Как она над ним позабавилась тогда, уверенная в своем торжестве! Как ловко заставила его проговориться, не давая ему ни малейшей надежды, но и не отнимая ее безвозвратно!
«Мерри Рулз наверняка этого не помнит, – думала она. – Все происходило так давно! Но даже если с годами он и не позабыл той сцены, время набросило на нее свой волшебный покров и сегодня майор может над всем этим лишь посмеяться».
Но Мари ошибалась. Никогда Мерри Рулз не забывал оскорбления. Скорее, даже из самого незначительного случая раздувал целое дело и во что бы то ни стало мстил…
Возможно, когда Мари выходила на лестницу, и она, и майор размышляли об одном и том же. Гостиная, в которой ожидал Мерри Рулз, была все та же, что и несколько лет назад, только следов разрушения было тогда поменьше. Глядя в то же самое окно, которое сейчас было напротив него, он мечтал покорить Мари, в то время как Пьерьер с детским воодушевлением признавался теперешней вдове в понятных и весьма смелых чувствах… Как она была тогда хороша!
Конечно, Мари и в сорок лет казалась ему очень соблазнительной, но в глубине души он с горечью прикидывал, сколько времени упущено зря! Ее молодость, безудержная и опаляющая молодость была позади. Мари никогда не сможет стать такой, как прежде, и майор испытывал разочарование. Только ему, ему одному ничего не досталось на этом празднике жизни! А ведь он готов был пойти на любые уступки! Даже согласился бы делить Мари с другим мужчиной!.. Вот почему он чувствовал себя осмеянным… Но рассчитывал за это отыграться: ведь, овдовев, нынешняя Мари, помимо губернаторского кресла, должна подумать и о приемном отце для своих детей, который бы их защитил, отце довольно могущественном, который благодаря ей, Мари, еще больше укрепит свою власть.
Он предавался размышлениям, приятным и в то же время отчасти горестным; то были воспоминания о потерях, но не безвозвратных. Вдруг раздался голос, заставивший его вздрогнуть:
– Здравствуйте, майор!
Он порывисто поднялся. Мари была рядом, вея в белом, и казалась нереальной в неверном свете канделябра. Она подошла неслышно в кожаных туфельках с меховой оторочкой, какие производили колонисты с холмов; туфли были мягче, чем кошачьи лапки.
– Мадам! – с поклоном начал майор почти шепотом, сняв шляпу и опустив ее до самой земли после замысловатого реверанса. – Позвольте вашему покорнейшему слуге засвидетельствовать свое глубочайшее почтение…
Мари обратила внимание, что говорит Мерри Рулз отнюдь не холодно, как было ему свойственно, а проникновенно, даже страстно. И сейчас же подумала: «Я ему нужна. Прямо он мне об этом не скажет. Смогу ли я угадать, чего он хочет?»
– Майор! – продолжала она. – Я полагаю, случилось что-то серьезное, если, учитывая сложившиеся обстоятельства, вы явились ко мне в столь поздний час. Что случилось?
Майор надел на парик свою шляпу с плюмажем, смущенно потер руки: Мари своей напористостью в самом деле поставила его в затруднительное положение.
Она поняла это и сказала:
– Садитесь, майор…
И сама села рядом.
Легкая ткань домашнего платья плотно облегала ее соблазнительные формы. Мерри Рулз не без трепета задержал взгляд на округлостях ее колена (Мари положила ногу на ногу), волнующей линии красиво очерченных бедер; но еще больше его пьянил теплый аромат женского тела, благоухание, состоявшее из естественных нежных запахов Мари, а также только что оставленной постели, из которой вырвал ее он, Мерри Рулз, и в этом сложном дурманящем аромате было что-то звериное и в то же время нежное, что возбуждало все чувства. Мерри Рулз терялся, его мысли путались, как это уже происходило однажды в прошлом, в этой самой комнате.
– Слушаю вас, майор, – снова ласково проговорила Мари, не замечая его смущения. – В чем дело?
Он призвал на помощь все силы, чтобы его слова звучали веско и в то же время почтительно:
– Простите, мадам, за поздний визит, но вы согласитесь, что мне было трудно отложить на завтра то, что я имею вам сообщить. Завтра и впрямь будет слишком поздно. Ведь соберется Совет…
– Ну и что? – довольно холодно спросила она.
– Вам известно, что я председательствую на этом Совете?
– Да, я знаю. Ведь еще генерал утверждал вас на эту должность, и он же назначил вас членом Высшего Совета…
– Совершенно верно, – подал голос майор, внезапно будто подстегнутый словами Мари. – Итак, вы понимаете, что я мог бы оказаться вам полезным?
Мари немного отстранилась, желая лучше его рассмотреть.
