Как же ему надоела эта роль миротворческого корпуса!
- А ты не пробовала с ней поговорить?
Янка презрительно повела слегка курносым маминым носом, вышло презабавно:
- Говорить мы не умеем, мы кричим! С ней надо на ее языке, я так не могу. И не хочу - меня потом полдня колбасит, как мы поругаемся! А ей хоть бы хны! Такая веселая бегает, сбросила на меня все свои...
Владимир жестом остановил этот горячий поток:
- Подожди, так не бывает. Мать плохая, а ты прямо ангел небесный!
- Нет, ну и я не ангел. Я ж не говорю...
- Что ж она такого страшного хочет?
Вот он, главный вопрос! Дочка замолчала в глубоких раздумьях - не помешает разрядить обстановку:
- Чего-то он недоговаривает... - протянул Володя гнусавым голосом, старательно выпучивая в Янкину сторону глаза.
Дочура от восторга едва не поперхнулась воздухом и на одном дыхании подхватила:
- Подумала Муму, глядя на Герасима! - и оба рассмеялись, как пара заговорщиков. Это была их любимая с детства игра - не забыла пока, помнит... Она сидела рядом, неудобно скорчившись на табуретке, почти взрослая и невероятно красивая (такой вдруг показалась, даже в домашней старенькой футболке и джинсовых шортах с бахромой). А память всё тянула к той маленькой, которая, засыпая, держала его всей ладошкой за палец... Володя чуть было не спросил: "Ну зачем ты так быстро выросла?", но отчего-то сдержался.
И слава Богу, что не спросил - на кухню воинственно ворвалась Марина, не остыла еще. Щеки разгорелись, глаза мечут молнии, белокурые крашеные волосы разметались по плечам - хоть амазонку с нее пиши:
- Что, жалуется? - и всем корпусом развернулась к дочери, на манер атакующего танка: - Я ж добра тебе хочу! Чтоб ты человеком стала!
Такого Янка стерпеть не могла:
- А я, по-твоему, не человек?
- Да какой ты человек! Ты еще так, человечек...
Владимир поморщился: с педагогическими способностями у жены всегда было туго, хоть и педин закончила. Дочка опять задохнулась от возмущения (новая привычка, что ли?), с трудом перевела дух и обернулась к нему, ища поддержки:
- О чем с ней можно говорить?!
- А-а, так со мной и говорить не о чем?!.. - Марина взяла свою самую высокую оперную ноту. Янка от нее отшатнулась и выставила перед лицом маленькие ладони с отцовскими длинными пальцами, словно защищаясь от режущего крика. У Володи кольнуло острой иголкой в самое сердце, до того этот жест показался беспомощным...
- Всё, хватит! Не кричи, мне потом плохо будет! - запричитала Яна.
- А мне от нее хорошо! - но тон жена всё же немного сбавила и заворчала: - Гимнастику бросила, рояль пылью оброс! Юное дарование нашлось!..
На "даровании" Владимир не выдержал и абсолютно спокойным размеренным голосом - каким обычно прикрываются, когда внутри всё пенится и кипит! - проговорил:
- Да, ребята, так я в плаванье досрочно уйду.
Они разом замолкли на полуслове, повернули к нему головы и замерли на полудвижении - ну прямо тебе сцена из любительской пантомимы... Тишина зависла над их головами, всё сгущаясь и вроде бы физически уплотняясь, пока не стала совершенно невыносимой. В самое пиковое мгновение Янка очнулась от оцепенения и пулей вылетела в коридор, чуть не сбив по пути табуретку. От этого грохота что-то непостижимым образом изменилось: где-то на самой грани слуха Володя уловил тоненький звон тысячи осколков, как от разбившейся хрустальной вазы. (Или просто померещилось, расшалились натянутые до предела нервы?..)
"Так вот что значит "разрядить обстановку", что-то происходит в пространстве..." - неизвестно откуда взялась достаточно нелепая мысль. Марина провела дочку долгим взглядом:
- О! В туалете закрылась! - тон был самый миролюбивый, точно это не она полминуты назад так верещала, переходя на ультразвук: - Дай Боже сил... - и принялась разглаживать одной только ей видимые складки на клеенке: - ...пережить этот год. С Яриком и то легче было! Зато у этой что ни день, так новые выбрыки, творческая натура!
Что Владимира всегда поражало в жене, так это необъяснимые перепады настроения. Вот и сейчас: сидит себе, безмятежно улыбается, как ясно солнышко... Иногда кажется, что она получает истинное удовольствие от подобной ругани по мелочам: все расползаются зализывать раны, а Марина сияет! Правда, вслух эти соображения он высказывать не стал, голова и без того раскалывалась.
