Боже мой!
Кто это?!
В то же мгновение прогремел оглушительный выстрел, всколыхнувший весь
мрак старинного здания, и сразу наступила тишина. Я продолжал бежать как
сумасшедший, плохо сознавая, что делаю, пока не наткнулся на тело Варта.
Он лежал лицом вниз, с откинутой правой рукой. Горела только одна свеча, и
при ее дрожащем свете я ничего не мог рассмотреть вокруг себя, но зато
слышал чьи-то тяжелые шаги, удалявшиеся по лестнице, которая вела на
башню. В то же время мои необычайно напряженные чувства позволяли
угадывать присутствие еще одного человека, который стоял в конце тоннеля,
на пороге часовни.
Я бросил подсвечник около трупа и, не помню как, добрался до
столовой, где увидел полуодетого Гула, Циранкевича с одеялом на плечах и
Капсукаса, который по-видимому, еще не ложился. В дверях стоял Гинтарас.
- Что случилось? Где Варт? Кто стрелял?! - засыпали они меня
вопросами и после первых моих слов бросились из столовой.
Через несколько минут Гул и Циранкевич внесли труп своего погибшего
товарища и положили его на скамью. Я немного успокоился и мог наконец
связно рассказать о том, что произошло со мной и Вартом.
- Следовательно, их было двое, - заметил Гул, когда я закончил
рассказывать. - Один, несомненно, этот таинственный Икс, который, видимо,
очень торопится осуществить свои угрозы. Но кто же другой, и как он проник
в запертый коридор? Или, может быть, Варт забыл запереть двери?
- Этого вам никогда не удастся узнать, - угрюмо пробормотал Гинтарас.
- Почему?
- Потому что есть вещи, о которых не пишут в самых ученых книгах.
- Но, как бы там ни было, нам всем необходимо соблюдать величайшую
осторожность. Я думаю, что недели через две или самое большее через месяц
все работы будут закончены, и мы сможем уехать отсюда, но до того времени
нам придется жить, как в осажденной крепости. Вам, Циранкевич, я поручаю
обязанности коменданта. Дело идет не только о том, чтобы сохранить нашу
жизнь, но еще, и это самое главное, о будущности моего изобретения.
Последние слова Гула произвели на меня крайне неприятное впечатление.
Этот человек больше всего на свете был озабочен мыслью о своем
разрушительном веществе и, кажется, ни на минуту не задумался бы принести
ему в жертву жизнь своих друзей.
При первых лучах зари Гинтарас сколотил гроб из необструганных досок,
и когда всходило солнце, мы похоронили. Варта на берегу пруда, между двумя
высокими тополями.
Я твердо решил уехать в тот же день и за обедом сказал об этом
профессору. Он нахмурился и ответил:
- Когда гарнизон в опасности, то всегда находятся солдаты, которые
желают уйти.
Я покраснел и резко ответил, что не принадлежу к гарнизону, и мое
присутствие здесь является совершенно случайным.
- Поступайте, как знаете, - холодно сказал Гул.
Я взглянул на опустевшее место Варта, на печальное лицо Капсукаса и
решил остаться, хотя больше всего в эту минуту желал очутиться на залитой
весенним солнцем дороге, убегавшей в Тракай.
С этого дня я сделался полноправным членом маленькой коммуны, был
допущен в лабораторию и присутствовал при всех последних опытах с
радионитом. Прежде чем продолжить рассказ, я считаю необходимым
опровергнуть самым решительным образом те заметки и статьи, появившиеся в
польской печати, в которых говорилось, будто бы профессор Гул посвятил
меня во все тайны приготовления радионита. Эти ложные сведения, неизвестно
кем распространяемые, навлекли на меня множество неприятностей, о которых
здесь не место говорить. Достаточно упомянуть, что я несколько раз лишался
всех своих бумаг и однажды едва не был убит в поезде, шедшем из Варшавы в
Вильнюс. Вероятно, под влиянием этих газетных заметок, ко мне обращался
военный агент одного Европейского государства и позднее представитель США
с просьбой продать секрет изобретения профессора Гула. Переговоры эти
оборвались в самом начале, так как и первому и второму я ответил, что не
располагаю тем товаром, за которым они явились по поручению своих
спецслужб. Великая Отечественная война вновь воскресила эту старую
историю, погребенную в развалинах бернардинского монастыря, и принесшую
мне столько тяжелых и опасных минут. Заявляю для сведения всех тех лиц,
которые возобновили свои попытки вырвать у меня секрет изготовления
ужасного разрушительного вещества, что у меня никогда не было в руках
бумаг Гула. Не стану отрицать, я знаю кое-что, недалеко не все. Мне
известна, да и то не вполне, общая теория, принципы, но не их практическое
применение. Печатая этот рассказ, представляющий вполне точное и правдивое
изложение трагических событий, случившихся в лаборатории профессора Гула,
я надеюсь, что мне наконец поверят и оставят меня в покое. В этой главе я
помещаю те немногие сведения о радионите, которые мне удалось
разновременно получить от Гула и его сотрудников. Не знаю, представят ли
они интерес для обыкновенного читателя, но изобретатели и техники найдут в
них указание на ту тропинку, по которой шел человек, достигший совершенно
необычайных, чудовищных и фантастических результатов в деле разрушения.