– Майор! – улыбнулась она. – Должна ли я понимать вас так, что вы хотели бы провести сейчас нечто вроде репетиции завтрашнего заседания Совета?
– А почему нет? – дерзнул он. – Вы полагаете, что непременно выиграете? Не кажется ли вам, что ваши враги завтра попытаются вам противостоять и переиграть вас? Поскольку я буду иметь честь как председатель вести дебаты, я пришел просить вас вместе со мной продумать, как лучше это сделать и соблюсти ваши интересы. Делая это, – поспешил он оговориться, – я, положа руку на сердце, не предаю ни ту ни другую стороны и на самом деле считаю, что титул наместника Мартиники по праву переходит вам, вплоть до нового распоряжения, ради вашего несовершеннолетнего сына.
– Разве вы не знаете, – заметила она, – что губернатора острова назначает не Совет, а король?
– Мне известен контракт по продаже острова, мадам. Однако если Совет назначает вас, у короля нет причин отменять это решение… Я бы хотел, чтобы во мне вы видели лишь друга. А у меня складывается впечатление, будто вы меня опасаетесь, хотя я много раз доказал вам свою верность. Прошу вас припомнить наши с вами прошлые беседы здесь с глазу на глаз…
– У меня хорошая память… Я действительно вспоминаю… Вы говорили о том, что ваше сердце старого воина не настолько огрубело, как может показаться, и таит в себе немало нежности. Все верно? Вы были даже довольно настойчивы в тот день, майор!
Она снисходительно усмехнулась и прибавила:
– Бог ты мой, до чего мы тогда были молоды! Нам остаются лишь воспоминания, чтобы скрасить осенние дни нашей жизни!
– Мадам! В этих краях, как вам известно, осени не бывает! – проникновенно заметил он. – Вся тропическая флора переживает вечную весну. Взгляните на здешние деревья: они распускаются наперегонки, в то время как у нас на родине уже роняют листья.
– Красиво вы говорите, – одобрила она. – Но думаю, вы явились из Сен-Пьера в замок в столь поздний час не для того, чтобы рассказывать мне о цветах, деревьях и листьях?
– Бывают в жизни минуты, когда, как мне кажется, полезно предаться воспоминаниям. Это помогает лучше понять и, главное, увидеть, какой избрать путь, особенно если появляется ощущение, что ты сбился с пути.
– Я отнюдь не сбилась с пути, – ледяным тоном возразила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
«Мерри Рулз наверняка этого не помнит, – думала она. – Все происходило так давно! Но даже если с годами он и не позабыл той сцены, время набросило на нее свой волшебный покров и сегодня майор может над всем этим лишь посмеяться».
Но Мари ошибалась. Никогда Мерри Рулз не забывал оскорбления. Скорее, даже из самого незначительного случая раздувал целое дело и во что бы то ни стало мстил…
Возможно, когда Мари выходила на лестницу, и она, и майор размышляли об одном и том же. Гостиная, в которой ожидал Мерри Рулз, была все та же, что и несколько лет назад, только следов разрушения было тогда поменьше. Глядя в то же самое окно, которое сейчас было напротив него, он мечтал покорить Мари, в то время как Пьерьер с детским воодушевлением признавался теперешней вдове в понятных и весьма смелых чувствах… Как она была тогда хороша!
Конечно, Мари и в сорок лет казалась ему очень соблазнительной, но в глубине души он с горечью прикидывал, сколько времени упущено зря! Ее молодость, безудержная и опаляющая молодость была позади. Мари никогда не сможет стать такой, как прежде, и майор испытывал разочарование. Только ему, ему одному ничего не досталось на этом празднике жизни! А ведь он готов был пойти на любые уступки! Даже согласился бы делить Мари с другим мужчиной!.. Вот почему он чувствовал себя осмеянным… Но рассчитывал за это отыграться: ведь, овдовев, нынешняя Мари, помимо губернаторского кресла, должна подумать и о приемном отце для своих детей, который бы их защитил, отце довольно могущественном, который благодаря ей, Мари, еще больше укрепит свою власть.
Он предавался размышлениям, приятным и в то же время отчасти горестным; то были воспоминания о потерях, но не безвозвратных. Вдруг раздался голос, заставивший его вздрогнуть:
– Здравствуйте, майор!
Он порывисто поднялся. Мари была рядом, вея в белом, и казалась нереальной в неверном свете канделябра. Она подошла неслышно в кожаных туфельках с меховой оторочкой, какие производили колонисты с холмов; туфли были мягче, чем кошачьи лапки.
