Прозвучит новая информация о том, как побочным эффектом опытов Института стандартов вещания становится синдром дефицита внимания/гиперактивности, и как вместо сигарет используют препарат «риталин», чтобы с такими эффектами бороться. Благодарю вас всех и, пожалуйста, вносите по возможности щедро в церковный фонд. Он идет на аренду этого помещения, на орграсходы, на распространение слова. Маэстро?
Оркестр начал рифф, и публика разом поднялась на ноги. Мы с Энджи были недалеко от выхода, и проскользнули за дверь довольно быстро. Выходя, я бросил доллар в кружку парню у дверей. И мы в числе первых вышли на Хаустон-стрит, где уже собрались такси. Кажется, таксисты, как стервятники, чуют запах человеческого скопища, и те, что в курсе, едут среди ночи подбирать добычу.
Такси газануло на запад по Хаустон-стрит, и Энджи прокашлялась.
– Ну?
Я хохотнул:
– Надо отдать им должное, Энджи. По-своему завораживает. Они свели воедино пучок нитей и у них вышла первоклассная версия заговора.
– Считаешь, там что-то правда?
– И немало. Думаешь и дальше играть в солитер?
– Я серьезно, Гарт. Заговор?
Я улыбнулся, но не очень уверенно:
– Теории заговора – предел человеческого самомнения. Вот возьмем Отдел автотранспорта. Задача у них предельно простая. Им нужно несколько фактов, имя, дата рождения, адрес и фотография. Тебе присваивают номер, твоей машине тоже. После этого остается только не перепутать соответствия номера и имени и номера машины. Зайди в ОАТ, и что ты увидишь? Хаос, огромные очереди, путаница.
– Причем здесь теория…
– Если бы правительство имело средства построить сложный заговор, то уж Отдел транспортных средств у него тогда был бы образцом эффективности.
– Тут можно возразить, что они эффективны, когда это нужно. Какое им дело до того, что ты будешь долго стоять в очереди? Ты ведь все равно не уйдешь.
– Но даже так: чтобы провернуть заговор такой сложности, нужно, чтобы куча народу поверила в одну идею – не по велению религиозной догмы и не от пламенной ненависти. Черт, да собери шестерых, и вы полтора часа будете решать, куда пойти обедать. А ведь тут договариваются не о дележке денег и власти. Но даже так, все равно нужно что-то большее, чем любовь к капусте.
– Сказки это все, – вздохнула Энджи. – Но и все-таки, должны же быть какие-то цели у этих заумных культов. Знаешь, я вчера бродила по Интернету и наткнулась на сайт каких-то людей, которые верят, что существует тайное мировое правительство. И знаешь, через кого оно действует? Через американских бойскаутов с их – как бишь там – «оккультным символизмом». Представляешь, эти ребята всерьез полагают, что скауты сговорились с «Амвэй» призвать Князя тьмы и поработить планету!
– Я могу представить «Амвэй» и «Объединенную сеть "Парамаунт"»… – улыбнулся я.
Но эти ретристы: у них немало привлекательного. Ну вот, они пропагандируют курение и мясоедение. Это лучше виноградного сока и белого хлеба. И никому не повредит, если в жизни будет поменьше телевизора и видеоигр.
– И конечно, меньше рекламы на глаза попадется. – Я покосился на Энджи.
– Да, мой сахарный. – Энджи похлопала меня по руке. – Меньше рекламы.
Глава 14
Такси покатало дальше, включив табличку «Свободен». Мы с Энджи обошли мой черный «линкольн», припаркованный перед нашей берлогой, и подошли к дверям. Мы пользуемся боковым входом, который ведет ко всем восьми квартирам нашего дома, хотя у нас есть парадная дверь прямо в нашу гостиную, но ее мы не открываем годами. Для бездомных не редкость свернуться и уснуть на нашем парадном крыльце, особенно в ветреные и холодные ночи, и мы не возражаем, если только они не мочатся в постель. Вообще-то чаще писающие призраки являются из ближних баров. «Колючая проволока» – салун за углом, привлекает массу МиТов – публику «мостов и тоннелей», неманхэттенских, из Джерси, Куинса и так далее; они съезжаются сюда, чтобы погулеванить в Большом Городе. Меня это не беспокоило, если не считать того, что МиТы по обыкновению путали наше крыльцо с писсуаром на обратном пути к машинам. Не спрашивайте меня, почему они не пользовались сортиром в «Колючей проволоке». Одно время они стали настолько предсказуемы, что я установил датчик и стробоскоп, чтобы отпугивать их. Вдохновившись железяками Дадли, я задумал разобрать электронную мухобойку, расплющить контактную решетку и положить под резиновый коврик на крыльце. Думал, получится «хренобойка». Но Энджи отговорила – зарядом могло убить дворняжку, которой захотелось бы пописать.