До чего же всё изменилось за прошедшие полгода! На двери Янкиной комнаты вызывающе красовался плакат - обычный снежно-белый лист ватмана с крупной надписью чем-то синим: "Главный закон Вселенной - закон свободной воли". И ниже под ним - полыхающими кумачовыми буквами (вышло что-то наподобие революционных лозунгов, Владимиру так и привиделся отряд красной конницы с развевающимся на скаку волнистым знаменем):
"Не беспокоить!
Don't disturb!
Вход 100 у.е."
Володя невольно улыбнулся: чего уж тут удивляться, что мама рвет и мечет! "Вход 100 у.е.", однако!.. Из-за двери раздавались приглушенные звуки чего-то медитативного - скорей всего, индийского. Он легонько постучал; не дождавшись ответа, вошeл.
Яна лежала на кровати, закрыв глаза и беспомощно (так ему опять показалось) сложив на груди руки. Тоненькие по-детски запястья особенно ярко выделялись на фоне темного с неразборчивым рисунком одеяла. С неприятно замершим сердцем он рывком наклонился к ней и осторожно потрогал за плечо:
- Янка! - дочка неохотно открыла глаза. - Тебе плохо?
- Я сеанс делаю, - она ловко уселась по-турецки, но взгляд оставался не до конца приземленным, плавающим. "Ежик в тумане с круглыми глазами," - смешно подумал Володя.
- Какой сеанс?
- Рейки. Смотри! - она махнула рукой в направлении стены, густо увешенной акварельными рисунками: - Это принципы Рейки.
Очередной по счету плакат в витиеватом резном узоре, с иероглифами по краям, - не иначе, Китаем увлеклась? Янка, вытянув шею, заглядывала снизу ему в лицо - видимо, пыталась с ходу вычислить реакцию. Какая же она худенькая, неужели и раньше такой была? Вроде ж уже и барышенция... Еще и в открытый сарафан нарядилась! Хрупкие плечи с выпирающими косточками смотрелись довольно трогательно: всё такой же "цыпленок жареный", как в детстве...
"Не кормят ее здесь, что ли? - озабоченно нахмурился Владимир и про себя усмехнулся: - Уже как мама-клуша рассуждаю! - И спохватился, дочка смотрела на него уже с нескрываемым возмущением: - Совсем забыл про плакат, почитаем..."
"Именно сегодня, не беспокойся.
Именно сегодня, не злись.
Почитай своих родителей, учителей и старших.
(Он с невольной иронией покосился на Яну, та в ответ скорчила уморительно-постную физиономию пай-девочки. Получилось не слишком убедительно - как сказал бы сейчас Станиславский, "не верю"!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
- А ты не пробовала с ней поговорить?
Янка презрительно повела слегка курносым маминым носом, вышло презабавно:
- Говорить мы не умеем, мы кричим! С ней надо на ее языке, я так не могу. И не хочу - меня потом полдня колбасит, как мы поругаемся! А ей хоть бы хны! Такая веселая бегает, сбросила на меня все свои...
Владимир жестом остановил этот горячий поток:
- Подожди, так не бывает. Мать плохая, а ты прямо ангел небесный!
- Нет, ну и я не ангел. Я ж не говорю...
- Что ж она такого страшного хочет?
Вот он, главный вопрос! Дочка замолчала в глубоких раздумьях - не помешает разрядить обстановку:
- Чего-то он недоговаривает... - протянул Володя гнусавым голосом, старательно выпучивая в Янкину сторону глаза.
Дочура от восторга едва не поперхнулась воздухом и на одном дыхании подхватила:
- Подумала Муму, глядя на Герасима! - и оба рассмеялись, как пара заговорщиков. Это была их любимая с детства игра - не забыла пока, помнит... Она сидела рядом, неудобно скорчившись на табуретке, почти взрослая и невероятно красивая (такой вдруг показалась, даже в домашней старенькой футболке и джинсовых шортах с бахромой). А память всё тянула к той маленькой, которая, засыпая, держала его всей ладошкой за палец... Володя чуть было не спросил: "Ну зачем ты так быстро выросла?", но отчего-то сдержался.
И слава Богу, что не спросил - на кухню воинственно ворвалась Марина, не остыла еще. Щеки разгорелись, глаза мечут молнии, белокурые крашеные волосы разметались по плечам - хоть амазонку с нее пиши:
- Что, жалуется? - и всем корпусом развернулась к дочери, на манер атакующего танка: - Я ж добра тебе хочу! Чтоб ты человеком стала!
Такого Янка стерпеть не могла:
- А я, по-твоему, не человек?
- Да какой ты человек! Ты еще так, человечек...
Владимир поморщился: с педагогическими способностями у жены всегда было туго, хоть и педин закончила. Дочка опять задохнулась от возмущения (новая привычка, что ли?), с трудом перевела дух и обернулась к нему, ища поддержки:
- О чем с ней можно говорить?!
