– Он обхватил ее лицо ладонями и нагнулся, чтобы поцеловать. – Дорогая, я никогда не буду счастлив, сидя в офисе. Ты носишь платья из изысканного шелка, а я – грубые джинсы. Ты любишь концерты в консерватории и французское шампанское, а я – футбол по телевизору и пиво в обществе приятелей. Наши вкусы и привычки не совпадают, Бет. И мы оба это знаем. Давай не будем разрушать то, что у нас было, хорошо?
– Но, Дик…
– Я люблю тебя, Бет Робин. – Он поднял ее лицо и заглянул в глаза. – И сейчас, в этот момент, ты тоже любишь меня. Давай на этом закончим. Если мы попытаемся превратить это во что-то другое, то оба будем несчастны. Мне нет места в твоей жизни. Давай будем счастливы, вспоминая то, что у нас было.
Каким-то образом Бет сдержалась, чтобы не расплакаться. Его слова причиняли ей сильную боль, но она все же постаралась ему улыбнуться. Он был прав, в глубине души она это понимала. Но сейчас… Боже, единственное, чего ей хотелось больше всего на свете, это чтобы его руки обняли ее, губы прижались к ее губам…
Но он был прав. Постоянно находиться в дороге было его потребностью. А здесь ему плохо, он задыхался в ее мирке. Она знала этих людей, ибо сама была частью маленького светского общества. Для них он навсегда останется водителем грузовика, поводом для улыбок во время коктейля, предметом для обсуждения.
Ухоженные женщины будут проводить время, думая о том, каков он в постели, – а одна или две попытаются это узнать, – в то время как их богатые мужья решат, что все же он загадка: не играет в теннис или в гольф, не играет на бирже…
– Думаю, ты прав, – выдавила она, все еще заставляя себя улыбаться. – Как бы я хотела убедить тебя остаться со мной. Мне не по себе, кажется, я тону.
Он ласково засмеялся:
– С тобой все будет в порядке. Это твой мир. И ты с ним справишься.
Бет снова кивнула, зная, что ей не удержать слез, если скажет еще хоть слово. Он снова наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Береги себя, Бет, – прошептал он. – То, что было между нами, – это волшебство, дорогая. И ты переживешь это с кем-нибудь еще, кто принадлежит этому миру… я уверен.
Потом он ушел, не оглядываясь. Его широкие плечи лишь мелькнули в толпе. Не успела Бет прийти в себя, как к ней подошла Беатрис Веллман.
– Бет, дорогая, я так рада, что ты вернулась! – проговорила она, целуя ее в щеку. – Я всегда знала, что ты была права относительно Шеридана. Я говорила всем, что это позор, он обращался с тобой неподобающим образом, распуская слухи о твоей наркомании. Но ты вернулась, и теперь все будет хорошо.
– Где же ты была раньше?
Беатрис вздрогнула:
– Извини.
– Если ты мне верила, почему же ты не поддержала меня? Почему не сказала в полиции, например, что знаешь о том, что меня подставили?
– Почему… но… я… – она задрожала, лицо ее порозовело, – я… я не могла. Кто бы мне поверил? – Она прижала руку к груди и засмеялась. – Кроме того, я знала, что ты победишь. Ты так похожа на твою дорогую мать. Теперь… – Она наклонилась ближе. – Расскажи мне об этом мужчине, дорогая, где ты его нашла? Такие плечи… Бог мой, я не видела таких плеч с тех пор, как…
– Нет. – Бет отступила в сторону. – Нет, я совсем не похожа на свою мать. Извини меня, но я должна поговорить с…
– Но… но…
Ее пытались остановить, когда она проходила мимо, на лицах гостей было написано беспокойство, но она не обращала ни на кого внимания и не останавливалась, внезапно ощутив отвращение к собравшимся. Уотсон Ренфрю, друг ее отца и один из немногих людей, кого она на самом деле любила и кому доверяла, заметил ее и, отойдя от небольшой группы людей, с которыми разговаривал, улыбнулся ей.
– Я хочу, чтобы они все ушли, Уотсон. Сейчас!
На его лице еще сохранялась улыбка.
– Ушли? Но, Бет, это же твои друзья. Они все хотят тебя поддержать…
– Это не мои друзья, – горько ответила Бет. – И никогда ими не были. Они все наблюдали, как шесть лет подряд Шеридан медленно убивал меня, и им это нравилось. Для них это было развлечением, спектаклем, и они наслаждались этим.
– Бет, я думаю, ты к ним несправедлива.
– Боюсь, я права. Я устала развлекать их. Выпроводи их, или, клянусь, я сама это сделаю. А я могу быть очень невежливой.
Уотсон слегка побледнел, заметив что-то необычное в ее глазах, и все еще удивленно пробормотал «сейчас», поставил свой стакан на столик и пошел к центру комнаты. Стиснув зубы, Бет боролась со слезами.