В общем, увидев скорчившуюся на крыльце личность, мы не обратили на нее никакого внимания. Пока не заметили, что упомянутая фигура одета не в модное у неимущих засаленное серое, темно-синее или коричневое пальто. Одежда на ней была красная, а ногти на вытянутой руке были покрыты красным лаком. Перенюхавший трансвестит? Мы подгребли взглянуть поближе. Со спящими бездомными надо быть осторожным, потому что просыпаются они часто вполне готовыми к обороне. И что б ты ни делал, никогда не толкай их ногой, или они могут рассвирепеть – и не вполне без оснований. Чересчур бдительные соседи, бывало, нападали на бездомных, пока те спали, и буквально запинывали их до крови. Смысл? А не приходи сюда спать и не снижай в нашей округе цены на недвижимость.
Внимательный взгляд обнаружил стекающую по ступеням кровь. Мы поморщились, но такие зрелища не редкость в «Большом Яблоке».
– Мама дорогая, – охнула Энджи.
– Надо бы вызвать «скорую», – сказал я, когда мы двинулись к боковому подъезду.
Бездомные в Нью-Йорке умирают каждый день, прямо на улице, иногда – на тротуаре посреди толпы. Чаще всего они погибают от переохлаждения в темные, холодные месяцы. Съежатся под стеной, как будто спят, температура тела падает, и они тихо испускают дух. Иногда становятся жертвами собственных пороков; изопропиловый мартини вызывает отвратительные сцены публичного кровавого блёва.
– Ты правда хочешь вызвать «скорую»? – Это откуда-то возник Николас в табачно-коричневом пиджаке. Он сидел на капоте «линкольна», сложив руки на груди, – твидовый гоблин явился меня злить.
– Что за… Конечно! – Энджи бросила на него сердитый взгляд и отперла подъезд.
Николас поправил зеленую бабочку на шее.
– Ладно.
Энджи вдруг обернулась:
– Господи боже мой. Это же…
– Это Марти Фолсом, и она мертва. – Лицо у Николаса было такое, будто он только что сообщил, что у нас сломался холодильник. – Ни дырок от пуль, ни ножевых ран. Кровь течет из ушей и рта. Когда коронер закончит шинковать ее мозг и печень, что твою «кабанью голову», он, вероятно, обнаружит, что это была передозировка. Но не то чтобы она передозировалась по своей воле.
– Но это невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Оркестр начал рифф, и публика разом поднялась на ноги. Мы с Энджи были недалеко от выхода, и проскользнули за дверь довольно быстро. Выходя, я бросил доллар в кружку парню у дверей. И мы в числе первых вышли на Хаустон-стрит, где уже собрались такси. Кажется, таксисты, как стервятники, чуют запах человеческого скопища, и те, что в курсе, едут среди ночи подбирать добычу.
Такси газануло на запад по Хаустон-стрит, и Энджи прокашлялась.
– Ну?
Я хохотнул:
– Надо отдать им должное, Энджи. По-своему завораживает. Они свели воедино пучок нитей и у них вышла первоклассная версия заговора.
– Считаешь, там что-то правда?
– И немало. Думаешь и дальше играть в солитер?
– Я серьезно, Гарт. Заговор?
Я улыбнулся, но не очень уверенно:
– Теории заговора – предел человеческого самомнения. Вот возьмем Отдел автотранспорта. Задача у них предельно простая. Им нужно несколько фактов, имя, дата рождения, адрес и фотография. Тебе присваивают номер, твоей машине тоже. После этого остается только не перепутать соответствия номера и имени и номера машины. Зайди в ОАТ, и что ты увидишь? Хаос, огромные очереди, путаница.
– Причем здесь теория…
– Если бы правительство имело средства построить сложный заговор, то уж Отдел транспортных средств у него тогда был бы образцом эффективности.
– Тут можно возразить, что они эффективны, когда это нужно. Какое им дело до того, что ты будешь долго стоять в очереди? Ты ведь все равно не уйдешь.
– Но даже так: чтобы провернуть заговор такой сложности, нужно, чтобы куча народу поверила в одну идею – не по велению религиозной догмы и не от пламенной ненависти. Черт, да собери шестерых, и вы полтора часа будете решать, куда пойти обедать. А ведь тут договариваются не о дележке денег и власти. Но даже так, все равно нужно что-то большее, чем любовь к капусте.