- А-а, так со мной и говорить не о чем?!.. - Марина взяла свою самую высокую оперную ноту. Янка от нее отшатнулась и выставила перед лицом маленькие ладони с отцовскими длинными пальцами, словно защищаясь от режущего крика. У Володи кольнуло острой иголкой в самое сердце, до того этот жест показался беспомощным...
- Всё, хватит! Не кричи, мне потом плохо будет! - запричитала Яна.
- А мне от нее хорошо! - но тон жена всё же немного сбавила и заворчала: - Гимнастику бросила, рояль пылью оброс! Юное дарование нашлось!..
На "даровании" Владимир не выдержал и абсолютно спокойным размеренным голосом - каким обычно прикрываются, когда внутри всё пенится и кипит! - проговорил:
- Да, ребята, так я в плаванье досрочно уйду.
Они разом замолкли на полуслове, повернули к нему головы и замерли на полудвижении - ну прямо тебе сцена из любительской пантомимы... Тишина зависла над их головами, всё сгущаясь и вроде бы физически уплотняясь, пока не стала совершенно невыносимой. В самое пиковое мгновение Янка очнулась от оцепенения и пулей вылетела в коридор, чуть не сбив по пути табуретку. От этого грохота что-то непостижимым образом изменилось: где-то на самой грани слуха Володя уловил тоненький звон тысячи осколков, как от разбившейся хрустальной вазы. (Или просто померещилось, расшалились натянутые до предела нервы?..)
"Так вот что значит "разрядить обстановку", что-то происходит в пространстве..." - неизвестно откуда взялась достаточно нелепая мысль. Марина провела дочку долгим взглядом:
- О! В туалете закрылась! - тон был самый миролюбивый, точно это не она полминуты назад так верещала, переходя на ультразвук: - Дай Боже сил... - и принялась разглаживать одной только ей видимые складки на клеенке: - ...пережить этот год. С Яриком и то легче было! Зато у этой что ни день, так новые выбрыки, творческая натура!
Что Владимира всегда поражало в жене, так это необъяснимые перепады настроения. Вот и сейчас: сидит себе, безмятежно улыбается, как ясно солнышко... Иногда кажется, что она получает истинное удовольствие от подобной ругани по мелочам: все расползаются зализывать раны, а Марина сияет! Правда, вслух эти соображения он высказывать не стал, голова и без того раскалывалась.
До чего же всё изменилось за прошедшие полгода! На двери Янкиной комнаты вызывающе красовался плакат - обычный снежно-белый лист ватмана с крупной надписью чем-то синим: "Главный закон Вселенной - закон свободной воли". И ниже под ним - полыхающими кумачовыми буквами (вышло что-то наподобие революционных лозунгов, Владимиру так и привиделся отряд красной конницы с развевающимся на скаку волнистым знаменем):
"Не беспокоить!
Don't disturb!
Вход 100 у.е."
Володя невольно улыбнулся: чего уж тут удивляться, что мама рвет и мечет! "Вход 100 у.е.", однако!.. Из-за двери раздавались приглушенные звуки чего-то медитативного - скорей всего, индийского. Он легонько постучал; не дождавшись ответа, вошeл.
Яна лежала на кровати, закрыв глаза и беспомощно (так ему опять показалось) сложив на груди руки. Тоненькие по-детски запястья особенно ярко выделялись на фоне темного с неразборчивым рисунком одеяла. С неприятно замершим сердцем он рывком наклонился к ней и осторожно потрогал за плечо:
- Янка! - дочка неохотно открыла глаза. - Тебе плохо?
- Я сеанс делаю, - она ловко уселась по-турецки, но взгляд оставался не до конца приземленным, плавающим. "Ежик в тумане с круглыми глазами," - смешно подумал Володя.
- Какой сеанс?
- Рейки. Смотри! - она махнула рукой в направлении стены, густо увешенной акварельными рисунками: - Это принципы Рейки.
Очередной по счету плакат в витиеватом резном узоре, с иероглифами по краям, - не иначе, Китаем увлеклась? Янка, вытянув шею, заглядывала снизу ему в лицо - видимо, пыталась с ходу вычислить реакцию. Какая же она худенькая, неужели и раньше такой была? Вроде ж уже и барышенция... Еще и в открытый сарафан нарядилась! Хрупкие плечи с выпирающими косточками смотрелись довольно трогательно: всё такой же "цыпленок жареный", как в детстве...
"Не кормят ее здесь, что ли? - озабоченно нахмурился Владимир и про себя усмехнулся: - Уже как мама-клуша рассуждаю! - И спохватился, дочка смотрела на него уже с нескрываемым возмущением: - Совсем забыл про плакат, почитаем..."
"Именно сегодня, не беспокойся.
Именно сегодня, не злись.
Почитай своих родителей, учителей и старших.
(Он с невольной иронией покосился на Яну, та в ответ скорчила уморительно-постную физиономию пай-девочки. Получилось не слишком убедительно - как сказал бы сейчас Станиславский, "не верю"!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49