Прежде всего следовало избавиться от Ла Палиса, который, казалось, стал таким же прилипчивым, как банка со смолой.
– Ну наконец-то, вот и вы, господин де Ронсар! – воскликнула Зефирина так, словно у нее была назначена встреча с молодым человеком.
Опьянев от своих недавних успехов в красноречии, она несколько напыщенно произнесла:
– Это настоящее уравнение Пифагора с параметрическим решением. Я ждала вас в пункте X в Блуа, господин де Ла Палис, заменив вас в пункте У, сопроводил меня сюда, вы возвращаетесь в пункт Z в Поссонньер, а я сама еду в том же направлении в Кло-Люсэ. Смотрите, какая интересная задача с прямоугольником квадратной формы… Едем, господин де Ронсар, в дороге мы поговорим о математике…
Теперь, когда она скакала бок о бок с принцем своих грез, Зефирина приходила в отчаяние, не в силах придумать, что еще сказать умного. Со своей стороны, Гаэтан превосходил немотой рыбу. Напрасно щебетали в своих гнездах пташки, напрасно благоухала жимолость – тяжелое молчание удручало Зефирину. Она постаралась его нарушить несколькими остроумными замечаниями, но Гаэтан был явно не склонен к беседе и отвечал односложно.
Подобное глупое положение вещей не могло долее продолжаться. Заметив на опушке леса саманную лачугу, откуда выходила тоненькая струйка дыма, Зефирина спросила:
– Не согласитесь ли вы, господин де Ронсар, остановиться на несколько минут, чтобы раздобыть для нас стакан молока и буханку хлеба? Признаюсь вам, что я ничего не ела с самого рассвета…
– К вашим услугам, мадемуазель! – откликнулся Гаэтан, спешиваясь.
Не зная, как следует себя вести, Зефирина покачивалась из стороны в сторону в своем седле. Она видела, как Гаэтан беседовал с крестьянином. Мужчина услужливо склонился и тут же принялся доить свою козу.
Внезапно Зефирина пошатнулась от пронзившей ее боли; у нее вновь заболела голова, и боль была еще сильнее, еще острее, чем прежде. У нее было ощущение, будто ей шилом пронзают череп. Зефирина сползла с седла на землю; двигаясь осторожно, словно сомнамбула, она подошла к колодцу, чтобы выпить немного воды и смочить себе виски.
Склонившись над краем колодца, Зефирина вздрогнула. Собственное отражение затягивало ее в глубину вод, в то время как чей-то нежный голос шептал: «Зефирина… Зефирина…»
– Осторожно, вы можете упасть!
Крепкая рука Гаэтана ухватила ее в тот момент, когда она была готова упасть в колодец. У нее стучали зубы.
– Вам плохо, мадемуазель? – спросил Гаэтан, заметив ее бледность.
Зефирина не села, а рухнула на бревно.
– Нет, это так глупо! Не знаю, что со мной… Сегодня у Меня много раз начинала болеть голова…
Откинув голову назад, она оперлась о ствол дерева, и ее золотисто-рыжие кудри, спутавшиеся во время скачки, рассыпались по плечам.
– Пустяки, вас просто одолел голод. Вот держите, ешьте и пейте!
Гаэтан протянул ей миску, наполненную душистым, теплым и пенистым молоком. Зефирина выпила с жадностью. Чувствуя на себе нежный взгляд юноши, она проглотила булку ячменного хлеба и кусок сала, подаренные добрым крестьянином.
– Теперь лучше? – спросил Гаэтан.
– Да, гораздо лучше…
– Знаете, иногда вы меня даже немного пугаете… – прошептал Гаэтан, усаживаясь рядом с девушкой.
Зефирина только что закончила пиршество, съев все до последней крошки.
– Пугаю?
