Может, удастся раздобыть подходящий переносной тент для защиты от солнца. Факельщик повернулся.
- Не забывайте, я тоже там был. Или вы мне не доверяете?
Художник нахмурился. Он делал наброски по объяснениям рассказчика, не особенно задумываясь над тем, что рисует, как будто по его пальцам образы перетекали прямо из памяти старика на полотно. Эта картина выглядела правильной, истинной. А то, о чем говорил лорд Факельщик, не вписывалось в образ. И такое случалось уже не в первый раз.
К примеру, картина, на которой изображалось первое прибытие принца Кадакитиса в город, - на ней восходящее солнце заливало фигуру принца золотом своих лучей. Но ведь на самом деле принц въезжал в город через северные ворота. И Лало, вместе со всеми остальными жителями города, сам был там и своими глазами видел прибытие принца. Он все же изменил картину так, как хотелось верховному жрецу, но после этого остался такой же неприятный осадок на душе, как и сейчас. Это было не правильно. Он задумался о тех узорах, которые ему велели изобразить на парадных щитах стражей из гвардии принца. Вроде бы такие незначительные детали... Во всяком случае, раньше он не обратил бы на это особого внимания. А вдруг за этим стоит что-то большее? Лало вздрогнул - несмотря на ужасную жару, его почему-то вдруг пробрала дрожь. Сейчас ему стало казаться, что Дариос предупреждал его вовсе не напрасно.
- Если вы настаиваете, чтобы я внес в картину изменения, я должен знать, что это означает...
- Что это означает?! - Факельщик пристально посмотрел художнику в глаза. - А почему это должно что-то означать?
- В таком случае я считаю, что гораздо лучше будет обрамить эту картину мотивом из орлов с распростертыми крыльями. Из эстетических соображений. Они сюда больше подходят, чем мечи и копья. Да, золотые орлы ведь дама благородного происхождения.
Глаза жреца сузились.
- Ты, мазилка! Не забывайся! Ты - всего лишь инструмент в моей руке, и ты сделаешь то, что я сказал!
Лало взял грифель и кисти, потом отложил их.
- Нет. Вот это - инструменты. Им ничего не остается, как только исполнять мою волю. А вы не можете отложить меня и взять другого художника. И пока это так, вы не сможете заставить меня работать на вас. Мы оба понимаем, что в Санктуарии нет другого художника, который смог бы сделать то, ради чего вы меня наняли на самом деле, разве нет, Факельщик? Другого такого не найти во всей империи, а может, и во всем мире...
Повисла такая тишина, что ее, казалось, можно было потрогать руками. Где-то вдалеке слышались крики и ругань какого-то нищего, который посылал ко всем демонам двух солдат, а они с бранью отгоняли его прочь. Откуда-то доносилась протяжная песня водоноса, где-то визжала женщина - обычные звуки, которые наполняли жаркие летние дни Санктуария. Наконец жрец скривился и отвел глаза.
- Не спорь со мной, художник, - сказал жрец. - Не суй свой нос в то, чего тебе не понять!
***
Когда поднятая за день пыль начала понемногу оседать на улицы Санктуария, а с моря потянуло приятным свежим бризом, Лало по Широкой улице направился домой. Он в конце концов согласился нарисовать кайму на фреске такой, как хотелось Факельщику, - на этот раз согласился. Так уж случилось, что Джилла и Глиссельранд были хорошими подругами. А примадонна "Актеров Фелтерина", как известно, была на короткой ноге с людьми из "Края Земли". Если художнику так уж хочется узнать, во что на самом деле была одета леди Дафна в тот день, он может просто спросить, и все. Но жрец по-своему прав. Даже Дариос согласится, что не стоит выступать против того, чего не понимаешь.
Художник сегодня здорово устал. Интересно, как прошел день у Дариоса. Губы художника изогнулись в улыбке, когда он представил, как его ученик пытается сохранить чувство собственного достоинства в Доме Сладострастия. Сегодня вечером, когда он спросит ученика, как прошло изгнание демона, тот наверняка сумеет скорчить непроницаемую мину.
- Лало... - раздалось из-за спины совсем близко.
Лало резко остановился, прямо посреди улицы, рука его незаметно скользнула поближе к рукоятке кинжала. Он обернулся.
И несказанно удивился.
- Каппен Варра! - Лало не скрывал изумления. - Откуда, во имя Шалпы, ты взялся? Сколько лет, сколько зим!
- Так ты меня узнал? - Менестрель выпрямился, откинул с лица капюшон до невозможности изодранного плаща, который кое-как прикрывал такую же драную тунику и до неприличия поношенные штаны, которые вряд ли кто-нибудь другой решился бы на себя натянуть.
