Значит, достаточно мне только пожелать… – подумал Прша и поежился. А потом, подняв брови, с мрачным лицом направился к телефону.
6
– Гад! – прошептала Дуня сквозь зубы. Она стояла, расставив ноги, подперев руками бока, и презрительно смотрела на Люштину. Литературный критик лежал на кровати с раскинутыми руками и ногами, привязанный к ней разорванной на куски простыней. Еще одним куском был заткнут рот критика, голова привязана к изголовью.
– Гад ты, вот ты кто… Вы только посмотрите на него, – обратилась Дуня к Сесилии и Тане, которые сидя наблюдали за этой сценой, а потом опять к критику, – …на гада этого!
Критик сверкнул глазами, попытался высвободиться, но ему это не удалось, и он лишь злобно замычал.
– Ну вы только посмотрите, только посмотрите, он еще хочет что-то сказать… Ты что, гад, хочешь что-то сказать, да?! Ну скажи, давай, приосанься, как всегда, и скажи еще какую-нибудь глупость, давай… Гад!
– Хватит уже с этим «гадом»! – резко прервала ее Таня. – Придумай что-нибудь поинтереснее!
– Придумай ты! – вспылила Дуня. – А то получается, что одна я стараюсь! Что? Плюнуть на него?! – Из-за Сесилии она перешла на английский. А потом, все еще воинственно подбоченившись, добавила примирительно: – Ведь этого гада нельзя даже изнасиловать по-человечески!
При слове «изнасиловать» беззащитная висюлька критика еще больше опала и сжалась в маленькую бесформенную мясистую тряпочку.
– Гад! – Дуня просто выплюнула в него это слово, а потом тоже села и закурила сигарету.
– Думаю, мы должны быть более оперативными. У нас нет времени для эмоций. Мы же договорились его изнасиловать! – сказала датчанка.
– Да раз мы не можем! Кроме того, я бы скорее умерла, чем притронулась к этому бегемоту! – взвизгнула Дуня.
– Вы обе как будто забыли, зачем мы сюда пришли, – спокойно заметила Таня. – Данный критик-монстр уже несколько лет систематически дискредитирует наш литературный труд, не так ли?
– Так! – воинственно сказала Дуня. Датчанка выразила солидарность кивком головы.
– Не этот ли критик назвал нашу литературу кухонной?! Не он ли написал, что женщина не может быть автором романа в принципе, потому что ей препятствует в этом особая природа женского вдохновения, основанного на страсти к сплетням, которое не в состоянии возвыситься над сплетней как биологической категорией?!
– Его слова! – воскликнула Дуня. – Признавай, гад! – Она прострелила критика взглядом.
– Не этот ли голый субъект, лежащий здесь, написал, что родина сплетни – кухня и что сплетня – это сущность женского мировоззрения? Не он ли заявил, что в наших книгах слышится тот самый шорох сплетни, который как пена расползается повсюду из всех кухонь всего мира?! – беспощадно цитировала Таня.
– Видишь, он и тебя оскорбил, – обратилась Дуня к Сесилии.
– Не он ли написал, что женщины хватаются за перо, как за поварешку?!
– Точно!
– Поэтому мы будем истязать его соответствующими средствами! – заключила Таня. Женщины изумленно посмотрели на нее.
– А что это за… соответствующие средства?
– Кухонные! – спокойно объяснила Таня. – Если вы согласны, я сбегаю домой, это не проблема.
– Она живет напротив, здесь, на Савской, – пояснила Дуня Сесилии.
– Хм… Все-таки мне не совсем ясно… – сказала датчанка и начала крутить пальцами прядь своих волос.
– Мясорубка! – кратко сказала Таня и вопросительно посмотрела на подруг.
– Ну разумеется мясорубка! – всплеснула руками Дуня и пронзила литературного критика угрожающим взглядом.
– Молоток для отбивания мяса, – продолжала Таня.
– И мы тебя отобьем, посолим, поперчим и зальем маринадом! – пообещала Дуня критику.
В его взгляде недвусмысленно читался ужас. Он снова подал голос, отчаянно замычав.
– Пусть гад ответит за свои литературоведческие преступления! – добавила Дуня мстительно.
– В нашем распоряжении миксер, вилки, поварешки, ножи… Если вы за кастрацию, я могу принести электронож, – спокойно предложила Таня.
При слове «кастрация» критик зарычал изо всех сил, а на его лице показались крупные капли пота.
– Я против… – задумчиво сказала Сесилия. – За такое мы можем попасть в тюрьму.
– А что если его хорошенько потереть теркой и посыпать красным перцем?! – вдохновилась собственной идеей Дуня. – Или татуировать?!
– Нет, – сказала датчанка решительно. – Все это займет слишком много времени. Мы должны действовать быстро и эффективно!
