от тебя, но и не лгал, говоря, что Саха не соперница тебе…
Он умолк и опустил веки над своей тайной – тайной чистоты.
– Соперница сопернице рознь, – язвительно заметила Камилла.
Краска залила вдруг её лицо, она пошла на Алена, пьянея от внезапного гнева.
– Я видела вас! – выкрикнула она. – Когда ты ночуешь на своём диванчике. Так вот, утром, ещё затемно, я видела вас вдвоём…
Она вытянула дрожащую руку к террасе.
– Вы сидели там… и даже не слышали меня! Вот так сидели, щека к щеке!..
Она подошла к окну, отдышалась, вернулась к Алену.
– По совести, это ты должен мне сказать, есть ли у меня причины не любить эту кошку и страдать.
Ален так долго молчал, что она вновь вспылила:
– Говори же! Скажи что-нибудь! Это становится невыносимо… Чего ты ждёшь?
– Продолжения. Выскажись до конца.
Ален медленно встал, наклонился над женой и тихо спросил, указывая на балконную дверь:
– Ведь это ты, да? Ты её сбросила?
Камилла проворно отбежала за кровать, но отрицать не стала. Нечто похожее на улыбку появилось на лице Алена, когда она отпрыгнула от него, и он проговорил задумчиво:
– Ты столкнула её. Я верно почувствовал, что ты бесповоротно изменила наши отношения. Ты сбросила её… Она обломала когти, цепляясь за стену дома…
Он поник головой, мысленно представив себе эту картину.
– Да, но как ты её сбросила? Схватила за шиворот? Воспользовалась тем, что она уснула на бортике? Готовилась заранее? Она отбивалась?
Он поднял голову, посмотрел на руки Камиллы.
– Нет, царапин не видно. А как она тебя изобличила, когда я заставил тебя дотронуться до неё!.. Она была великолепна…
Отведя взгляд, он посмотрел на ночь, на звёздную пыль, на вершины трёх тополей, на которые падал свет из их окон.
– Что же, я ухожу, – кратко объявил он.
– Но послушай… Послушай… – прошептала Камилла с неистовой мольбой в голосе.
Тем не менее она не пыталась помешать ему, когда он вышел из комнаты. Он хлопал дверцами шкафов, разговаривал с кошкой в ванной. По изменившемуся звуку шагов она поняла, что Ален обулся для выхода в город, и невольно взглянула на часы. Он снова вошёл, неся Саху в пузатой корзине, с которой госпожа Бюк ходила в магазин. Наспех одетый, непричёсанный, с шейным платком, он, казалось, возвращался с любовного свидания. Слёзы подступили к глазам Камиллы, но, услышав, как в корзине заворочалась Саха, она стиснула губы.
– Ну вот, я ухожу, – повторил Ален.
Он опустил глаза, приподнял корзину и расчётливо-жестоко поправился:
– Мы уходим.
Он приладил плотнее сплетённую из лозы крышку, пояснил:
– Ничего другого на кухне не нашёл.
– Ты идешь к своим? – спросила Камилла, стараясь говорить так же спокойно, как Ален.
– Естественно.
– А ты… Я могу видеть тебя в ближайшие дни?
– Конечно.
От неожиданности самообладание едва не оставило её. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не оправдываться, не плакать.
– Ты останешься здесь на ночь одна? – спросил Ален. – Не будешь бояться? Если ты настаиваешь, я останусь, но…
Он повернул голову в сторону террасы.
– …но, если откровенно, мне не хотелось бы… Как ты объяснишь своим?
Оскорблённая тем, что он уже отослал её к родителям, Камилла вздёрнула голову.
– Я не обязана давать им отчёт. Я полагаю, это касается меня одной. Не испытываю особого желания выслушивать советы домашних.
– Совершенно с тобой согласен… на какое-то время.
– К тому же мы можем решить всё завтра…
Он поднял незанятую руку, не допуская возможности какого-либо «завтра».
– Нет. «Завтра» не будет. Сегодня нет «завтра». Он обернулся на пороге.
– В ванной я оставил свой ключ и деньги, которые мы держим здесь…
Она иронически перебила его:
– А почему не ящик консервов и компас?
