– Он медленно и таинственно двинулся в сторону, на рев Вестсайдского шоссе: руки сложены на груди, дым курится, а сам очерчен вечерним солнцем, мерцающим на волнах Гудзона.
Я сел в «линкольн» и, минуя Отто, проехал к шоссе. Может, он не понял мой вопрос? А может, Отто убил кого-нибудь, чтобы выбраться из лагеря? Или вспоминает какую-то резню? Бойню, свидетелем которой он стал? За этим стояла какая-то мрачная история, которой Отто не жаждал поделиться, и от его намеков меня слегка замутило – не столько от предполагаемых деталей, сколько от моего собственного полного неведения и, в конце концов, безразличия к систематической жестокости. Обычной, судя по всему, на огромных пространствах Земли.
От того, что он спал на барной стойке, мечтал торговать хот-догами на нудистском пляже, беспрерывно курил и болботал, я не принимал Отто слишком всерьез. Скорее наоборот. Но теперь начал думать, что в нем кроется гораздо больше, и его повседневный разгильдяйский характер выковался в очень тяжелые времена. Когда он узнал, что все бренно и, видимо, бессмысленно.
Катясь на юг, к тоннелю Бэттери на Бруклин, я оглядывался по сторонам. Парень на скейте упал и содрал локоть. У такси спустило колесо. Пара спорит у входа в ресторан. Табличка «Закрываемся». Разъяренный водитель сигналит кому-то – его подрезали. Женщина хромает на сломанном каблуке. Потрепанный мужик сгорбился у подъезда.
Взятые в сравнении, трудности Америки в эпоху торговых центров кажутся какими-то мелкими.
Глава 11
Обычно мужские особи не очень-то утруждаются выбором костюма. Мой выбор тем более упрощался, что на предстоящий выход у меня было только два варианта: синий в узкую полоску или же летний кремовый блейзер. С замечательной предусмотрительностью коллекционера в нежном возрасте двадцати лет я спас четыре довольно почтенных пиджака из гардероба моих дедушек – в последний момент, не дав родителям отправить их в Армию спасения. (Вещи, не дедушек.) Полоща рот, я отвлекся от созерцания своих всклокоченных после сна волос в зеркале над раковиной – и как раз вовремя заметил, что к дому подъехал грузовик АС. Я рванул вниз по лестнице в одном полотенце, половина лица в пене, и перехватил молоденького «армейца», когда он шагал по дорожке к грузовику, и у нас произошла, к немалому испугу моих предков, небольшая потасовка. Для подглядывавших соседей эта живописная сцена, должно быть, смотрелась как рукопашный бой миссионера с дикарем ватуси прямо на Ред-Робин-роуд. Я уже почти вырвал пиджаки, которые он зажал под мышкой, и решил схватить бонус – связку галстуков из коробки. Полотенце с меня упало, я отхаркнул мятным полосканьем, и парень выпустил вещи. Остальное – история. (Мистер и миссис Вогель из дома напротив, наверное, до сих пор мозолят почтальону уши пересказами.) Как бы там ни было, вещи сидят, будто пошиты на меня: фрак, смокинг, в полосочку и блейзер – я храню их у себя уже двадцать пять лет, и за это время имел случай надеть каждый лишь по разу. Поскольку на дворе было не лето и я не махал платком с палубы «Пискатауайской принцессы», весь выбор свелся к полосатому. В его кармане я нашел коктейльную салфетку с папиных похорон.
Шкафы Энджи тоже были не чужды моде. Она нашла там платье подружки невесты: черное, с открытыми плечами, по икры длиной и с богатой плиссировкой. (Да, черное платье подружки невесты. Это вам все-таки Нью-Йорк.) С черными же туфлями-лодочками на этот ансамбль в «Готам-Клубе» только плечами бы пожали. Одобрительные кивки Энджи все же обеспечит ювелирским чутьем на аксессуары: черные атласные перчатки до локтя, чулки со швом, пелерина из мятого бархата. Светлые волосы до плеч Энджи подвила плойкой. После долгих метаний она пришла к выводу, что даже маленькая шляпка будет уже слишком, так что труды завершились красными маскарадными сережками в желудь размером и помадой того же цвета. Энджи поулыбалась в зеркало и обернулась ко мне, уже хмурясь.
– Я ужасно выгляжу. Ведь ужасно же?
Всего лишь четверть часа ушла на то, чтобы убедить ее в обратном, и еще четверть – выйти за дверь и сесть в такси.
– А ты хорошо выглядишь, мой сладкий. – Энджи пожала мне руку выше локтя. – Хотя, пожалуй, надо бы слегка выпустить в талии.
Я еле слышно втянул воздух, чтобы не выпустить пар. Через десять минут такси доставило нас в «Готам-Клуб» – непримечательное с виду место на Пятьдесят-какой-то улице, – и мы вошли внутрь.