Заговорщицы задумались. Литературный критик затаил дыхание.
– Я знаю, что делать… – прервала молчание Таня. – Подождите меня, я вернусь через пять минут, – добавила она загадочно и вышла из комнаты.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросила Сесилия и направилась к холодильнику.
– Можно.
Дуня встала, потянулась, подошла к литературному критику, сложила пальцы и с силой схватила его за нос.
– Что, гад, плохо дело, а?! Потерпи немножко… Посмотри на него, весь вспотел, глаза вытаращил, понял, что влип, да?!
– Вот, пожалуйста, – сказала датчанка, приблизившись со стаканами для себя и для Дуни. – Ему не дадим? – спросила она, кивнув в сторону критика.
– Этому гаду?! – фыркнула Дуня.
Вскоре в комнату вошла Таня с пластиковым пакетом в руке. Женщины посмотрели на нее разочарованно. Таня достала из пакета две банки, на которых было написано: «Столярный клей», и с интригующим видом поставила их на стол.
– Клей?! – изумилась Дуня. – Ты что, открываешь столярную мастерскую?!
– Сесилия права, мы должны действовать быстро и эффективно. Кроме того, позор будет для него гораздо более тяжелым наказанием, чем любое физическое воздействие, – объяснила Таня, открывая банки. Потом она достала из сумки детский резиновый шарик и бросила его Дуне. – Ну-ка надуй… А мы с тобой, – сказала она Сесилии, – тем временем польем нашего монстра клеем.
Таня и Сесилия принялись тягучим клеем поливать голое тело критика, который беспомощно и с ужасом следил за происходящим.
– А это, – сказала Таня, обхватив носовым платком висюльку критика, – мы не тронем…
В этот момент от страха он потерял сознание.
– Потерял сознание… – встревоженно сказала Сесилия.
– Ничего, очнется, – сказала Таня спокойно и отставила в сторону пустую банку. Она вынула из пакета ножницы и взялась за подушки. Аккуратно разрезала наволочки, из которых полезли мелкие белые перья…
– Монстр! Настоящий монстр! – расхохоталась Дуня. Литературный критик просто потонул в перьях.
– Хм… – покрутила головой Таня, рассматривая оперенное тело критика. Потом достала из пакета нитки, один конец привязала к шарику, а второй передала соучастницам.
– Кто из вас это сделает?
– Могу я, – предложила Сесилия и ловким движением привязала другой конец нитки к мясистой тряпочке критика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
6
– Гад! – прошептала Дуня сквозь зубы. Она стояла, расставив ноги, подперев руками бока, и презрительно смотрела на Люштину. Литературный критик лежал на кровати с раскинутыми руками и ногами, привязанный к ней разорванной на куски простыней. Еще одним куском был заткнут рот критика, голова привязана к изголовью.
– Гад ты, вот ты кто… Вы только посмотрите на него, – обратилась Дуня к Сесилии и Тане, которые сидя наблюдали за этой сценой, а потом опять к критику, – …на гада этого!
Критик сверкнул глазами, попытался высвободиться, но ему это не удалось, и он лишь злобно замычал.
– Ну вы только посмотрите, только посмотрите, он еще хочет что-то сказать… Ты что, гад, хочешь что-то сказать, да?! Ну скажи, давай, приосанься, как всегда, и скажи еще какую-нибудь глупость, давай… Гад!
– Хватит уже с этим «гадом»! – резко прервала ее Таня. – Придумай что-нибудь поинтереснее!
– Придумай ты! – вспылила Дуня. – А то получается, что одна я стараюсь! Что? Плюнуть на него?! – Из-за Сесилии она перешла на английский. А потом, все еще воинственно подбоченившись, добавила примирительно: – Ведь этого гада нельзя даже изнасиловать по-человечески!
При слове «изнасиловать» беззащитная висюлька критика еще больше опала и сжалась в маленькую бесформенную мясистую тряпочку.
– Гад! – Дуня просто выплюнула в него это слово, а потом тоже села и закурила сигарету.
– Думаю, мы должны быть более оперативными. У нас нет времени для эмоций. Мы же договорились его изнасиловать! – сказала датчанка.
– Да раз мы не можем! Кроме того, я бы скорее умерла, чем притронулась к этому бегемоту! – взвизгнула Дуня.
– Вы обе как будто забыли, зачем мы сюда пришли, – спокойно заметила Таня. – Данный критик-монстр уже несколько лет систематически дискредитирует наш литературный труд, не так ли?
– Так! – воинственно сказала Дуня. Датчанка выразила солидарность кивком головы.
– Не этот ли критик назвал нашу литературу кухонной?! Не он ли написал, что женщина не может быть автором романа в принципе, потому что ей препятствует в этом особая природа женского вдохновения, основанного на страсти к сплетням, которое не в состоянии возвыситься над сплетней как биологической категорией?!