– Держись, – яростно шептала она себе, – держись!
Она ни за что не позволит этим людям видеть ее слезы. Они будут говорить о ней и о Дике еще достаточно долго. И она не собирается показывать им, как страдает.
– Ну, Бет, хорошие новости – мне удалось сохранить дом, коттедж и часть собственности в Кармеле. Плохие новости – все остальное ушло. – Уотсон поставил изящную чашку с кофе на столик и вздохнул. – Ты почти разорена, Бет. Может быть, мы получим обратно часть денег, но придется годами судиться. И, честно говоря, я не уверен, что мы их получим. Все было сделано легально. Доказать, что твоя мать отдала ему право распоряжаться своими деньгами под нажимом, невозможно. Правда, есть еще твой доверенный фонд, но я не уверен, что мы можем сделать что-то и там.
Бет спокойно спросила:
– Ты говоришь, что дом заложен и есть огромные долги?
Уотсон кивнул:
– Часть этих денег он вкладывал в свою избирательную кампанию, смешивая их с легальными вложениями, но нет никаких документов, доказывающих, что легально, а что – нет. И потребуются годы, чтобы все это распутать. Но основная часть просто растрачена, Бет. Неудачные капиталовложения, рискованные предприятия, займы. Не осталось практически ничего.
Бет подумала, что должна чувствовать что-то. Ярость, гнев, страх. Богатая женщина, в одночасье потерявшая все… Хотя, впрочем, не в одночасье…
А она ничего не чувствовала, абсолютно ничего.
Она как бы замкнулась в себе. Вот уже шесть недель, как ушел Дик.
Уотсон заговорил снова, но она его не слышала. Затем он ушел, и она осталась одна. Одна в этой пустоте. И оцепенела.
Прошла еще неделя. Постепенно Бет рассчитала всех слуг, распродала мебель и ковры, чтобы оплатить самые неотложные счета.
И наконец однажды она огляделась вокруг: огромный дом с мраморными полами и олимпийским бассейном, позолота и холодные пустые комнаты… Неожиданно Бет поняла… Поняла, что больше не хочет здесь оставаться, а может, не хотела никогда.
Тот, к кому стремилось ее сердце, был где-то в пути. Теперь она принадлежала этому чувству гораздо больше, чем пустым стенам своего дома. Стенам, которые служили тюрьмой ее матери. И даже ей. Она чувствовала себя здесь в безопасности, но безопасность, как и многое в ее жизни, оказалась иллюзией.
С Диком она нашла что-то гораздо более ценное. Саму себя. Или Дик нашел ее – снял все эти поверхностные слои и открыл настоящую Бет, как редкий драгоценный камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Но, Дик…
– Я люблю тебя, Бет Робин. – Он поднял ее лицо и заглянул в глаза. – И сейчас, в этот момент, ты тоже любишь меня. Давай на этом закончим. Если мы попытаемся превратить это во что-то другое, то оба будем несчастны. Мне нет места в твоей жизни. Давай будем счастливы, вспоминая то, что у нас было.
Каким-то образом Бет сдержалась, чтобы не расплакаться. Его слова причиняли ей сильную боль, но она все же постаралась ему улыбнуться. Он был прав, в глубине души она это понимала. Но сейчас… Боже, единственное, чего ей хотелось больше всего на свете, это чтобы его руки обняли ее, губы прижались к ее губам…
Но он был прав. Постоянно находиться в дороге было его потребностью. А здесь ему плохо, он задыхался в ее мирке. Она знала этих людей, ибо сама была частью маленького светского общества. Для них он навсегда останется водителем грузовика, поводом для улыбок во время коктейля, предметом для обсуждения.
Ухоженные женщины будут проводить время, думая о том, каков он в постели, – а одна или две попытаются это узнать, – в то время как их богатые мужья решат, что все же он загадка: не играет в теннис или в гольф, не играет на бирже…
– Думаю, ты прав, – выдавила она, все еще заставляя себя улыбаться. – Как бы я хотела убедить тебя остаться со мной. Мне не по себе, кажется, я тону.
Он ласково засмеялся:
– С тобой все будет в порядке. Это твой мир. И ты с ним справишься.
Бет снова кивнула, зная, что ей не удержать слез, если скажет еще хоть слово. Он снова наклонился и поцеловал ее в щеку.
– Береги себя, Бет, – прошептал он. – То, что было между нами, – это волшебство, дорогая. И ты переживешь это с кем-нибудь еще, кто принадлежит этому миру… я уверен.
Потом он ушел, не оглядываясь. Его широкие плечи лишь мелькнули в толпе. Не успела Бет прийти в себя, как к ней подошла Беатрис Веллман.
– Бет, дорогая, я так рада, что ты вернулась! – проговорила она, целуя ее в щеку. – Я всегда знала, что ты была права относительно Шеридана. Я говорила всем, что это позор, он обращался с тобой неподобающим образом, распуская слухи о твоей наркомании. Но ты вернулась, и теперь все будет хорошо.