Может быть, кому-нибудь из них удастся получить то вознаграждение, которое
по всей справедливости должно было бы принадлежать Гулу. К сожалению, мои
заметки, которые я составил в Тракае, давно украдены, и приходится по
памяти восстанавливать объяснения людей, обладавших огромными знаниями в
наиболее запутанной и темной области физико-химических наук.
Лаборатория, из которой вышел радионит, помещалась в подвалах,
тянувшихся под южной частью здания. В этом подземелье, куда скудный свет
проникал через заделанные решетками окна под потолком, по странной
случайности сохранились еще печи, кубы и тигли какого-то средневекового
алхимика. Рентгеноустановка и динамо-машина Гула стояли на том месте, где
беспорядочно валялись рычаги, колеса и винты какого-то распавшегося
древнего механизма, а огромный горн алхимика в дальнем углу Циранкевич
приспособил для накаливания радиоактивных металлов. Около стен лежали
груды мусора и черный шлак, выброшенный из печей древних и новых химиков.
Колбы, реторты и другая стеклянная посуда самых разнообразных и
причудливых форм наполняли глубокие ниши: холодный блеск полированного
металла и грозно-трепетное синее пламя, с неистовым шумом вырывавшееся из
конической трубы в середине лаборатории, оживляли мрачные своды подвала,
затянутые густой копотью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Кто это?!
В то же мгновение прогремел оглушительный выстрел, всколыхнувший весь
мрак старинного здания, и сразу наступила тишина. Я продолжал бежать как
сумасшедший, плохо сознавая, что делаю, пока не наткнулся на тело Варта.
Он лежал лицом вниз, с откинутой правой рукой. Горела только одна свеча, и
при ее дрожащем свете я ничего не мог рассмотреть вокруг себя, но зато
слышал чьи-то тяжелые шаги, удалявшиеся по лестнице, которая вела на
башню. В то же время мои необычайно напряженные чувства позволяли
угадывать присутствие еще одного человека, который стоял в конце тоннеля,
на пороге часовни.
Я бросил подсвечник около трупа и, не помню как, добрался до
столовой, где увидел полуодетого Гула, Циранкевича с одеялом на плечах и
Капсукаса, который по-видимому, еще не ложился. В дверях стоял Гинтарас.
- Что случилось? Где Варт? Кто стрелял?! - засыпали они меня
вопросами и после первых моих слов бросились из столовой.
Через несколько минут Гул и Циранкевич внесли труп своего погибшего
товарища и положили его на скамью. Я немного успокоился и мог наконец
связно рассказать о том, что произошло со мной и Вартом.
- Следовательно, их было двое, - заметил Гул, когда я закончил
рассказывать. - Один, несомненно, этот таинственный Икс, который, видимо,
очень торопится осуществить свои угрозы. Но кто же другой, и как он проник
в запертый коридор? Или, может быть, Варт забыл запереть двери?
- Этого вам никогда не удастся узнать, - угрюмо пробормотал Гинтарас.
- Почему?
- Потому что есть вещи, о которых не пишут в самых ученых книгах.
- Но, как бы там ни было, нам всем необходимо соблюдать величайшую
осторожность. Я думаю, что недели через две или самое большее через месяц
все работы будут закончены, и мы сможем уехать отсюда, но до того времени
нам придется жить, как в осажденной крепости. Вам, Циранкевич, я поручаю
обязанности коменданта. Дело идет не только о том, чтобы сохранить нашу
жизнь, но еще, и это самое главное, о будущности моего изобретения.