- Ну конечно же... - начал было художник и вспыхнул, внезапно сообразив, какого рода зрением нужно было увидеть человека, чтобы узнать в этом грязном оборванце того щеголя-менестреля, с которым он был когда-то знаком. От его прежнего облика остался только потрепанный футляр с лютней. - Здесь не то место, чтобы стоять и болтать. Ты, похоже, не прочь промочить горло, старый приятель, пойдем в "Единорог", я поставлю тебе пару кружек пива!
- Я не собираюсь рассказывать тебе, где меня носило столько лет, сказал менестрель, когда они уселись за столик в дальнем закутке зала, взяв пару огромных кружек пива. Час для "Единорога" был еще довольно ранний, и зал был почти пуст. Только пара стражников из гвардии толковала о чем-то своем, сидя за столиком, да грязная замызганная девчонка-служанка возила по полу мокрой тряпкой.
- Тебе это будет совсем неинтересно, а мне не хочется ни о чем вспоминать. Кроме всего прочего, я не уверен, что, рассказав об этом, я не навлеку на тебя опасность. - На мгновение тонкие пальцы менестреля стиснули серебряный амулет, который болтался у него на груди, а его взгляд стал каким-то отсутствующим. - Могу сказать только, что, когда я проходил сквозь городские ворота, это место и впрямь показалось мне святилищем санктуарием.
Лало кивнул.
- Что ж, дела и впрямь пошли на лад. Наконец-то. Ремесла понемногу возрождаются.
- Твое-то ремесло уж точно идет нарасхват - сразу видно! - Каппен Варра рассмотрел блузу художника - кое-где немного заляпанную и пропитанную запахом красок, но хорошего кроя и совсем новую. - И что-то я не припомню у тебя привычку угощать приятелей пивом.
Лало отхлебнул большой глоток пива и скривился, гадая, то ли пиво здесь так разбавляют, то ли он почему-то никак не может распробовать вкус напитка.
- Сейчас очень многое переменилось. И я в том числе, - признал художник. Он смотрел на старого приятеля и раздумывал, есть ли кто-нибудь, кто мог бы понять, что с ним произошло.
- Надеюсь, ты больше ничего не.., не сотворил? - шепотом спросил Варра. Они оба непроизвольно уставились на чистую стену кабака, где Лало когда-то сумел изобразить глубинное зло Черного Единорога и вдохнул в него жизнь.
- Нет. Теперь, когда работаю, я надеваю на лицо маску и не могу случайно вдохнуть во что-нибудь жизнь, - серьезно ответил Лало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
- Не забывайте, я тоже там был. Или вы мне не доверяете?
Художник нахмурился. Он делал наброски по объяснениям рассказчика, не особенно задумываясь над тем, что рисует, как будто по его пальцам образы перетекали прямо из памяти старика на полотно. Эта картина выглядела правильной, истинной. А то, о чем говорил лорд Факельщик, не вписывалось в образ. И такое случалось уже не в первый раз.
К примеру, картина, на которой изображалось первое прибытие принца Кадакитиса в город, - на ней восходящее солнце заливало фигуру принца золотом своих лучей. Но ведь на самом деле принц въезжал в город через северные ворота. И Лало, вместе со всеми остальными жителями города, сам был там и своими глазами видел прибытие принца. Он все же изменил картину так, как хотелось верховному жрецу, но после этого остался такой же неприятный осадок на душе, как и сейчас. Это было не правильно. Он задумался о тех узорах, которые ему велели изобразить на парадных щитах стражей из гвардии принца. Вроде бы такие незначительные детали... Во всяком случае, раньше он не обратил бы на это особого внимания. А вдруг за этим стоит что-то большее? Лало вздрогнул - несмотря на ужасную жару, его почему-то вдруг пробрала дрожь. Сейчас ему стало казаться, что Дариос предупреждал его вовсе не напрасно.
- Если вы настаиваете, чтобы я внес в картину изменения, я должен знать, что это означает...
- Что это означает?! - Факельщик пристально посмотрел художнику в глаза. - А почему это должно что-то означать?
- В таком случае я считаю, что гораздо лучше будет обрамить эту картину мотивом из орлов с распростертыми крыльями. Из эстетических соображений. Они сюда больше подходят, чем мечи и копья. Да, золотые орлы ведь дама благородного происхождения.
Глаза жреца сузились.
- Ты, мазилка! Не забывайся! Ты - всего лишь инструмент в моей руке, и ты сделаешь то, что я сказал!
Лало взял грифель и кисти, потом отложил их.
- Нет. Вот это - инструменты. Им ничего не остается, как только исполнять мою волю. А вы не можете отложить меня и взять другого художника. И пока это так, вы не сможете заставить меня работать на вас. Мы оба понимаем, что в Санктуарии нет другого художника, который смог бы сделать то, ради чего вы меня наняли на самом деле, разве нет, Факельщик? Другого такого не найти во всей империи, а может, и во всем мире...