– Где же ты была раньше?
Беатрис вздрогнула:
– Извини.
– Если ты мне верила, почему же ты не поддержала меня? Почему не сказала в полиции, например, что знаешь о том, что меня подставили?
– Почему… но… я… – она задрожала, лицо ее порозовело, – я… я не могла. Кто бы мне поверил? – Она прижала руку к груди и засмеялась. – Кроме того, я знала, что ты победишь. Ты так похожа на твою дорогую мать. Теперь… – Она наклонилась ближе. – Расскажи мне об этом мужчине, дорогая, где ты его нашла? Такие плечи… Бог мой, я не видела таких плеч с тех пор, как…
– Нет. – Бет отступила в сторону. – Нет, я совсем не похожа на свою мать. Извини меня, но я должна поговорить с…
– Но… но…
Ее пытались остановить, когда она проходила мимо, на лицах гостей было написано беспокойство, но она не обращала ни на кого внимания и не останавливалась, внезапно ощутив отвращение к собравшимся. Уотсон Ренфрю, друг ее отца и один из немногих людей, кого она на самом деле любила и кому доверяла, заметил ее и, отойдя от небольшой группы людей, с которыми разговаривал, улыбнулся ей.
– Я хочу, чтобы они все ушли, Уотсон. Сейчас!
На его лице еще сохранялась улыбка.
– Ушли? Но, Бет, это же твои друзья. Они все хотят тебя поддержать…
– Это не мои друзья, – горько ответила Бет. – И никогда ими не были. Они все наблюдали, как шесть лет подряд Шеридан медленно убивал меня, и им это нравилось. Для них это было развлечением, спектаклем, и они наслаждались этим.
– Бет, я думаю, ты к ним несправедлива.
– Боюсь, я права. Я устала развлекать их. Выпроводи их, или, клянусь, я сама это сделаю. А я могу быть очень невежливой.
Уотсон слегка побледнел, заметив что-то необычное в ее глазах, и все еще удивленно пробормотал «сейчас», поставил свой стакан на столик и пошел к центру комнаты. Стиснув зубы, Бет боролась со слезами.
– Держись, – яростно шептала она себе, – держись!
Она ни за что не позволит этим людям видеть ее слезы. Они будут говорить о ней и о Дике еще достаточно долго. И она не собирается показывать им, как страдает.
– Ну, Бет, хорошие новости – мне удалось сохранить дом, коттедж и часть собственности в Кармеле. Плохие новости – все остальное ушло. – Уотсон поставил изящную чашку с кофе на столик и вздохнул. – Ты почти разорена, Бет. Может быть, мы получим обратно часть денег, но придется годами судиться. И, честно говоря, я не уверен, что мы их получим. Все было сделано легально. Доказать, что твоя мать отдала ему право распоряжаться своими деньгами под нажимом, невозможно. Правда, есть еще твой доверенный фонд, но я не уверен, что мы можем сделать что-то и там.
Бет спокойно спросила:
– Ты говоришь, что дом заложен и есть огромные долги?
Уотсон кивнул:
– Часть этих денег он вкладывал в свою избирательную кампанию, смешивая их с легальными вложениями, но нет никаких документов, доказывающих, что легально, а что – нет. И потребуются годы, чтобы все это распутать. Но основная часть просто растрачена, Бет. Неудачные капиталовложения, рискованные предприятия, займы. Не осталось практически ничего.
Бет подумала, что должна чувствовать что-то. Ярость, гнев, страх. Богатая женщина, в одночасье потерявшая все… Хотя, впрочем, не в одночасье…
А она ничего не чувствовала, абсолютно ничего.
Она как бы замкнулась в себе. Вот уже шесть недель, как ушел Дик.
Уотсон заговорил снова, но она его не слышала. Затем он ушел, и она осталась одна. Одна в этой пустоте. И оцепенела.
Прошла еще неделя. Постепенно Бет рассчитала всех слуг, распродала мебель и ковры, чтобы оплатить самые неотложные счета.
И наконец однажды она огляделась вокруг: огромный дом с мраморными полами и олимпийским бассейном, позолота и холодные пустые комнаты… Неожиданно Бет поняла… Поняла, что больше не хочет здесь оставаться, а может, не хотела никогда.
Тот, к кому стремилось ее сердце, был где-то в пути. Теперь она принадлежала этому чувству гораздо больше, чем пустым стенам своего дома. Стенам, которые служили тюрьмой ее матери. И даже ей. Она чувствовала себя здесь в безопасности, но безопасность, как и многое в ее жизни, оказалась иллюзией.
С Диком она нашла что-то гораздо более ценное. Саму себя. Или Дик нашел ее – снял все эти поверхностные слои и открыл настоящую Бет, как редкий драгоценный камень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35