Сквозь красные бархатные занавеси мы прошли в гулкий зал со множеством синих ярусов; концентрические круги столиков со свечами рисовали мишень на обсидиановом полу. Потолок был на такой высоте, что хоть модели ракет испытывай, только здесь лишнее пространство предпочли употребить на поддержку бархатной промышленности: занавесы лились из-под купола зала до самого пола. Ромбы канделябров неясно обозначали выступы на плюшевых стенах – балконы.
В приглушенном желтом свете краски мутнели, так что, например, темно-синий пиджак не сильно отличался от мягкой красной стены.
Толстые и ярко-красные, как перцы, губы у всех женщин были перегружены помадой. Острые глаза метали стрелы на чужие фасоны. Лак для волос – положенный многими и многими слоями – терзал ноздри. Какая-то дама, хохотнув и неловко взмахнув сигаретным мундштуком, положила руку на локоть своего спутника, чтобы подчеркнуть сказанное.
Вырубленный резцом подбородок, волосы жучьими надкрыльями и мечтательный взгляд – вот каков тут идеал мужчины. Рукам хотелось порхнуть в карманы, но с двубортным пиджаком это испортит весь вид. Несколько джентльменов решились на усы ниточкой, но магия Гейбла удавалась только смуглым, да и в любом случае от таких усиков у кого угодно под носом зачешется. Бодро, но и смущенно, все изучали окрестности в поисках знакомых лиц.
Группки пижонов, разделившихся на кучки по прототипам, бросали саркастические взгляды на неподобающе одетых.
– «Таймекс»… – прошептала мисс Кошачьи Очки мисс Корсаж.
– Шахматный король, – сказал мистер Смокинг мистеру Вересковой Трубке.
– …зажим, которого не захватывает галстук на всю ширину, понимаете, о чем я? – бубнил мистер Бутоньерка, и его приятели сочувственно хихикали.
– Вашу шляпу, сэр? – Чей-то палец постучал меня по плечу. Я обернулся к швейцару. – Сдаете шляпу?
– Да.
Холодно улыбаясь, Энджи обменяла мою шляпу на номерок.
– Я смотрю, у тебя уже скупердяйский блеск в глазах.
– Все-то ты знаешь. – Я отставил локоть, и Энджи просунула в него руку в длинной перчатке. Мы прошли на галерею, нависшую над ярусами столов и танцполом.
– Я тебе уже говорил, как изысканно ты сегодня выглядишь?
– Да, но никогда не вредно услышать это еще разок.
Энджи одарила меня скептической улыбкой женщины, которая знает, что комплимент заготовлен специально, но ценит твои усилия все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Я сел в «линкольн» и, минуя Отто, проехал к шоссе. Может, он не понял мой вопрос? А может, Отто убил кого-нибудь, чтобы выбраться из лагеря? Или вспоминает какую-то резню? Бойню, свидетелем которой он стал? За этим стояла какая-то мрачная история, которой Отто не жаждал поделиться, и от его намеков меня слегка замутило – не столько от предполагаемых деталей, сколько от моего собственного полного неведения и, в конце концов, безразличия к систематической жестокости. Обычной, судя по всему, на огромных пространствах Земли.
От того, что он спал на барной стойке, мечтал торговать хот-догами на нудистском пляже, беспрерывно курил и болботал, я не принимал Отто слишком всерьез. Скорее наоборот. Но теперь начал думать, что в нем кроется гораздо больше, и его повседневный разгильдяйский характер выковался в очень тяжелые времена. Когда он узнал, что все бренно и, видимо, бессмысленно.
Катясь на юг, к тоннелю Бэттери на Бруклин, я оглядывался по сторонам. Парень на скейте упал и содрал локоть. У такси спустило колесо. Пара спорит у входа в ресторан. Табличка «Закрываемся». Разъяренный водитель сигналит кому-то – его подрезали. Женщина хромает на сломанном каблуке. Потрепанный мужик сгорбился у подъезда.
Взятые в сравнении, трудности Америки в эпоху торговых центров кажутся какими-то мелкими.
Глава 11
Обычно мужские особи не очень-то утруждаются выбором костюма. Мой выбор тем более упрощался, что на предстоящий выход у меня было только два варианта: синий в узкую полоску или же летний кремовый блейзер. С замечательной предусмотрительностью коллекционера в нежном возрасте двадцати лет я спас четыре довольно почтенных пиджака из гардероба моих дедушек – в последний момент, не дав родителям отправить их в Армию спасения. (Вещи, не дедушек.) Полоща рот, я отвлекся от созерцания своих всклокоченных после сна волос в зеркале над раковиной – и как раз вовремя заметил, что к дому подъехал грузовик АС. Я рванул вниз по лестнице в одном полотенце, половина лица в пене, и перехватил молоденького «армейца», когда он шагал по дорожке к грузовику, и у нас произошла, к немалому испугу моих предков, небольшая потасовка. Для подглядывавших соседей эта живописная сцена, должно быть, смотрелась как рукопашный бой миссионера с дикарем ватуси прямо на Ред-Робин-роуд. Я уже почти вырвал пиджаки, которые он зажал под мышкой, и решил схватить бонус – связку галстуков из коробки. Полотенце с меня упало, я отхаркнул мятным полосканьем, и парень выпустил вещи. Остальное – история. (Мистер и миссис Вогель из дома напротив, наверное, до сих пор мозолят почтальону уши пересказами.) Как бы там ни было, вещи сидят, будто пошиты на меня: фрак, смокинг, в полосочку и блейзер – я храню их у себя уже двадцать пять лет, и за это время имел случай надеть каждый лишь по разу. Поскольку на дворе было не лето и я не махал платком с палубы «Пискатауайской принцессы», весь выбор свелся к полосатому. В его кармане я нашел коктейльную салфетку с папиных похорон.
