– Я думал, что все цифровое – последний писк.
– Добро пожаловать домой, приятель, – приветствовал его Гистамин.
– Похоже, они позабыли и про его сердечные препараты.
– Прекрасно, теперь нужно немного понизить давление, и врачи поставят неправильный диагноз.
Билл не знал, сколько он уже пролежал в палате, пока не заметил, что рядом с ним сидит Эвелин.
– Привет, – сказал он, попытавшись повернуть голову в ее сторону.
Сразу же выяснилось, что это было очень болезненно. Он попробовал повернуть голову влево, и это ему удалось, но когда он захотел снова лечь ровно, то понял, что шею заклинило. Билл сам приговорил себя к созерцанию стены в течение следующих нескольких дней.
– Привет, – ответила жена с той стороны, куда он посмотреть не мог.
Правая рука Билла была в гипсе, и он чувствовал ломоту, заполнявшую все его тело, но было такое ощущение, что эта боль – не его. Биллу стало интересно: вводились ли ему седативные препараты или обезболивающие? Он почувствовал, что на груди у него как будто лежит что-то тяжелое. Скорее всего, грудная клетка была просто туго перебинтовала. Он не помнил, как повредил руку. Может быть, он сломал ее при падении?
– Ты еще слышишь меня? – позвала его Эвелин, в голосе которой вовсе не слышалось сочувствия.
– М-ммммм. Я, кажется, застрял. Мою шею заклинило.
Билл тут же пожалел о сказанном, потому что ему мгновенно представилась картина, как Эвелин мстительно вправляет ее обратно.
Он вздрогнул, когда она обошла кровать и теперь смотрела на него сверху вниз.
– Я не займу у тебя много времени, – сказала она. – Мне очень жаль, что с тобой все это случилось, особенно сейчас. Я рада, что твоей жизни ничего не угрожает.
– Хотелось бы надеяться, что ты говоришь это искренне.
– Дело в том, что я ухожу от тебя.
– Уходишь от меня?
– У тебя есть любовница, Билл.
– Отрицай! – завизжали все гормоны.
– Эта грудастая сучка-психоаналитик, – женщина, которую назвали в честь шотландского народного танца.
– Не отрицай этого! – резко поменяли тактику гормоны. – Бей на жалость!
– И ты решила мне высказать все это именно сейчас?
– Ты тоже решил завести интрижку именно сейчас, когда я беременна.
– Забавно, но по статистике это очень характерно… – начал Билл.
– Кто-нибудь, заткните его! – не выдержал Гистамин.
– И что ты в ней нашел?
– В ней есть кое-что…
– Да, и это заразно!
– Заткните его!
– Что было особенно неприятно, так это то, что, когда я впервые узнала об этом, я не поверила. Я думала, что ты, несмотря на все свои недостатки, все-таки честный человек! Скотина! – сказала Эвелин и заплакала. – На самом деле, у меня тоже есть другой мужчина. Он давно за мной ухаживает. А я, дура, все время ему отказывала. Но теперь я буду вести себя поумнее.
Эвелин высказала все, что хотела. За несколько минут она прояснила все интересовавшие ее вопросы, состроила сочувственное выражение лица и собралась уходить.
Билл был заторможенным от лекарств, а для продолжения разговора ему требовалось быстро придумать, что сказать. Он кое-как собрался с мыслями и спросил:
– А как ты узнала?
– Мой… – она запнулась, – друг, с которым я встречаюсь, сказал мне.
– Так значит, чья бы корова мычала…
– Послушай, я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Я оставлю тебе свой номер телефона. Несмотря ни на что, я хотела бы сохранить дружеские отношения между нами. В конце концов, у нас с тобой будет ребенок.
Билл не помнил, как Эвелин вышла из комнаты, должно быть, он заснул или отключился от боли.
Гормоны в смятении обдумывали последние новости.
– Я так и не понял, что случилось, – спросил Тестостерон, – как именно она выяснила?
– Черт его знает, – ответил Гистамин. – Давайте смиримся, что мы никогда этого не узнаем. Все, что с нами происходит, – тайна, покрытая мраком.
– А кто ему теперь будет готовить? – спросил Инсулин.
Тестостерон был настроен позитивно:
– Билл может готовить себе сам.
– Только если рецепт начинается со слов «проткните пленку, прежде чем ставить блюдо в микроволновую печь».
– А ведь с таких слов начинаются некоторые по-настоящему классные рецепты.
– Господи, ему ведь и убираться теперь придется самому, – заметил Гистамин. – И жизнь станет в два раза дороже. Билл скуповат, ему это очень не понравится.
– Не исключено, что у нас получится снова подлизаться к Эвелин и убедить ее вернуться, – предположил Феромон.
– Да, точно, – ответил Гистамин, – но мне наше будущее видится в другом ракурсе: Билл в одиночестве сидит в пижаме на вонючей постели и надирается в десять утра.