Последние слова Гула произвели на меня крайне неприятное впечатление.
Этот человек больше всего на свете был озабочен мыслью о своем
разрушительном веществе и, кажется, ни на минуту не задумался бы принести
ему в жертву жизнь своих друзей.
При первых лучах зари Гинтарас сколотил гроб из необструганных досок,
и когда всходило солнце, мы похоронили. Варта на берегу пруда, между двумя
высокими тополями.
Я твердо решил уехать в тот же день и за обедом сказал об этом
профессору. Он нахмурился и ответил:
- Когда гарнизон в опасности, то всегда находятся солдаты, которые
желают уйти.
Я покраснел и резко ответил, что не принадлежу к гарнизону, и мое
присутствие здесь является совершенно случайным.
- Поступайте, как знаете, - холодно сказал Гул.
Я взглянул на опустевшее место Варта, на печальное лицо Капсукаса и
решил остаться, хотя больше всего в эту минуту желал очутиться на залитой
весенним солнцем дороге, убегавшей в Тракай.
С этого дня я сделался полноправным членом маленькой коммуны, был
допущен в лабораторию и присутствовал при всех последних опытах с
радионитом. Прежде чем продолжить рассказ, я считаю необходимым
опровергнуть самым решительным образом те заметки и статьи, появившиеся в
польской печати, в которых говорилось, будто бы профессор Гул посвятил
меня во все тайны приготовления радионита. Эти ложные сведения, неизвестно
кем распространяемые, навлекли на меня множество неприятностей, о которых
здесь не место говорить. Достаточно упомянуть, что я несколько раз лишался
всех своих бумаг и однажды едва не был убит в поезде, шедшем из Варшавы в
Вильнюс. Вероятно, под влиянием этих газетных заметок, ко мне обращался
военный агент одного Европейского государства и позднее представитель США
с просьбой продать секрет изобретения профессора Гула. Переговоры эти
оборвались в самом начале, так как и первому и второму я ответил, что не
располагаю тем товаром, за которым они явились по поручению своих
спецслужб. Великая Отечественная война вновь воскресила эту старую
историю, погребенную в развалинах бернардинского монастыря, и принесшую
мне столько тяжелых и опасных минут. Заявляю для сведения всех тех лиц,
которые возобновили свои попытки вырвать у меня секрет изготовления
ужасного разрушительного вещества, что у меня никогда не было в руках
бумаг Гула. Не стану отрицать, я знаю кое-что, недалеко не все. Мне
известна, да и то не вполне, общая теория, принципы, но не их практическое
применение. Печатая этот рассказ, представляющий вполне точное и правдивое
изложение трагических событий, случившихся в лаборатории профессора Гула,
я надеюсь, что мне наконец поверят и оставят меня в покое. В этой главе я
помещаю те немногие сведения о радионите, которые мне удалось
разновременно получить от Гула и его сотрудников. Не знаю, представят ли
они интерес для обыкновенного читателя, но изобретатели и техники найдут в
них указание на ту тропинку, по которой шел человек, достигший совершенно
необычайных, чудовищных и фантастических результатов в деле разрушения.
Может быть, кому-нибудь из них удастся получить то вознаграждение, которое
по всей справедливости должно было бы принадлежать Гулу. К сожалению, мои
заметки, которые я составил в Тракае, давно украдены, и приходится по
памяти восстанавливать объяснения людей, обладавших огромными знаниями в
наиболее запутанной и темной области физико-химических наук.
Лаборатория, из которой вышел радионит, помещалась в подвалах,
тянувшихся под южной частью здания. В этом подземелье, куда скудный свет
проникал через заделанные решетками окна под потолком, по странной
случайности сохранились еще печи, кубы и тигли какого-то средневекового
алхимика. Рентгеноустановка и динамо-машина Гула стояли на том месте, где
беспорядочно валялись рычаги, колеса и винты какого-то распавшегося
древнего механизма, а огромный горн алхимика в дальнем углу Циранкевич
приспособил для накаливания радиоактивных металлов. Около стен лежали
груды мусора и черный шлак, выброшенный из печей древних и новых химиков.
Колбы, реторты и другая стеклянная посуда самых разнообразных и
причудливых форм наполняли глубокие ниши: холодный блеск полированного
металла и грозно-трепетное синее пламя, с неистовым шумом вырывавшееся из
конической трубы в середине лаборатории, оживляли мрачные своды подвала,
затянутые густой копотью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15