Вдова Монтьель сошла с последней ступеньки, и ее встретило бурлящее, как деревенская ярмарка, патио. Прямо около лестницы стоял стол, на нем лежали завернутые в свежие листья сыры; чуть подальше, в открытой галерее, громоздились один на другом мешки соли и бурдюки с медом, а в глубине двора виднелась конюшня с мулами и лошадьми, где на балках висели седла и сбруя. Дом был пропитан запахом вьючных животных, мешавшимся с запахами дубильни и сахарного завода.
Войдя в контору, вдова поздоровалась с сидевшим за письменным столом сеньором Кармайклом. Тот, сверяясь с бухгалтерской книгой, отсчитывал и складывал пачками деньги. Она открыла выходившее на реку окно, и полную недорогих безделушек комнату, где стояли большие кресла в серых чехлах и висело увеличенное фото Хосе Монтьеля с траурным бантом на рамке, залил яркий свет позднего утра. Вдова почувствовала вонь падали и только теперь увидела лодки на отмелях противоположного берега.
– Что они там делают? – спросила она у сеньора Кармайкла.
– Пытаются убрать дохлую корову.
– Так вот что это такое! – сказала вдова. – Этот запах снился мне всю ночь.
Она посмотрела на сеньора Кармайкла, углубившегося в работу, и добавила:
– Теперь нам не хватает только потопа.
– Уже пятнадцать дней как он начался, – не поднимая головы, отозвался сеньор Кармайкл.
– Правда, – согласилась вдова, – приближается конец. Осталось только лечь в могилу и ждать смерти.
Сеньор Кармайкл слушал ее, не прерывая счета.
– Многие годы мы жаловались, что у нас в городке ничего не происходит, – продолжала вдова. – И вдруг разразились несчастья, словно бог пожелал, чтобы разом произошло все, чего не было уже несколько лет.
Сеньор Кармайкл оторвал взгляд от сейфа, повернулся к ней и увидел, что она, облокотившись на подоконник, пристально рассматривает противоположный берег. На ней было черное платье с длинными рукавами, и она грызла ногти.
– Кончится сезон дождей – дела поправятся, – сказал сеньор Кармайкл.
– Он не кончится, – предсказала вдова. – Беда не приходит одна. Вы Росарио Монтеро видели?
Сеньор Кармайкл сказал, что видел.
– Все это ни на чем не основанная клевета, – продолжал он. – Если обращать внимание на то, что пишут в листках, в конце концов можно спятить.
– Ох уж эти листки! – вздохнула вдова.
– Мне тоже наклеили.
Изумленная, она подошла к его столу.
– Вам?
– Мне, – подтвердил сеньор Кармайкл. – В прошлую субботу наклеили, очень большой и подробный. Было похоже на афишу.
Вдова пододвинула к столу кресло.
– Какая гнусность! – воскликнула она. – Что плохого можно сказать о такой образцовой семье, как ваша?
Сеньор Кармайкл был все так же невозмутим.
– Жена у меня белая, и дети у нас получились разные, всех оттенков, – объяснил он. – Ведь их одиннадцать, представляете себе?
– Еще бы!
– Так в листке было написано, что я отец только черных детей, и приводится список прочих отцов. Среди них назвали и покойного дона Хосе Монтьеля.
– Моего мужа!
– Вашего и еще четырех сеньоров.
Вдова разрыдалась.
– Как хорошо, что мои дочери далеко отсюда! – сквозь слезы заговорила она. – Они пишут, что не хотят возвращаться в эту дикую страну, где студентов убивают на улицах, и я отвечаю им, что они правы, – пусть остаются в Париже на всю жизнь.
Поняв, что снова начинается повторяющаяся изо дня в день мучительная сцена, сеньор Кармайкл повернул кресло и сел к вдове лицом.
– Вам тревожиться не о чем, – сказал он.
– Нет, есть о чем, – проговорила сквозь рыданья вдова Монтьель. – Мне бы первой следовало взять самое необходимое и уехать из городка, и пусть пропадут эти земли и все эти ежедневные торговые сделки! Не будь их, на нас не обрушились бы наши теперешние несчастья. Нет, сеньор Кармайкл, плевать кровью я могу и не в золотую плевательницу.
Сеньор Кармайкл попытался ее утешить.
– Вы не должны уклоняться от своего долга, – сказал он. – Нельзя просто так вот взять и выбросить за окно целое состояние.
– Деньги – помет дьявола, – сказала вдова.
– В вашем случае они также плод нелегкого труда дона Хосе Монтьеля.
Вдова прикусила пальцы.
– Вы прекрасно знаете, что это не так, – возразила она. – Богатство приобретено дурными путями, и первым поплатился за это сам дон Хосе Монтьель – ведь он умер без покаяния.
Она говорила это уже не в первый раз.
– Главная вина лежит на нем, преступнике! – вдруг закричала она, показывая на алькальда, который, придерживая за локоть директора цирка, шел по противоположному тротуару. – Но искупить ее должна я!
Сеньор Кармайкл, будто не слыша ее, сложил стянутые резинками пачки денег в картонную коробку, стал в дверях патио и начал вызывать по алфавиту работников.
Вдова Монтьель слышала, как мимо нее проходят за еженедельной выдававшейся по средам получкой люди, но не отвечала на их приветствия. Она жила одна в девяти комнатах темного дома, где умерла Великая Мама; Хосе Монтьель купил этот дом, не предполагая, что его собственная вдова будет одиноко дожидаться в нем смерти. По ночам, обходя с баллоном инсектицида пустые комнаты, она встречала Великую Маму, давившую в коридорах вшей, и спрашивала ее: «Когда я умру?»
В начале двенадцатого вдова увидела сквозь слезы, как площадь пересекает падре Анхель.
– Падре, падре! – позвала она, и ей показалось, будто, зовя его, она зовет свою смерть.
Однако падре Анхель ее не слышал. Он уже стучался в дом вдовы Асис, стоявший напротив, и дверь чуть приоткрылась, чтобы впустить его.
В галерее, наполненной птичьим пением, лежала в шезлонге вдова Асис. Лицо ее покрывал платок, смоченный флоридской водой. По стуку она поняла, что это падре Анхель, однако продолжала наслаждаться коротким отдыхом, пока не услышала, как с ней здороваются. Она открыла свое лицо, на котором были видны следы бессонницы.
– Простите, падре, – сказала вдова Асис, – я не ждала вас так рано.
Падре Анхель не знал, что приглашен на обед. Немного растерянный, он извинился и сказал, что у него тоже с утра болит голова и он решил перейти площадь до жары.
– Не беда, – успокоила его вдова. – Я сказала это только потому, что очень плохо себя чувствую.
Падре вытащил из кармана истрепанный требник.
Вдова запротестовала.
– Мне уже лучше, – сказала она.
Не открывая глаз, она пошла в конец коридора и, вернувшись, очень аккуратно повесила платок на подлокотник шезлонга. Когда она села перед падре Анхелем, ему показалось, будто она помолодела на несколько лет.
– Падре, – ровным голосом сказала вдова, – мне нужна ваша помощь.
Падре Анхель сунул требник в карман.
– Я к вашим услугам.
– Речь снова идет о моем сыне, Роберте Асисе.
Роберто Асис, уехавший накануне и предупредивший, что вернется в субботу, неожиданно возвратился вчера вечером и, нарушив обещание забыть о листке, до рассвета просидел в темноте комнаты, поджидая предполагаемого любовника своей жены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41