– Мерзко, но правдоподобно, – вслух размышлял Феромон. – В конце концов, мы ведь всегда этого хотели.
– И все это оттого, что вы захотели перепихнуться с первой встречной!
– Нет, Гистамин, – возразил Адреналин, – думаю, что последней каплей стала сыпь, которой ты разукрасил инструмент Билла…
– Да, ладно, – начинал злиться Гистамин. – Давайте только не будет забывать, что, когда Алекс вернется в строй и расскажет всем, что именно произошло, Билла, скорее всего, вышибут с работы. А эта вспышка гнева – дело рук Адреналина и Тестостерона. Ворваться в кабинет Алекса таким манером: чего еще вы ожидали?
Тестостерон завелся с пол-оборота:
– Чем ты не доволен? Ты меня обвиняешь?
Гистамин выдержал его напор:
– Да, ты безумно жесток, и ты идиот. Да, я обвиняю тебя! И у тебя на половых вопросах свет клином сошелся! Неужели ты не можешь думать о сексе и насилии хоть чуточку реже?
– Но все любят секс! – кричал Тестостерон.
– Похоже, Гистамин его не любит, – заговорщически прошептал Феромон. – Возможно, Гистамин – женская часть Билла. Может быть, Гистамин – голубой, раз он такой суетливый?
– Гистамин, ты отстойный педик! – закричал Тестостерон, которому не требовалось дополнительных доказательств.
Гистамин ничего на это не ответил, и гормоны замолчали. Всем казалось, что уже было сказано предостаточно.
Серотонин взял на себя труд разрядить обстановку:
– Думаю, самое время перестать винить друг друга и подумать, как нам вытащить Билла из всей этой грязи, – сказал он все еще насупленным гормонам.
– Может, нам поискать помощи у Кейли? – спросил Феромон. – Билл не справится в одиночку, ему потребуется поддержка как минимум в течение недели. Может быть, он все еще нравится ей. Скорее всего, Кейли – наш единственный вариант. Жаль, конечно, что она не мужчина, но с паршивой овцы…
Последнюю фразу Гистамин оставил без внимания.
– Да, – сказал Феромон, – но ведь она так нам и не позвонила.
Билл проснулся оттого, что в палату вошла Мария и поставила в вазу цветы.
– Какой приятный сюрприз, – сказал Билл.
– Не стоит благодарности, – улыбнулась она.
– Почему это?
– У меня здесь приятельница лежит в родильном отделении, поэтому за один раз я могу посетить вас обоих, разделив букет пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Добро пожаловать домой, приятель, – приветствовал его Гистамин.
– Похоже, они позабыли и про его сердечные препараты.
– Прекрасно, теперь нужно немного понизить давление, и врачи поставят неправильный диагноз.
Билл не знал, сколько он уже пролежал в палате, пока не заметил, что рядом с ним сидит Эвелин.
– Привет, – сказал он, попытавшись повернуть голову в ее сторону.
Сразу же выяснилось, что это было очень болезненно. Он попробовал повернуть голову влево, и это ему удалось, но когда он захотел снова лечь ровно, то понял, что шею заклинило. Билл сам приговорил себя к созерцанию стены в течение следующих нескольких дней.
– Привет, – ответила жена с той стороны, куда он посмотреть не мог.
Правая рука Билла была в гипсе, и он чувствовал ломоту, заполнявшую все его тело, но было такое ощущение, что эта боль – не его. Биллу стало интересно: вводились ли ему седативные препараты или обезболивающие? Он почувствовал, что на груди у него как будто лежит что-то тяжелое. Скорее всего, грудная клетка была просто туго перебинтовала. Он не помнил, как повредил руку. Может быть, он сломал ее при падении?
– Ты еще слышишь меня? – позвала его Эвелин, в голосе которой вовсе не слышалось сочувствия.
– М-ммммм. Я, кажется, застрял. Мою шею заклинило.
Билл тут же пожалел о сказанном, потому что ему мгновенно представилась картина, как Эвелин мстительно вправляет ее обратно.
Он вздрогнул, когда она обошла кровать и теперь смотрела на него сверху вниз.
– Я не займу у тебя много времени, – сказала она. – Мне очень жаль, что с тобой все это случилось, особенно сейчас. Я рада, что твоей жизни ничего не угрожает.
– Хотелось бы надеяться, что ты говоришь это искренне.
– Дело в том, что я ухожу от тебя.
– Уходишь от меня?
– У тебя есть любовница, Билл.
– Отрицай! – завизжали все гормоны.
– Эта грудастая сучка-психоаналитик, – женщина, которую назвали в честь шотландского народного танца.
– Не отрицай этого! – резко поменяли тактику гормоны. – Бей на жалость!
– И ты решила мне высказать все это именно сейчас?
– Ты тоже решил завести интрижку именно сейчас, когда я беременна.
– Забавно, но по статистике это очень характерно… – начал Билл.
– Кто-нибудь, заткните его! – не выдержал Гистамин.
