Но он шепотом поблагодарил ее, любовно разглядывая автограф. Он был счастлив:
- Я уверен, что через несколько лет ему цены не будет!
- Нет проблем, - ответила Серена. Гул в аудитории нарастал.
- Всё, всё, всем работать, - строго произнес мистер Хэнсон и вернулся к своему столу.
Серена вновь уставилась в экзаменационный листок и прочитала: «Когда американские Вооруженные силы вступили во Вторую мировую войну и почему?»
Но не успела она и подумать, как ее окружило человек пятнадцать одноклассниц; каждая протягивала журнал и просила оставить на нем автограф. Мистеру Хэнсону ничего не оставалось, как сдаться:
- Ладно, пять минут дополнительного времени. Но чтобы через пять минут все сидели на своих местах.
- Чур мне первой! - завопила Рейн Хоффштеттер, подсовывая свой экземпляр журнала Серене под нос.
- Нет, мне! - Лаура Сэлмон попыталась отпихнуть Рейн в сторону.
Серена хмыкнула. Два месяца назад, когда она перешла сюда из школы-пансиона, к ней отнеслись, как к прокаженной. А теперь вот они дерутся за ее автограф. На минуту она задумалась, рука замерла над газетой, протянутой Лаурой. Потом написала: «Ведь вы же все меня любите. Серена».
Секс, любовь и Франкенштейн
В гимнастическом зале были расставлены столы. Экзамен по английской литературе в школе «Риверсайд» для мальчиков был бесконечно долгим и сложным. Но Дэн ничуть не волновался. Он дважды читал «Франкенштейна» Мэри Шелли и помнил наизусть лучшие стихи Китса. Да он во сне может написать очерк по английской литературе и получить за него пятерку. Досконально разобрав «Оду ласточке», Дэн открыл тетрадку на последней странице и попробовал набросать свое новое стихотворение: возможно, он вставит его в работу соискателя на поступление в колледж. Как правило, из-под его пера выходила тревожная любовная лирика. И это стихотворение, как и многие другие, было посвящено Ванессе:
Обрывки бумаги,
Дольки лимона:
Соленые слезы в глазах...
Сейчас он пробовал писать вольным стихом, хотя порой и не понимал, какой смысл вкладывает в строчки.
Твое лицо
Орех.
Залечиваешь порезы.
Ты - смазка для моего двигателя.
Гм... Смазка для двигателя? Попахивает пошлой эротикой. Такое Ванессе показывать не стоит. Вообще-то Дэн хотел выразить, что она - его вдохновение. Уставившись на последнюю строчку, он пытался более точно выразиться. Что-то не шло. Он вырвал листок из тетрадки, скомкал. Почему перестали получаться стихи?
Дэн почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернулся. Слева от него - Чак Басс. В седьмом классе Чак был ниже всех ростом, носил очки в роговой оправе и вельветовые коричневые костюмчики, и вид был все время такой, будто ему нужно срочно выйти пописать. Тогда, в седьмом, они с Дэном на уроках английской литературы сидели вместе. И вот однажды учитель дал задание написать стихотворение, посвященное человеческому телу, любой его части. Чак ничего толком не смог выдавить из себя и подвинул Дэну записочку, умоляя сделать это за него. Дэну ничего не стоило написать стихотворение, и он легко сложил стих про руки. Чак, естественно, выдал его за свое. А Дэн написал еще одно, уже про рот, но оно получилось хуже, чем про руки.
В результате Чак получил пять с плюсом с одобрением учителя: «Вот видишь, можешь, если постараешься». А Дэн довольствовался четверкой и пометкой: «Я знаю, ты мог бы написать лучше».
Сначала Дэну было наплевать. В конце концов, он помог товарищу. Но в следующем году Чак вытянулся, начал бриться, нацепил на палец розовое кольцо с монограммой, накинул на шею синий кашемировый шарф и вообще вести себя стал как последняя свинья, особенно по отношению к девчонкам. В прошлом месяце он чуть было не соблазнил его сестру, прямо в женском туалете. И Дэн возненавидел Чака, но тому было наплевать. Время от времени на уроках он просил Дэна о помощи, но получал неизменное: «Отвали».
Сейчас Чак пялился в тетрадь Дэна, пытаясь прочитать его очерк про «Оду ласточке». Дэн перевернул страницу и на чистом листе написал: «ЧИТАТЬ УМЕЕШЬ, ИДИОТ? А ПОШЕЛ ТЫ!» Чак зло сощурился и показал Дэну средний палец.
«А ПОШЕЛ ТЫ», - снова написал Дэн и подчеркнул фразу дважды.
Прежде чем перейти к следующему заданию, Дэн просмотрел свой текст. Он цитировал: «Я слушал во тьме, как может ласточка петь, // И вновь призывал предрассветную смерть».
Как это было похоже на его любовь к Ванессе. Ведь это она была его черной ласточкой. И Дэн действительно любил слово «смерть»: недаром он курил сигареты одну за другой, мало спал и глушил кофе. Но именно Ванесса не давала ему сойти с ума. Она спасала его.
Дэн снова взял ручку и попытался придумать что-то в духе Китса. Но как он ни старался, лучше, чем уже сказал Китс, у него не получалось. Тогда он прочитал следующий вопрос экзамена: «На занятиях мы много обсуждали символический образ человекообразного существа Франкенштейна, созданного Мэри Шелли. Каким вам видится Франкенштейн?»
Дэн задумчиво уставился на красную вывеску «Выход» над дверью гимнастического зала. Во Франкенштейне было что-то пугающее и одновременно прекрасное. Ведь он никому не желал зла, но все равно был монстром. По сути, он был олицетворением любви: пугающая и одновременно освобождающая душу, томительная и печальная...
Дэна охватила дрожь вдохновения и на чистом листе в конце тетрадки он написал начальную строчку: «Ты мой Франкенштейн».
О боже, какой же тогда будет вторая строчка?..
Ванесса сидела на последнем ряду в той же аудитории, что и Серена. Она написала свой письменный экзамен по истории на сорок пять минут раньше. И сейчас наблюдала, как одноклассницы облепили Серену, словно рабочие пчелки свою матку. Подумаешь, ну опубликовали фотографию, где Серена красуется с этим пресным, лишенным музыкального слуха музыкантишкой.
Между тем Ванесса составляла план маршрута для съемок. Она собиралась снять документальный фильм и представить его как вступительную работу в Нью-Йоркский университет. И плевать ей на шестую страницу журнала «Поуст». Она запечатлит события, по-настоящему достойные внимания: то, что происходит перед самым носом у горожан, в то время как они тупо читают свою желтую шестую страницу.
Во-первых, она встанет ни свет ни заря и отправится в порт и будет снимать там рыбаков, что причаливают к берегу, подвозя улов для Фалтонского рыбного рынка. Она ненавидела запах свежей рыбы, но ничего не поделаешь - нужно проследить путь рыбы до рынка, как ее продают по ресторанчикам по тридцать два цента за пуд. Она покажет, как потом эта рыба будет подаваться посетителям дорогих ресторанов: поджаренная, обсыпанная фисташками, украшенная нарезанными помидорчиками, а сверху приправленная грибным соусом, и одно такое блюдо будет стоить долларов двадцать девять, и поедать его будет какая-нибудь тетка с Парк-авеню, страдающая недержанием мочи, дважды разведенная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41