– Они только говорят, – сказал судья Аркадио, – и на этом все кончается.
– Это-то мне и не нравится, – возразил алькальд. – Слишком уж они смирные.
– В истории человечества, – словно читая лекцию, сказал судья, – не отмечено ни одного парикмахера, который был бы заговорщиком, и ни одного портного, который бы таковым не был.
Алькальд выпустил локоть судьи Аркадио только тогда, когда усадил того во вращающееся кресло. В суд вошел, зевая, секретарь с напечатанным на машинке листком.
– Ну, – сказал ему алькальд, – принимаемся за работу.
Он сдвинул фуражку на затылок и взял у секретаря листок.
– Что это?
– Для судьи, – сказал секретарь. – Список тех, на кого не вывешивали листков.
Алькальд изумленно посмотрел на судью.
– Черт побери, – воскликнул он, – значит, вас это тоже интересует?
– Это как чтение детектива, – извиняющимся голосом сказал судья.
Алькальд пробежал глазами список.
– Хорошо придумано, – сказал секретарь. – Кто-нибудь из них наверняка и есть автор листков. Логично?
Судья взял список у алькальда.
– Ну не дурак ли? – сказал он, обращаясь к нему, а потом повернулся к секретарю: – Если я собираюсь наклеивать листки, то прежде всего, чтобы снять с себя подозрения, я наклею листок на свой собственный дом. – И спросил у алькальда: – Разве не так, лейтенант?
– Это дело не наше, – сказал алькальд. – Пусть люди разбираются сами, кто сочиняет эти листки, а нам над этим голову ломать не стоит.
Судья Аркадио изорвал список в клочки, скатал из них шар и бросил его в патио.
– Разумеется.
Но алькальд забыл об инциденте еще до того, как судья Аркадио это сказал. Упершись руками в стол, он заговорил:
– Я хочу, чтобы вы посмотрели в своих книгах вот что: из-за наводнений жители приречной части городка перенесли свои дома на земли за кладбищем, являющиеся
моей собственностью. Что я должен в этом случае делать?
Судья Аркадио улыбнулся.
– Ради этого не стоило приходить в суд, – сказал он. – Проще простого: муниципалитет отдает эти земли поселенцам и выплачивает соответствующую компенсацию тому, кто докажет, что земли принадлежат ему.
– У меня есть все бумаги, – сказал алькальд.
– Тогда нужно только назначить экспертов, чтобы произвели оценку, – сказал судья. – А заплатит муниципалитет.
– Кто их назначает?
– Вы можете назначить их сами.
Алькальд поправил кобуру револьвера и пошел к двери.
Судья Аркадио, провожая его взглядом, подумал, что жизнь – всего лишь непрерывная цепь чудесных избавлений от гибели.
– Не стоит нервничать из-за такого пустячного дела, – улыбнулся он.
– Сперва вы должны назначить уполномоченного, – вмешался секретарь.
Алькальд повернулся к судье:
– Это правда?
– При чрезвычайном положении абсолютной необходимости в этом нет, – ответил судья, – но ваша позиция будет, безусловно, выглядеть лучше, если, учитывая, что вы хозяин земель, оказавшихся предметом тяжбы, за дело возьмется уполномоченный.
– Тогда надо его назначить, – сказал алькальд.
Не отрывая взгляда от стервятников, дравшихся посреди дороги из-за падали, сеньор Бенхамин снял с ящика одну ногу и поставил другую. Наблюдая за неуклюжими движениями напыщенных и церемонных птиц, словно танцевавших старинный танец, он изумился необычайному сходству с ними людей, надевающих маски стервятников в карнавальное воскресение. Мальчик, сидевший у его ног, намазал светлым кремом второй ботинок и снова ударил по ящику – знак, чтобы он поставил на крышку другую ногу.
Сеньор Бенхамин, раньше зарабатывавший на жизнь тем, что писал прошения, никогда не торопился. Здесь, в его лавке, которую он проедал сентаво за сентаво, так что теперь у него оставались всего четыре литра керосина и пачка сальных свечей, время двигалось еле-еле.
– Идет дождь, а жарко по-прежнему, – сказал мальчик.
Сеньор Бенхамин с ним согласился. Он был одет в безупречной свежести полотно, а у мальчика рубашка на спине совсем промокла.
– Вопрос душевного состояния, – сказал сеньор Бенхамин. – Просто о жаре не надо думать, вот и все.
Мальчик на это ничего не сказал, только снова ударил по ящику, и через минуту работа была закончена. Пройдя в глубину своей сумрачной лавки с пустыми полками, сеньор Бенхамин надел пиджак и соломенную шляпу, перешел через улицу, укрывшись от дожди зонтом, и постучался в окно дома напротив. Из приоткрытой половинки окна выглянула девушка с очень бледной кожей и иссиня-черными волосами.
– Добрый день, Мина, – сказал сеньор Бенхамин. – Ты еще не собираешься обедать?
Она сказала, что еще нет, и распахнула окно настежь. Она сидела перед большой корзиной, полной проволоки и разноцветной бумаги. На коленях у нее лежали клубок ниток, ножницы и недоделанная ветка искусственных цветов. На патефоне пела пластинка.
– Присмотри, пожалуйста за лавкой, пока меня не будет, – сказал сеньор Бенхамин.
– Вы надолго?
Внимание сеньора Бенхамина было поглощено пластинкой.
– Я иду к зубному, – ответил он. – Прохожу не больше получаса.
– Ну ладно, – сказала Мина, – а то слепая не любит, когда я торчу подолгу у окна.
Сеньор Бенхамин перестал слушать пластинку.
– Теперешние песни все одинаковые, – заметил он.
Мина насадила готовый цветок на конец длинного, обмотанного зеленой бумагой проволочного стебелька и крутнула его пальцем, завороженная полной гармонией между цветком и пластинкой.
– Вы не любите музыку, – сказала она.
Но сеньор Бенхамин уже пошел – на цыпочках, чтобы не спугнуть стервятников. Мина вернулась к своей работе только когда увидела, как он стучится к зубному врачу.
– Насколько я понимаю, – сказал, открывая ему дверь, зубной врач, – у хамелеона чувствительность в глазах.
– Возможно, – согласился сеньор Бенхамин. – Но почему тебя это занимает?
– По радио только что говорили, что слепые хамелеоны не меняют цвета, – ответил врач.
Поставив раскрытый зонтик в угол, сеньор Бенхамин повесил на гвоздь пиджак и шляпу и уселся в зубоврачебное кресло. Зубной врач перетирал в ступке какую-то розовую массу.
– Чего только не говорят, – сказал сеньор Бенхамин.
– О хамелеонах?
– Обо всех и обо всем.
Врач с приготовленной массой подошел к креслу, чтобы сделать слепок. Сеньор Бенхамин вынул изо рта истершийся зубной протез, завернул его в платок и положил на стеклянный столик рядом с креслом. Беззубый, с узкими плечами и худыми руками, он напоминал святого. Облепив розовой массой десны сеньора Бенхамина, зубной врач закрыл ему рот.
– Вот так, – сказал он и посмотрел сеньору Бенхамину прямо в глаза, – а то я трус.
Сеньор Бенхамин попытался было сделать глубокий вдох, но врач не дал ему открыть рот. «Нет, – мысленно возразил сеньор Бенхамин, – это неправда».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41