Преодолевая страшную слабость, доктор поднялся, добрался до аптечки и нашел там липкую ленту.
Дикарь продолжал лежать на животе, широко раскинув руки. Доктор Орантес завел их ему за спину и накрепко смотал липкой лентой. Из той же аптечки достал шприц и, набрав большую дозу снотворного, сделал укол. После этого доктор обессиленно упал на кровать.
Когда Орантес проснулся, солнечный свет уже пробился в сельву сквозь плотный зеленый занавес. В первую очередь доктор осмотрел рыжего — тот, под воздействием снотворного, продолжал крепко спать.
Включив двигатель вездехода и предоставив управление им автоматам, доктор отправился в душевую. После душа разыгрался аппетит, и он с волчьей жадностью съел две банки разогретого тушеного мяса.
Столкнувшись с интересной научной задачей, доктор Орантес решился на сложный эксперимент. Рыжий, по его расчетам, должен спать еще двое суток, и за это время доктор намеревался вернуть ему память и прежние умственные способности.
Он включил УМП и осторожно, на минимальных уровнях мощности принялся возбуждать определенные участки мозга, чтобы расшевелить уснувшую память дикаря. После нескольких коротких сеансов выключил УМП, а через час снова принялся за работу. Итак до самого вечера.
Перед тем как лечь спать, он тщательно проверил, прочно ли связан дикарь.
Весь следующий день Орантес опять провозился с рыжим. Тот продолжал спать.
Очнулся дикарь поздним утром. Заметив это, Орантес подошел к нему и, приподняв руками голову, заглянул в глаза, зеленые глаза человека разумного…
— Как тебя зовут? — с волнением спросил Орантес.
— Джон О'Рейли, — последовал четкий ответ. — Но где я? Кто ты такой и почему я голый? — забросал он в свою очередь вопросами доктора.
— Вот это, приятель, нам предстоит выяснить вместе. Я встретил тебя в тридцать милях отсюда, в глухой сельве. — Разговаривая, доктор Орантес развязывал руки и ноги О'Рейли. — Помнишь, как попал в джунгли?
— Да, конечно. Я, Эдвард и Майк в январе… второго года приехали сюда мыть золото.
— Почему именно в этот район?
— Эдварду его дед отдал старую карту. Отец деда, прадед Эдварда, сколотил когда-то состояние в здешних лесах. На карте было обозначено место, где старик мыл золото. То самое, где ты, видимо, нашел меня.
— И что же произошло дальше?
— Лучше не вспоминать, — сказал угрюмо О'Рейли, осторожно растирая затекшие руки и ноги. — Мы были товарищами с детских лет. Хорошими товарищами. Эдвард, получив карту, тут же предложил всем вместе ехать в сельву. Мы, конечно, согласились. Нам было тогда по восемнадцати. Деньги на дорогу и экипировку достал Майк. Его отец очень богат, а Майк — единственный сын. Вот так мы и попали сюда. Снаряжение закупили в Бразилии, в сельву забросились вертолетом. Ну а потом… А, да что вспоминать! — Он махнул рукой. — Дай что-нибудь надеть, а то голому неудобно как-то…
Доктор Орантес подал ему приготовленную одежду. Подождал, пока О'Рейли оденется, и предложил:
— Продолжай, пожалуйста.
— А что продолжать?! Золота было много. Мы радовались и работали, как дьяволы. А потом… Потом Майк подцепил лихорадку и сгинул в два дня. Радиостанция испортилась, а починить ее мы с Эдвардом не могли. Был бы жив Майк, он бы починил, он хорошо разбирался в этих штуках. Ну а потом Эдварда укусила змея. Он умер в страшных мучениях через час, — к тому времени мы уже израсходовали все взятые с собой лекарства.
И я остался один, совсем один. Ужас охватил меня. Я схватил мачете и бросился в сельву с испорченным, как выяснилось потом, компасом. Через двое суток, ослабевший и больной, вернулся на то же самое место. Оказывается, все это время я кружил вокруг него. Больше я никогда от хижины далеко не уходил. Ждал, когда прилетит вертолет.
— А он не прилетел?
— Не знаю. Вертолет должен был сесть милях в пятнадцати от ручья, где мы жили. Искать же его без компаса я не решился.
— И что же потом?
— Ну, а потом я заболел. Словно все глубже и глубже погружался в какой-то туман. Помню, как, наблюдая за обезьянами, сумел найти съедобные плоды и коренья. В сельве много пищи, надо только стать неприхотливым. Первое время разводил огонь, а потом бросил. В сельве очень трудно поддерживать огонь: кругом вода, сырость.
— А дальше?