Повисла такая тишина, что ее, казалось, можно было потрогать руками. Где-то вдалеке слышались крики и ругань какого-то нищего, который посылал ко всем демонам двух солдат, а они с бранью отгоняли его прочь. Откуда-то доносилась протяжная песня водоноса, где-то визжала женщина - обычные звуки, которые наполняли жаркие летние дни Санктуария. Наконец жрец скривился и отвел глаза.
- Не спорь со мной, художник, - сказал жрец. - Не суй свой нос в то, чего тебе не понять!
***
Когда поднятая за день пыль начала понемногу оседать на улицы Санктуария, а с моря потянуло приятным свежим бризом, Лало по Широкой улице направился домой. Он в конце концов согласился нарисовать кайму на фреске такой, как хотелось Факельщику, - на этот раз согласился. Так уж случилось, что Джилла и Глиссельранд были хорошими подругами. А примадонна "Актеров Фелтерина", как известно, была на короткой ноге с людьми из "Края Земли". Если художнику так уж хочется узнать, во что на самом деле была одета леди Дафна в тот день, он может просто спросить, и все. Но жрец по-своему прав. Даже Дариос согласится, что не стоит выступать против того, чего не понимаешь.
Художник сегодня здорово устал. Интересно, как прошел день у Дариоса. Губы художника изогнулись в улыбке, когда он представил, как его ученик пытается сохранить чувство собственного достоинства в Доме Сладострастия. Сегодня вечером, когда он спросит ученика, как прошло изгнание демона, тот наверняка сумеет скорчить непроницаемую мину.
- Лало... - раздалось из-за спины совсем близко.
Лало резко остановился, прямо посреди улицы, рука его незаметно скользнула поближе к рукоятке кинжала. Он обернулся.
И несказанно удивился.
- Каппен Варра! - Лало не скрывал изумления. - Откуда, во имя Шалпы, ты взялся? Сколько лет, сколько зим!
- Так ты меня узнал? - Менестрель выпрямился, откинул с лица капюшон до невозможности изодранного плаща, который кое-как прикрывал такую же драную тунику и до неприличия поношенные штаны, которые вряд ли кто-нибудь другой решился бы на себя натянуть.
- Ну конечно же... - начал было художник и вспыхнул, внезапно сообразив, какого рода зрением нужно было увидеть человека, чтобы узнать в этом грязном оборванце того щеголя-менестреля, с которым он был когда-то знаком. От его прежнего облика остался только потрепанный футляр с лютней. - Здесь не то место, чтобы стоять и болтать. Ты, похоже, не прочь промочить горло, старый приятель, пойдем в "Единорог", я поставлю тебе пару кружек пива!
- Я не собираюсь рассказывать тебе, где меня носило столько лет, сказал менестрель, когда они уселись за столик в дальнем закутке зала, взяв пару огромных кружек пива. Час для "Единорога" был еще довольно ранний, и зал был почти пуст. Только пара стражников из гвардии толковала о чем-то своем, сидя за столиком, да грязная замызганная девчонка-служанка возила по полу мокрой тряпкой.
- Тебе это будет совсем неинтересно, а мне не хочется ни о чем вспоминать. Кроме всего прочего, я не уверен, что, рассказав об этом, я не навлеку на тебя опасность. - На мгновение тонкие пальцы менестреля стиснули серебряный амулет, который болтался у него на груди, а его взгляд стал каким-то отсутствующим. - Могу сказать только, что, когда я проходил сквозь городские ворота, это место и впрямь показалось мне святилищем санктуарием.
Лало кивнул.
- Что ж, дела и впрямь пошли на лад. Наконец-то. Ремесла понемногу возрождаются.
- Твое-то ремесло уж точно идет нарасхват - сразу видно! - Каппен Варра рассмотрел блузу художника - кое-где немного заляпанную и пропитанную запахом красок, но хорошего кроя и совсем новую. - И что-то я не припомню у тебя привычку угощать приятелей пивом.
Лало отхлебнул большой глоток пива и скривился, гадая, то ли пиво здесь так разбавляют, то ли он почему-то никак не может распробовать вкус напитка.
- Сейчас очень многое переменилось. И я в том числе, - признал художник. Он смотрел на старого приятеля и раздумывал, есть ли кто-нибудь, кто мог бы понять, что с ним произошло.
- Надеюсь, ты больше ничего не.., не сотворил? - шепотом спросил Варра. Они оба непроизвольно уставились на чистую стену кабака, где Лало когда-то сумел изобразить глубинное зло Черного Единорога и вдохнул в него жизнь.
- Нет. Теперь, когда работаю, я надеваю на лицо маску и не могу случайно вдохнуть во что-нибудь жизнь, - серьезно ответил Лало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76