– Сказки это все, – вздохнула Энджи. – Но и все-таки, должны же быть какие-то цели у этих заумных культов. Знаешь, я вчера бродила по Интернету и наткнулась на сайт каких-то людей, которые верят, что существует тайное мировое правительство. И знаешь, через кого оно действует? Через американских бойскаутов с их – как бишь там – «оккультным символизмом». Представляешь, эти ребята всерьез полагают, что скауты сговорились с «Амвэй» призвать Князя тьмы и поработить планету!
– Я могу представить «Амвэй» и «Объединенную сеть "Парамаунт"»… – улыбнулся я.
Но эти ретристы: у них немало привлекательного. Ну вот, они пропагандируют курение и мясоедение. Это лучше виноградного сока и белого хлеба. И никому не повредит, если в жизни будет поменьше телевизора и видеоигр.
– И конечно, меньше рекламы на глаза попадется. – Я покосился на Энджи.
– Да, мой сахарный. – Энджи похлопала меня по руке. – Меньше рекламы.
Глава 14
Такси покатало дальше, включив табличку «Свободен». Мы с Энджи обошли мой черный «линкольн», припаркованный перед нашей берлогой, и подошли к дверям. Мы пользуемся боковым входом, который ведет ко всем восьми квартирам нашего дома, хотя у нас есть парадная дверь прямо в нашу гостиную, но ее мы не открываем годами. Для бездомных не редкость свернуться и уснуть на нашем парадном крыльце, особенно в ветреные и холодные ночи, и мы не возражаем, если только они не мочатся в постель. Вообще-то чаще писающие призраки являются из ближних баров. «Колючая проволока» – салун за углом, привлекает массу МиТов – публику «мостов и тоннелей», неманхэттенских, из Джерси, Куинса и так далее; они съезжаются сюда, чтобы погулеванить в Большом Городе. Меня это не беспокоило, если не считать того, что МиТы по обыкновению путали наше крыльцо с писсуаром на обратном пути к машинам. Не спрашивайте меня, почему они не пользовались сортиром в «Колючей проволоке». Одно время они стали настолько предсказуемы, что я установил датчик и стробоскоп, чтобы отпугивать их. Вдохновившись железяками Дадли, я задумал разобрать электронную мухобойку, расплющить контактную решетку и положить под резиновый коврик на крыльце. Думал, получится «хренобойка». Но Энджи отговорила – зарядом могло убить дворняжку, которой захотелось бы пописать.
В общем, увидев скорчившуюся на крыльце личность, мы не обратили на нее никакого внимания. Пока не заметили, что упомянутая фигура одета не в модное у неимущих засаленное серое, темно-синее или коричневое пальто. Одежда на ней была красная, а ногти на вытянутой руке были покрыты красным лаком. Перенюхавший трансвестит? Мы подгребли взглянуть поближе. Со спящими бездомными надо быть осторожным, потому что просыпаются они часто вполне готовыми к обороне. И что б ты ни делал, никогда не толкай их ногой, или они могут рассвирепеть – и не вполне без оснований. Чересчур бдительные соседи, бывало, нападали на бездомных, пока те спали, и буквально запинывали их до крови. Смысл? А не приходи сюда спать и не снижай в нашей округе цены на недвижимость.
Внимательный взгляд обнаружил стекающую по ступеням кровь. Мы поморщились, но такие зрелища не редкость в «Большом Яблоке».
– Мама дорогая, – охнула Энджи.
– Надо бы вызвать «скорую», – сказал я, когда мы двинулись к боковому подъезду.
Бездомные в Нью-Йорке умирают каждый день, прямо на улице, иногда – на тротуаре посреди толпы. Чаще всего они погибают от переохлаждения в темные, холодные месяцы. Съежатся под стеной, как будто спят, температура тела падает, и они тихо испускают дух. Иногда становятся жертвами собственных пороков; изопропиловый мартини вызывает отвратительные сцены публичного кровавого блёва.
– Ты правда хочешь вызвать «скорую»? – Это откуда-то возник Николас в табачно-коричневом пиджаке. Он сидел на капоте «линкольна», сложив руки на груди, – твидовый гоблин явился меня злить.
– Что за… Конечно! – Энджи бросила на него сердитый взгляд и отперла подъезд.
Николас поправил зеленую бабочку на шее.
– Ладно.
Энджи вдруг обернулась:
– Господи боже мой. Это же…
– Это Марти Фолсом, и она мертва. – Лицо у Николаса было такое, будто он только что сообщил, что у нас сломался холодильник. – Ни дырок от пуль, ни ножевых ран. Кровь течет из ушей и рта. Когда коронер закончит шинковать ее мозг и печень, что твою «кабанью голову», он, вероятно, обнаружит, что это была передозировка. Но не то чтобы она передозировалась по своей воле.
– Но это невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55