Шкафы Энджи тоже были не чужды моде. Она нашла там платье подружки невесты: черное, с открытыми плечами, по икры длиной и с богатой плиссировкой. (Да, черное платье подружки невесты. Это вам все-таки Нью-Йорк.) С черными же туфлями-лодочками на этот ансамбль в «Готам-Клубе» только плечами бы пожали. Одобрительные кивки Энджи все же обеспечит ювелирским чутьем на аксессуары: черные атласные перчатки до локтя, чулки со швом, пелерина из мятого бархата. Светлые волосы до плеч Энджи подвила плойкой. После долгих метаний она пришла к выводу, что даже маленькая шляпка будет уже слишком, так что труды завершились красными маскарадными сережками в желудь размером и помадой того же цвета. Энджи поулыбалась в зеркало и обернулась ко мне, уже хмурясь.
– Я ужасно выгляжу. Ведь ужасно же?
Всего лишь четверть часа ушла на то, чтобы убедить ее в обратном, и еще четверть – выйти за дверь и сесть в такси.
– А ты хорошо выглядишь, мой сладкий. – Энджи пожала мне руку выше локтя. – Хотя, пожалуй, надо бы слегка выпустить в талии.
Я еле слышно втянул воздух, чтобы не выпустить пар. Через десять минут такси доставило нас в «Готам-Клуб» – непримечательное с виду место на Пятьдесят-какой-то улице, – и мы вошли внутрь.
Сквозь красные бархатные занавеси мы прошли в гулкий зал со множеством синих ярусов; концентрические круги столиков со свечами рисовали мишень на обсидиановом полу. Потолок был на такой высоте, что хоть модели ракет испытывай, только здесь лишнее пространство предпочли употребить на поддержку бархатной промышленности: занавесы лились из-под купола зала до самого пола. Ромбы канделябров неясно обозначали выступы на плюшевых стенах – балконы.
В приглушенном желтом свете краски мутнели, так что, например, темно-синий пиджак не сильно отличался от мягкой красной стены.
Толстые и ярко-красные, как перцы, губы у всех женщин были перегружены помадой. Острые глаза метали стрелы на чужие фасоны. Лак для волос – положенный многими и многими слоями – терзал ноздри. Какая-то дама, хохотнув и неловко взмахнув сигаретным мундштуком, положила руку на локоть своего спутника, чтобы подчеркнуть сказанное.
Вырубленный резцом подбородок, волосы жучьими надкрыльями и мечтательный взгляд – вот каков тут идеал мужчины. Рукам хотелось порхнуть в карманы, но с двубортным пиджаком это испортит весь вид. Несколько джентльменов решились на усы ниточкой, но магия Гейбла удавалась только смуглым, да и в любом случае от таких усиков у кого угодно под носом зачешется. Бодро, но и смущенно, все изучали окрестности в поисках знакомых лиц.
Группки пижонов, разделившихся на кучки по прототипам, бросали саркастические взгляды на неподобающе одетых.
– «Таймекс»… – прошептала мисс Кошачьи Очки мисс Корсаж.
– Шахматный король, – сказал мистер Смокинг мистеру Вересковой Трубке.
– …зажим, которого не захватывает галстук на всю ширину, понимаете, о чем я? – бубнил мистер Бутоньерка, и его приятели сочувственно хихикали.
– Вашу шляпу, сэр? – Чей-то палец постучал меня по плечу. Я обернулся к швейцару. – Сдаете шляпу?
– Да.
Холодно улыбаясь, Энджи обменяла мою шляпу на номерок.
– Я смотрю, у тебя уже скупердяйский блеск в глазах.
– Все-то ты знаешь. – Я отставил локоть, и Энджи просунула в него руку в длинной перчатке. Мы прошли на галерею, нависшую над ярусами столов и танцполом.
– Я тебе уже говорил, как изысканно ты сегодня выглядишь?
– Да, но никогда не вредно услышать это еще разок.
Энджи одарила меня скептической улыбкой женщины, которая знает, что комплимент заготовлен специально, но ценит твои усилия все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55