— Дальше помню очень смутно, какие-то обрывки. Горящие глаза ягуара и прыжок. Последний прыжок. Я убил его дубинкой… Леденящий взгляд анаконды толщиной почти в полметра… Совсем мало что помню. Кажется, убивал диких свиней. Мясо. Очень вкусное мясо…
— Да, Джон, а ведь недавно ты тоже был зверем, хищным, свирепым зверем и два дня назад едва не убил меня. Я встретил тебя на берегу ручья. Ты продолжал мыть золото. Это единственное, что оставалось в тебе от человека. С помощью специального прибора, с великим трудом я смог вернуть тебе разум.
— Да, не получился, значит, из меня Робинзон Крузо, — невесело усмехнулся О'Рейли. — Сколько же я прожил в сельве? Какой сейчас год?
— … второй, — ответил доктор Орантес.
— Двадцать лет! Двадцать лет прошло! Лучшие годы!.. — потрясенно повторял О'Рейли, опустив голову.
— Благодари бога, что вообще остался жив. У тебя был один шанс из ста, а то и тысячи, и ты его максимально использовал. Ну а теперь иди и хорошенько отмойся. Вон дверца в душевую. Там есть все, что нужно.
О'Рейли часа полтора плескался под душем. Когда он, посвежевший и помолодевший, вышел из кабинки, Орантес сказал:
— А сейчас, Джон, нам с тобой нужно серьезно поговорить. Садись.
Помолчав несколько секунд, доктор продолжил:
— На тебя свалилось сегодня много потрясений, Джон. Конечно, хорошо бы и отдохнуть, но, к сожалению, сейчас это невозможно. Ты рассказал свою историю, теперь мой черед.
— Меня зовут Хуан Орантес. Я ученый, занимаюсь изучением головного мозга человека, а также проблемами создания искусственного интеллекта. Ты после окончания школы учился или работал?
— Учился, один курс физического факультета университета.
— Отлично, тогда мне будет проще объяснить суть моего открытия. Каждому чувству, движению, желанию, слову, которое мы произносим, в нейронной цепи человеческого мозга соответствуют сложные поля. Мне первому удалось расшифровать алгоритм построения этих полей, выявить связь их со всеми сторонами жизнедеятельности человека. Я создал прибор — усилитель мозгового потенциала, УМП, реализующий эти алгоритмы. Посылая синтезированный мной сигнал в мозг испытуемого, я сумел заставить его произнести слово, зашифрованное сигналом, или выполнить какое-либо действие. Дальнейшее тебе, видимо, ясно. Непрерывно посылая целую программу, можно заставить человека ее выполнять. Действуя на клетки, отвечающие за нашу память, можно таким образом изменять хранящуюся в ней информацию, стирать ненужную, старую и записывать новую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Дикарь продолжал лежать на животе, широко раскинув руки. Доктор Орантес завел их ему за спину и накрепко смотал липкой лентой. Из той же аптечки достал шприц и, набрав большую дозу снотворного, сделал укол. После этого доктор обессиленно упал на кровать.
Когда Орантес проснулся, солнечный свет уже пробился в сельву сквозь плотный зеленый занавес. В первую очередь доктор осмотрел рыжего — тот, под воздействием снотворного, продолжал крепко спать.
Включив двигатель вездехода и предоставив управление им автоматам, доктор отправился в душевую. После душа разыгрался аппетит, и он с волчьей жадностью съел две банки разогретого тушеного мяса.
Столкнувшись с интересной научной задачей, доктор Орантес решился на сложный эксперимент. Рыжий, по его расчетам, должен спать еще двое суток, и за это время доктор намеревался вернуть ему память и прежние умственные способности.
Он включил УМП и осторожно, на минимальных уровнях мощности принялся возбуждать определенные участки мозга, чтобы расшевелить уснувшую память дикаря. После нескольких коротких сеансов выключил УМП, а через час снова принялся за работу. Итак до самого вечера.
Перед тем как лечь спать, он тщательно проверил, прочно ли связан дикарь.
Весь следующий день Орантес опять провозился с рыжим. Тот продолжал спать.
Очнулся дикарь поздним утром. Заметив это, Орантес подошел к нему и, приподняв руками голову, заглянул в глаза, зеленые глаза человека разумного…
— Как тебя зовут? — с волнением спросил Орантес.
— Джон О'Рейли, — последовал четкий ответ. — Но где я? Кто ты такой и почему я голый? — забросал он в свою очередь вопросами доктора.
— Вот это, приятель, нам предстоит выяснить вместе. Я встретил тебя в тридцать милях отсюда, в глухой сельве. — Разговаривая, доктор Орантес развязывал руки и ноги О'Рейли. — Помнишь, как попал в джунгли?
— Да, конечно. Я, Эдвард и Майк в январе… второго года приехали сюда мыть золото.
— Почему именно в этот район?
— Эдварду его дед отдал старую карту. Отец деда, прадед Эдварда, сколотил когда-то состояние в здешних лесах. На карте было обозначено место, где старик мыл золото. То самое, где ты, видимо, нашел меня.
— И что же произошло дальше?
