– Ты ему теперь ничем не обязана.
– Она не обязана его видеть, но как же дети? – спрашиваю я с легким беспокойством. – Любой судья даст ему разрешение на встречи с детьми по крайней мере каждые пятнадцать дней. Он их отец.
– Когда меня заставят, тогда я это сделаю.
– Гадор, ты должна поговорить с адвокатом и подать заявление на развод. Все нужно делать по правилам.
– С адвокатом? И как я буду ему платить, если у меня нет ни одного евро?
– Мы все скинемся… – говорю я, наблюдая за Бренди, которая кривит рот, как будто ей такая идея не слишком по душе.
Мы, Кармина, Бренди и я, работаем и живем в этом доме, поэтому каждый месяц отдаем маме половину нашей зарплаты. По правде сказать, того, что остается, недостаточно, чтобы что-то скопить или позволить себе вести веселую жизнь, никак себя не ограничивая. Но у бабушки положение еще хуже, ведь она отдает моей матери всю пенсию и никогда не жалуется.
– Лучше всего позвонить Эдгару Ориолю. Он адвокат и возьмется за дело, потому что знает нас. – На моем лице расцветает широкая улыбка. – Наверное, он сделает тебе скидку или что-то в этом роде.
– Да… – Бренди тоже сияет улыбкой, но по ее виду я бы не сказала, что это проявление радости, скорее, в ней есть оттенок злобы. – Естественно, тебе, Кандела, он делает скидку, ведь ты всегда предлагаешь ему что-то взамен.
– Что, например, лгунья? – С моего лица исчезла улыбка, она уступила место ярости в чистом виде. Гнев заставляет меня густо покраснеть. Я чувствую, что стала такой же красной, как декоративная бутылка, которую моя мать поставила на полку в коридоре. Она украшена рельефным изображением Дон-Кихота, изображенного сумасшедшим и пьяным бродягой. Я сразу проникаюсь лютой ненавистью к бутылке и решаю предложить Пауле, в жизни своей не разбившей ни одной тарелки, уничтожить ее при первой же возможности. – Что, например?
– Фелация! – разъяренно бросает мне Бренди.
– Слушайте, слушайте… Остановитесь, что это вы разошлись? – говорит Гадор, размахивая в воздухе одной рукой, а другой вытирая молоко, которое обильно сочится из ее сосков. Ясно, что если она и знает, о чем говорит Бренди, то только теоретически. У нее двое детей, но боюсь, ее муж всегда сразу переходил к сути и не слишком баловал ее разнообразием. Он был слишком занят другими сеньорами, чтобы терять время в собственной постели.
– Я никогда не встречалась с Эдгаром, – раздраженно уточняю я.
– А я и не говорила, что вы встречались. – Бренди смотрит на меня с чувством превосходства, и ей удается меня смутить, потому что она накрашена, а я нет; она одета, как Золушка, едущая на бал, чтобы поразить принца, а на мне старый плюшевый халат, который скрывает мои формы и совсем не повышает самооценку. Она всегда хорошо причесана и завита, а мои волосы взлохмачены, и создается впечатление, что я рвала их на себе, оплакивая покойника, что выглядело бы вполне правдоподобно, если учитывать специфику моей работы.
– А! – восклицаю я, вызывая в сознании свой самый привлекательный образ – например, когда я навела красоту, чтобы сопровождать Колифлор на дискотеку для негров-иммигрантов. Мне удается так высоко поднять самооценку, что я могу дальше доказывать свою правоту. – У меня никогда не было связи с Эдгаром, он меня не интересует.
– Ты, – контратакует Бренди на глазах у пораженной Гадор, которая наверняка уже задумывается, не начать ли ей снова плакать, чтобы не останавливаться уже до конца своих дней, – ты неплохо умеешь разогреть, детка.
– Я? Что ты про меня сказала? Хитрая зараза! – На какой-то момент я забываю о самоуважении и мечтаю вцепиться ей в волосы и вырвать клок.
– Все, все, все! – У Гадор дергаются губы.
Мы успокаиваемся, испугавшись, что она снова откроет шлюзы своих слезных желез, но напоминаем двух драчунов, которым достаточно одного щелчка, чтобы возобновить дуэль.
– Перестань меня оскорблять, – говорю я Бренди, тыча в нее пальцем.
– Я тебя не оскорбляю. Ты обнадежила бедного парня, а когда он собрался что-то предпринять, сбежала, как лицемерная ханжа.
– Но я и есть ханжа! Разве ты еще не поняла? – Я притворяюсь удивленной и приподнимаю свои ненакрашенные брови. – Даже слово «размер» заставляет меня краснеть.
– Правда? А меня это слово возбуждает, – отвечает мне Бренди, сразу ухватившись за тему.
– Неудивительно.
– Вы можете сделать мне одолжение и заткнуться? – Гадор с упреком смотрит на нас.
– Что за скандал? – В комнату заглядывает тетя Мари, и мы видим в проеме ее ночную рубашку с золотистой вышивкой и изображением черной пантеры.
Мы уверяем ее, что ничего не происходит, и она снова исчезает в сумраке кухни, бормоча, что хочет принять аспирин. Она всегда с нами, хотя обычно не поддерживает нас. Думаю, это потому, что некоторым людям, несмотря ни на что, нравится находиться рядом со своей семьей, особенно если им, как сейчас тете, нужен прилив новой крови. Не буду врать, она, наш старый попугай, принадлежит к этому типу.
– Очень хорошо, – наконец говорю я, отступая и позволяя Бренди почувствовать себя значимой фигурой, я указываю на нее пальцем, как будто у меня в руках пистолет и я легко могу спустить курок, – звони Эдгару и проси его заняться разводом, если тебе так хочется, делай все сама.
– Договорились, – отвечает Бренди, движением руки отстраняя мою руку. – Не беспокойся, позвоню. Никаких проблем, и кому нужно твое участие? Тем более, что я ничем не хуже тебя.
Глава 17
Я встаю рано и принимаю теплый душ, мою голову, брею ноги новой бритвой и чищу зубы, а тем временем думаю о том, что, похоже, бабушка начинает терять рассудок. Прошлым вечером, качая Рубена, которому исполнился месяц и который скромно спал в своей колыбели, она мне сказала, что уверена, будто Иисус Христос вернулся на землю. Она утверждает, что видела его по телевизору, и это точно был он, но люди не узнали его, поскольку перепутали с теми, кто показывает такие же фокусы, как и он, но по другим каналам. Она призналась, что именно поэтому не выносит телевидение, ее от него тошнит, и что она в том возрасте, когда уже нора найти ответы на важнейшие вопросы.
Я захожу в кухню, чтобы выпить горячего молока; этой ночью я почти не сомкнула глаз, потому что у Рубена газы, он капризничает и не переставая плачет.
– Какая гадость, представляешь, Кандела? – обращается ко мне Бели. – Здесь, на кухне, был таракан.
– И как он здесь оказался, ведь это первый этаж? – спрашиваю я ее с притворным возмущением.
– Не знаю, как он сюда залез, я не дала ему времени что-то объяснить, а взяла и прихлопнула его журналом. – Бели улыбается мне садистской улыбкой и поворачивается к другому члену семьи: – Бабушка, ты ведь считаешь, что все знаешь.
– Да, почти все, – отвечает бабушка, скромно попивая короткими глотками кофе с молоком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44