Она храбрилась и глядела вызывающе, упёршись рукою в бок, высоко держа голову на красивой шее, «Так сказать, силой не держим», – подумал Ален. Он хотел было ответить каким-нибудь модным зубоскальством того же пошиба, стряхнуть волосы на лоб, окинуть её презрительным взглядом сквозь ресницы, не задерживающимся ни на чём другом, но отказался от этой игры, несовместимой с продовольственной корзиной, ограничившись неопределённым кивком на прощание.
Она не переменила своей вызывающе-картинной позы. Уже уходя, он увидел то, чего не заметил вблизи: круги под глазами и испарину, выступившую на висках и гладкой шее.
Выйдя из подъезда, он привычно перешёл на другую сторону улицы с ключом от гаража в руке. «Нет, этого я сделать не могу», – подумал он, поворачивая к шоссе, до которого было довольно далеко и где по ночам рыскали в поисках клиентов такси. Саха несколько раз мяукнула, он успокоил её голосом. «Этого я сделать не могу, хотя было бы несравненно удобнее воспользоваться машиной. Выбраться ночью из Нёйи – чистое безумие». Он надеялся обрести блаженный покой, но удивительное дело: едва он остался в одиночестве, как почувствовал себя растерянным. И ходьба не успокоила его. Наконец ему попалось блуждающее такси. Доехали за пять минут, но ему показалось, что прошла целая вечность.
Стоя под газовым фонарём, он ждал, когда откроют ворота, его знобило, несмотря на тёплую ночь. Саха, учуявшая запах сада, помяукивала в поставленной на тротуар корзине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Знаю… – проронила Камилла.
– И перед тобой тоже, – докончил Ален.
– Ну, передо мной…
Камилла выставила отстраняющую руку.
– Ты тоже идёшь в счёт, – твёрдо перебил её Ален. – Получается, что тебя не устраиваю я. Саху тебе не в чем упрекнуть, кроме как в любви ко мне.
Она молча смотрела на него растерянно и нерешительно. Он почувствовал досаду, оттого что она вынуждала задавать ещё какие-то вопросы. Он думал поначалу, что короткая яростная перепалка ускорит развязку, какой бы она ни была, и с полным доверием решил положиться на сей простой способ. Однако, сорвавшись поначалу на крик, Камилла присмирела и не подлила ни капли масла в огонь. Ален решил набраться терпения:
– Скажи-ка малыш… Что? Нельзя называть тебя малышом? Скажи, если бы это была не Саха, а другая кошка, ты стала бы более терпимой?
– Конечно, – очень быстро ответила она. – Ведь ты не любил бы её так, как эту.
– Верно, – подтвердил Ален расчётливо-беспристрастно.
– Да ты и женщину не любил бы так! – продолжала Камилла, начиная горячиться.
– Тоже верно, – согласился Ален.
– Ты вообще не похож на любителей животных… Вот Патрик, тот любит их: обхватывает здоровенных псов за шею, валяет их по земле, мяукает, дразня кошек, пересвистывается с птицами…
– Ну что ж, он не из привередливых, – заметил Ален.
– Ты не такой, ты любишь Саху…
– Я никогда не скрывал это от тебя, но и не лгал, говоря, что Саха не соперница тебе…
Он умолк и опустил веки над своей тайной – тайной чистоты.
– Соперница сопернице рознь, – язвительно заметила Камилла.
Краска залила вдруг её лицо, она пошла на Алена, пьянея от внезапного гнева.
– Я видела вас! – выкрикнула она. – Когда ты ночуешь на своём диванчике. Так вот, утром, ещё затемно, я видела вас вдвоём…
Она вытянула дрожащую руку к террасе.
– Вы сидели там… и даже не слышали меня! Вот так сидели, щека к щеке!..
Она подошла к окну, отдышалась, вернулась к Алену.
– По совести, это ты должен мне сказать, есть ли у меня причины не любить эту кошку и страдать.
Ален так долго молчал, что она вновь вспылила:
– Говори же! Скажи что-нибудь! Это становится невыносимо… Чего ты ждёшь?
– Продолжения. Выскажись до конца.
Ален медленно встал, наклонился над женой и тихо спросил, указывая на балконную дверь:
– Ведь это ты, да? Ты её сбросила?
Камилла проворно отбежала за кровать, но отрицать не стала. Нечто похожее на улыбку появилось на лице Алена, когда она отпрыгнула от него, и он проговорил задумчиво:
– Ты столкнула её. Я верно почувствовал, что ты бесповоротно изменила наши отношения. Ты сбросила её… Она обломала когти, цепляясь за стену дома…
Он поник головой, мысленно представив себе эту картину.