– Мадам! – с поклоном начал майор почти шепотом, сняв шляпу и опустив ее до самой земли после замысловатого реверанса. – Позвольте вашему покорнейшему слуге засвидетельствовать свое глубочайшее почтение…
Мари обратила внимание, что говорит Мерри Рулз отнюдь не холодно, как было ему свойственно, а проникновенно, даже страстно. И сейчас же подумала: «Я ему нужна. Прямо он мне об этом не скажет. Смогу ли я угадать, чего он хочет?»
– Майор! – продолжала она. – Я полагаю, случилось что-то серьезное, если, учитывая сложившиеся обстоятельства, вы явились ко мне в столь поздний час. Что случилось?
Майор надел на парик свою шляпу с плюмажем, смущенно потер руки: Мари своей напористостью в самом деле поставила его в затруднительное положение.
Она поняла это и сказала:
– Садитесь, майор…
И сама села рядом.
Легкая ткань домашнего платья плотно облегала ее соблазнительные формы. Мерри Рулз не без трепета задержал взгляд на округлостях ее колена (Мари положила ногу на ногу), волнующей линии красиво очерченных бедер; но еще больше его пьянил теплый аромат женского тела, благоухание, состоявшее из естественных нежных запахов Мари, а также только что оставленной постели, из которой вырвал ее он, Мерри Рулз, и в этом сложном дурманящем аромате было что-то звериное и в то же время нежное, что возбуждало все чувства. Мерри Рулз терялся, его мысли путались, как это уже происходило однажды в прошлом, в этой самой комнате.
– Слушаю вас, майор, – снова ласково проговорила Мари, не замечая его смущения. – В чем дело?
Он призвал на помощь все силы, чтобы его слова звучали веско и в то же время почтительно:
– Простите, мадам, за поздний визит, но вы согласитесь, что мне было трудно отложить на завтра то, что я имею вам сообщить. Завтра и впрямь будет слишком поздно. Ведь соберется Совет…
– Ну и что? – довольно холодно спросила она.
– Вам известно, что я председательствую на этом Совете?
– Да, я знаю. Ведь еще генерал утверждал вас на эту должность, и он же назначил вас членом Высшего Совета…
– Совершенно верно, – подал голос майор, внезапно будто подстегнутый словами Мари. – Итак, вы понимаете, что я мог бы оказаться вам полезным?
Мари немного отстранилась, желая лучше его рассмотреть.
– Майор! – улыбнулась она. – Должна ли я понимать вас так, что вы хотели бы провести сейчас нечто вроде репетиции завтрашнего заседания Совета?
– А почему нет? – дерзнул он. – Вы полагаете, что непременно выиграете? Не кажется ли вам, что ваши враги завтра попытаются вам противостоять и переиграть вас? Поскольку я буду иметь честь как председатель вести дебаты, я пришел просить вас вместе со мной продумать, как лучше это сделать и соблюсти ваши интересы. Делая это, – поспешил он оговориться, – я, положа руку на сердце, не предаю ни ту ни другую стороны и на самом деле считаю, что титул наместника Мартиники по праву переходит вам, вплоть до нового распоряжения, ради вашего несовершеннолетнего сына.
– Разве вы не знаете, – заметила она, – что губернатора острова назначает не Совет, а король?
– Мне известен контракт по продаже острова, мадам. Однако если Совет назначает вас, у короля нет причин отменять это решение… Я бы хотел, чтобы во мне вы видели лишь друга. А у меня складывается впечатление, будто вы меня опасаетесь, хотя я много раз доказал вам свою верность. Прошу вас припомнить наши с вами прошлые беседы здесь с глазу на глаз…
– У меня хорошая память… Я действительно вспоминаю… Вы говорили о том, что ваше сердце старого воина не настолько огрубело, как может показаться, и таит в себе немало нежности. Все верно? Вы были даже довольно настойчивы в тот день, майор!
Она снисходительно усмехнулась и прибавила:
– Бог ты мой, до чего мы тогда были молоды! Нам остаются лишь воспоминания, чтобы скрасить осенние дни нашей жизни!
– Мадам! В этих краях, как вам известно, осени не бывает! – проникновенно заметил он. – Вся тропическая флора переживает вечную весну. Взгляните на здешние деревья: они распускаются наперегонки, в то время как у нас на родине уже роняют листья.
– Красиво вы говорите, – одобрила она. – Но думаю, вы явились из Сен-Пьера в замок в столь поздний час не для того, чтобы рассказывать мне о цветах, деревьях и листьях?
– Бывают в жизни минуты, когда, как мне кажется, полезно предаться воспоминаниям. Это помогает лучше понять и, главное, увидеть, какой избрать путь, особенно если появляется ощущение, что ты сбился с пути.
– Я отнюдь не сбилась с пути, – ледяным тоном возразила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103