— Лучше не вспоминать, — сказал угрюмо О'Рейли, осторожно растирая затекшие руки и ноги. — Мы были товарищами с детских лет. Хорошими товарищами. Эдвард, получив карту, тут же предложил всем вместе ехать в сельву. Мы, конечно, согласились. Нам было тогда по восемнадцати. Деньги на дорогу и экипировку достал Майк. Его отец очень богат, а Майк — единственный сын. Вот так мы и попали сюда. Снаряжение закупили в Бразилии, в сельву забросились вертолетом. Ну а потом… А, да что вспоминать! — Он махнул рукой. — Дай что-нибудь надеть, а то голому неудобно как-то…
Доктор Орантес подал ему приготовленную одежду. Подождал, пока О'Рейли оденется, и предложил:
— Продолжай, пожалуйста.
— А что продолжать?! Золота было много. Мы радовались и работали, как дьяволы. А потом… Потом Майк подцепил лихорадку и сгинул в два дня. Радиостанция испортилась, а починить ее мы с Эдвардом не могли. Был бы жив Майк, он бы починил, он хорошо разбирался в этих штуках. Ну а потом Эдварда укусила змея. Он умер в страшных мучениях через час, — к тому времени мы уже израсходовали все взятые с собой лекарства.
И я остался один, совсем один. Ужас охватил меня. Я схватил мачете и бросился в сельву с испорченным, как выяснилось потом, компасом. Через двое суток, ослабевший и больной, вернулся на то же самое место. Оказывается, все это время я кружил вокруг него. Больше я никогда от хижины далеко не уходил. Ждал, когда прилетит вертолет.
— А он не прилетел?
— Не знаю. Вертолет должен был сесть милях в пятнадцати от ручья, где мы жили. Искать же его без компаса я не решился.
— И что же потом?
— Ну, а потом я заболел. Словно все глубже и глубже погружался в какой-то туман. Помню, как, наблюдая за обезьянами, сумел найти съедобные плоды и коренья. В сельве много пищи, надо только стать неприхотливым. Первое время разводил огонь, а потом бросил. В сельве очень трудно поддерживать огонь: кругом вода, сырость.
— А дальше?
— Дальше помню очень смутно, какие-то обрывки. Горящие глаза ягуара и прыжок. Последний прыжок. Я убил его дубинкой… Леденящий взгляд анаконды толщиной почти в полметра… Совсем мало что помню. Кажется, убивал диких свиней. Мясо. Очень вкусное мясо…
— Да, Джон, а ведь недавно ты тоже был зверем, хищным, свирепым зверем и два дня назад едва не убил меня. Я встретил тебя на берегу ручья. Ты продолжал мыть золото. Это единственное, что оставалось в тебе от человека. С помощью специального прибора, с великим трудом я смог вернуть тебе разум.
— Да, не получился, значит, из меня Робинзон Крузо, — невесело усмехнулся О'Рейли. — Сколько же я прожил в сельве? Какой сейчас год?
— … второй, — ответил доктор Орантес.
— Двадцать лет! Двадцать лет прошло! Лучшие годы!.. — потрясенно повторял О'Рейли, опустив голову.
— Благодари бога, что вообще остался жив. У тебя был один шанс из ста, а то и тысячи, и ты его максимально использовал. Ну а теперь иди и хорошенько отмойся. Вон дверца в душевую. Там есть все, что нужно.
О'Рейли часа полтора плескался под душем. Когда он, посвежевший и помолодевший, вышел из кабинки, Орантес сказал:
— А сейчас, Джон, нам с тобой нужно серьезно поговорить. Садись.
Помолчав несколько секунд, доктор продолжил:
— На тебя свалилось сегодня много потрясений, Джон. Конечно, хорошо бы и отдохнуть, но, к сожалению, сейчас это невозможно. Ты рассказал свою историю, теперь мой черед.
— Меня зовут Хуан Орантес. Я ученый, занимаюсь изучением головного мозга человека, а также проблемами создания искусственного интеллекта. Ты после окончания школы учился или работал?
— Учился, один курс физического факультета университета.
— Отлично, тогда мне будет проще объяснить суть моего открытия. Каждому чувству, движению, желанию, слову, которое мы произносим, в нейронной цепи человеческого мозга соответствуют сложные поля. Мне первому удалось расшифровать алгоритм построения этих полей, выявить связь их со всеми сторонами жизнедеятельности человека. Я создал прибор — усилитель мозгового потенциала, УМП, реализующий эти алгоритмы. Посылая синтезированный мной сигнал в мозг испытуемого, я сумел заставить его произнести слово, зашифрованное сигналом, или выполнить какое-либо действие. Дальнейшее тебе, видимо, ясно. Непрерывно посылая целую программу, можно заставить человека ее выполнять. Действуя на клетки, отвечающие за нашу память, можно таким образом изменять хранящуюся в ней информацию, стирать ненужную, старую и записывать новую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16