– Да, но как ты её сбросила? Схватила за шиворот? Воспользовалась тем, что она уснула на бортике? Готовилась заранее? Она отбивалась?
Он поднял голову, посмотрел на руки Камиллы.
– Нет, царапин не видно. А как она тебя изобличила, когда я заставил тебя дотронуться до неё!.. Она была великолепна…
Отведя взгляд, он посмотрел на ночь, на звёздную пыль, на вершины трёх тополей, на которые падал свет из их окон.
– Что же, я ухожу, – кратко объявил он.
– Но послушай… Послушай… – прошептала Камилла с неистовой мольбой в голосе.
Тем не менее она не пыталась помешать ему, когда он вышел из комнаты. Он хлопал дверцами шкафов, разговаривал с кошкой в ванной. По изменившемуся звуку шагов она поняла, что Ален обулся для выхода в город, и невольно взглянула на часы. Он снова вошёл, неся Саху в пузатой корзине, с которой госпожа Бюк ходила в магазин. Наспех одетый, непричёсанный, с шейным платком, он, казалось, возвращался с любовного свидания. Слёзы подступили к глазам Камиллы, но, услышав, как в корзине заворочалась Саха, она стиснула губы.
– Ну вот, я ухожу, – повторил Ален.
Он опустил глаза, приподнял корзину и расчётливо-жестоко поправился:
– Мы уходим.
Он приладил плотнее сплетённую из лозы крышку, пояснил:
– Ничего другого на кухне не нашёл.
– Ты идешь к своим? – спросила Камилла, стараясь говорить так же спокойно, как Ален.
– Естественно.
– А ты… Я могу видеть тебя в ближайшие дни?
– Конечно.
От неожиданности самообладание едва не оставило её. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не оправдываться, не плакать.
– Ты останешься здесь на ночь одна? – спросил Ален. – Не будешь бояться? Если ты настаиваешь, я останусь, но…
Он повернул голову в сторону террасы.
– …но, если откровенно, мне не хотелось бы… Как ты объяснишь своим?
Оскорблённая тем, что он уже отослал её к родителям, Камилла вздёрнула голову.
– Я не обязана давать им отчёт. Я полагаю, это касается меня одной. Не испытываю особого желания выслушивать советы домашних.
– Совершенно с тобой согласен… на какое-то время.
– К тому же мы можем решить всё завтра…
Он поднял незанятую руку, не допуская возможности какого-либо «завтра».
– Нет. «Завтра» не будет. Сегодня нет «завтра». Он обернулся на пороге.
– В ванной я оставил свой ключ и деньги, которые мы держим здесь…
Она иронически перебила его:
– А почему не ящик консервов и компас?
Она храбрилась и глядела вызывающе, упёршись рукою в бок, высоко держа голову на красивой шее, «Так сказать, силой не держим», – подумал Ален. Он хотел было ответить каким-нибудь модным зубоскальством того же пошиба, стряхнуть волосы на лоб, окинуть её презрительным взглядом сквозь ресницы, не задерживающимся ни на чём другом, но отказался от этой игры, несовместимой с продовольственной корзиной, ограничившись неопределённым кивком на прощание.
Она не переменила своей вызывающе-картинной позы. Уже уходя, он увидел то, чего не заметил вблизи: круги под глазами и испарину, выступившую на висках и гладкой шее.
Выйдя из подъезда, он привычно перешёл на другую сторону улицы с ключом от гаража в руке. «Нет, этого я сделать не могу», – подумал он, поворачивая к шоссе, до которого было довольно далеко и где по ночам рыскали в поисках клиентов такси. Саха несколько раз мяукнула, он успокоил её голосом. «Этого я сделать не могу, хотя было бы несравненно удобнее воспользоваться машиной. Выбраться ночью из Нёйи – чистое безумие». Он надеялся обрести блаженный покой, но удивительное дело: едва он остался в одиночестве, как почувствовал себя растерянным. И ходьба не успокоила его. Наконец ему попалось блуждающее такси. Доехали за пять минут, но ему показалось, что прошла целая вечность.
Стоя под газовым фонарём, он ждал, когда откроют ворота, его знобило, несмотря на тёплую ночь. Саха, учуявшая запах сада, помяукивала в поставленной на тротуар корзине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25