– И что ты в ней нашел?
– В ней есть кое-что…
– Да, и это заразно!
– Заткните его!
– Что было особенно неприятно, так это то, что, когда я впервые узнала об этом, я не поверила. Я думала, что ты, несмотря на все свои недостатки, все-таки честный человек! Скотина! – сказала Эвелин и заплакала. – На самом деле, у меня тоже есть другой мужчина. Он давно за мной ухаживает. А я, дура, все время ему отказывала. Но теперь я буду вести себя поумнее.
Эвелин высказала все, что хотела. За несколько минут она прояснила все интересовавшие ее вопросы, состроила сочувственное выражение лица и собралась уходить.
Билл был заторможенным от лекарств, а для продолжения разговора ему требовалось быстро придумать, что сказать. Он кое-как собрался с мыслями и спросил:
– А как ты узнала?
– Мой… – она запнулась, – друг, с которым я встречаюсь, сказал мне.
– Так значит, чья бы корова мычала…
– Послушай, я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Я оставлю тебе свой номер телефона. Несмотря ни на что, я хотела бы сохранить дружеские отношения между нами. В конце концов, у нас с тобой будет ребенок.
Билл не помнил, как Эвелин вышла из комнаты, должно быть, он заснул или отключился от боли.
Гормоны в смятении обдумывали последние новости.
– Я так и не понял, что случилось, – спросил Тестостерон, – как именно она выяснила?
– Черт его знает, – ответил Гистамин. – Давайте смиримся, что мы никогда этого не узнаем. Все, что с нами происходит, – тайна, покрытая мраком.
– А кто ему теперь будет готовить? – спросил Инсулин.
Тестостерон был настроен позитивно:
– Билл может готовить себе сам.
– Только если рецепт начинается со слов «проткните пленку, прежде чем ставить блюдо в микроволновую печь».
– А ведь с таких слов начинаются некоторые по-настоящему классные рецепты.
– Господи, ему ведь и убираться теперь придется самому, – заметил Гистамин. – И жизнь станет в два раза дороже. Билл скуповат, ему это очень не понравится.
– Не исключено, что у нас получится снова подлизаться к Эвелин и убедить ее вернуться, – предположил Феромон.
– Да, точно, – ответил Гистамин, – но мне наше будущее видится в другом ракурсе: Билл в одиночестве сидит в пижаме на вонючей постели и надирается в десять утра.
– Мерзко, но правдоподобно, – вслух размышлял Феромон. – В конце концов, мы ведь всегда этого хотели.
– И все это оттого, что вы захотели перепихнуться с первой встречной!
– Нет, Гистамин, – возразил Адреналин, – думаю, что последней каплей стала сыпь, которой ты разукрасил инструмент Билла…
– Да, ладно, – начинал злиться Гистамин. – Давайте только не будет забывать, что, когда Алекс вернется в строй и расскажет всем, что именно произошло, Билла, скорее всего, вышибут с работы. А эта вспышка гнева – дело рук Адреналина и Тестостерона. Ворваться в кабинет Алекса таким манером: чего еще вы ожидали?
Тестостерон завелся с пол-оборота:
– Чем ты не доволен? Ты меня обвиняешь?
Гистамин выдержал его напор:
– Да, ты безумно жесток, и ты идиот. Да, я обвиняю тебя! И у тебя на половых вопросах свет клином сошелся! Неужели ты не можешь думать о сексе и насилии хоть чуточку реже?
– Но все любят секс! – кричал Тестостерон.
– Похоже, Гистамин его не любит, – заговорщически прошептал Феромон. – Возможно, Гистамин – женская часть Билла. Может быть, Гистамин – голубой, раз он такой суетливый?
– Гистамин, ты отстойный педик! – закричал Тестостерон, которому не требовалось дополнительных доказательств.
Гистамин ничего на это не ответил, и гормоны замолчали. Всем казалось, что уже было сказано предостаточно.
Серотонин взял на себя труд разрядить обстановку:
– Думаю, самое время перестать винить друг друга и подумать, как нам вытащить Билла из всей этой грязи, – сказал он все еще насупленным гормонам.
– Может, нам поискать помощи у Кейли? – спросил Феромон. – Билл не справится в одиночку, ему потребуется поддержка как минимум в течение недели. Может быть, он все еще нравится ей. Скорее всего, Кейли – наш единственный вариант. Жаль, конечно, что она не мужчина, но с паршивой овцы…
Последнюю фразу Гистамин оставил без внимания.
– Да, – сказал Феромон, – но ведь она так нам и не позвонила.
Билл проснулся оттого, что в палату вошла Мария и поставила в вазу цветы.
– Какой приятный сюрприз, – сказал Билл.
– Не стоит благодарности, – улыбнулась она.
– Почему это?
– У меня здесь приятельница лежит в родильном отделении, поэтому за один раз я могу посетить вас обоих, разделив букет пополам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44