– Его слова! – воскликнула Дуня. – Признавай, гад! – Она прострелила критика взглядом.
– Не этот ли голый субъект, лежащий здесь, написал, что родина сплетни – кухня и что сплетня – это сущность женского мировоззрения? Не он ли заявил, что в наших книгах слышится тот самый шорох сплетни, который как пена расползается повсюду из всех кухонь всего мира?! – беспощадно цитировала Таня.
– Видишь, он и тебя оскорбил, – обратилась Дуня к Сесилии.
– Не он ли написал, что женщины хватаются за перо, как за поварешку?!
– Точно!
– Поэтому мы будем истязать его соответствующими средствами! – заключила Таня. Женщины изумленно посмотрели на нее.
– А что это за… соответствующие средства?
– Кухонные! – спокойно объяснила Таня. – Если вы согласны, я сбегаю домой, это не проблема.
– Она живет напротив, здесь, на Савской, – пояснила Дуня Сесилии.
– Хм… Все-таки мне не совсем ясно… – сказала датчанка и начала крутить пальцами прядь своих волос.
– Мясорубка! – кратко сказала Таня и вопросительно посмотрела на подруг.
– Ну разумеется мясорубка! – всплеснула руками Дуня и пронзила литературного критика угрожающим взглядом.
– Молоток для отбивания мяса, – продолжала Таня.
– И мы тебя отобьем, посолим, поперчим и зальем маринадом! – пообещала Дуня критику.
В его взгляде недвусмысленно читался ужас. Он снова подал голос, отчаянно замычав.
– Пусть гад ответит за свои литературоведческие преступления! – добавила Дуня мстительно.
– В нашем распоряжении миксер, вилки, поварешки, ножи… Если вы за кастрацию, я могу принести электронож, – спокойно предложила Таня.
При слове «кастрация» критик зарычал изо всех сил, а на его лице показались крупные капли пота.
– Я против… – задумчиво сказала Сесилия. – За такое мы можем попасть в тюрьму.
– А что если его хорошенько потереть теркой и посыпать красным перцем?! – вдохновилась собственной идеей Дуня. – Или татуировать?!
– Нет, – сказала датчанка решительно. – Все это займет слишком много времени. Мы должны действовать быстро и эффективно!
Заговорщицы задумались. Литературный критик затаил дыхание.
– Я знаю, что делать… – прервала молчание Таня. – Подождите меня, я вернусь через пять минут, – добавила она загадочно и вышла из комнаты.
– Хочешь что-нибудь выпить? – спросила Сесилия и направилась к холодильнику.
– Можно.
Дуня встала, потянулась, подошла к литературному критику, сложила пальцы и с силой схватила его за нос.
– Что, гад, плохо дело, а?! Потерпи немножко… Посмотри на него, весь вспотел, глаза вытаращил, понял, что влип, да?!
– Вот, пожалуйста, – сказала датчанка, приблизившись со стаканами для себя и для Дуни. – Ему не дадим? – спросила она, кивнув в сторону критика.
– Этому гаду?! – фыркнула Дуня.
Вскоре в комнату вошла Таня с пластиковым пакетом в руке. Женщины посмотрели на нее разочарованно. Таня достала из пакета две банки, на которых было написано: «Столярный клей», и с интригующим видом поставила их на стол.
– Клей?! – изумилась Дуня. – Ты что, открываешь столярную мастерскую?!
– Сесилия права, мы должны действовать быстро и эффективно. Кроме того, позор будет для него гораздо более тяжелым наказанием, чем любое физическое воздействие, – объяснила Таня, открывая банки. Потом она достала из сумки детский резиновый шарик и бросила его Дуне. – Ну-ка надуй… А мы с тобой, – сказала она Сесилии, – тем временем польем нашего монстра клеем.
Таня и Сесилия принялись тягучим клеем поливать голое тело критика, который беспомощно и с ужасом следил за происходящим.
– А это, – сказала Таня, обхватив носовым платком висюльку критика, – мы не тронем…
В этот момент от страха он потерял сознание.
– Потерял сознание… – встревоженно сказала Сесилия.
– Ничего, очнется, – сказала Таня спокойно и отставила в сторону пустую банку. Она вынула из пакета ножницы и взялась за подушки. Аккуратно разрезала наволочки, из которых полезли мелкие белые перья…
– Монстр! Настоящий монстр! – расхохоталась Дуня. Литературный критик просто потонул в перьях.
– Хм… – покрутила головой Таня, рассматривая оперенное тело критика. Потом достала из пакета нитки, один конец привязала к шарику, а второй передала соучастницам.
– Кто из вас это сделает?
– Могу я, – предложила Сесилия и ловким движением привязала другой конец нитки к мясистой тряпочке критика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58