Она сидела, открыв рот и глядя на юношу с оторопелым видом, так что выглядела почти смешной. Гаэтан кивнул:
– Да, черт побери! Вы слишком ученая, слишком умная для меня, Зефи… Я… как вам сказать… Я чувствую себя совершенно потерянным рядом с вами. С тех пор, как я вас знаю… В особенности с тех пор, как я держал вас в объятиях… Я мечтаю о вас! Но я всего лишь младший сын, мне предназначена военная карьера, я недостоин вас, я только и умею, что читать да писать, я не моралист и не филолог, не математик и не…
– О, Гаэтан! Гаэтан!.. – простонала Зефирина.
Изо всей его речи она уловила лишь одну фразу: «Я мечтаю о вас». Губы у нее тряслись, она дрожала всем телом. Захмелев от счастья, она вдруг поняла, насколько опасно быть столь занудно-ученой с сильным полом. Это был урок, который следовало запомнить.
– Бог мой, как вы ошибаетесь, Гаэтан! – возразила Зефирина со слезами в голосе. – Я так одинока, так слаба. Это я нуждаюсь в вас, в вашей силе… Я нуждаюсь в вашем покровительстве. О, Гаэтан! Гаэтан!
Зефирине хотелось прокричать о своей любви на весь лес. Она подняла на юношу сияющие глаза. Гаэтан наклонился. Его губы коснулись волос Зефирины, ласково притронулись к ее вискам, быстро пробежали вниз по нежной шейке. Его крепкие руки любовно сжали ее талию. Она прижалась к горячей мужской груди…
Под звонкое щелканье дрозда молодые люди обменялись своим вторым поцелуем – немного неловким, очень целомудренным, чистым поцелуем двух влюбленных подростков… Цветы диких абрикосов нежились под лучами послеполуденного солнца.
Гаэтан поднялся, ослепленный, рассматривал чудесное маленькое личико, обращенное к нему.
– С этой минуты вы, Зефи, самое дорогое, что у меня есть. Клянусь своей жизнью!
– Я люблю вас, Гаэтан! Я хочу быть вашей женой!
Прерывающимся от волнения голосом Зефирина поведала юноше о событиях, вызвавших ее бегство, о причинах, заставивших ее искать встречи с королем.
– Я доставлю вас к нему, душенька моя, – пообещал Гаэтан. – Я никогда особенно не любил вашу мачеху, а еще менее – ее отпрыска. Ничего не бойтесь, мы не оставим вас в их когтях.
Словно желая скрепить печатью свои слова, Гаэтан поцеловал Зефирину в лоб. Он уже собирался выпрямиться, когда Зефирина непроизвольным движением обвила руками его шею. Истосковавшись по любви, внезапно найдя счастье на груди этого юноши, она вновь искала губами его рот. В совершенной невинности своей она закинула назад голову, раскрыла губы, готовая к бесконечному поцелую. Гаэтан наклонился, чтобы поцеловать ее в уголки губ. Она задрожала, затрепетала в его объятиях, и ей вдруг захотелось чтобы он укусил ее, впился в нее зубами, был с ней резок, был груб.
Гаэтан побледнел. Высвободившись из ее объятий, он сделал несколько шагов в сторону. Когда он вернулся к Зефирине, ее восхитительные зеленые глаза были залиты слезами.
– Зефирина, что случилось? – воскликнул юноша, встав на одно колено рядом с ней.
Зефирина замотала своей рыжей головкой:
– Вы меня не любите, Гаэтан!
– Я вас не люблю?
– Нет… вы бежите от меня!
Гаэтан сжал кулаки.
– Я так вас люблю, Зефи… что буду относиться к вам с почтением, не притронусь даже поцелуем, пока вы не станете моей женой!
– Вы будете относиться ко мне с почтением и не притронетесь ко мне? Ничего не понимаю из того, что вы говорите. Нет ничего неуважительного в том, что вы меня поцелуете, если любите меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Ну наконец-то, вот и вы, господин де Ронсар! – воскликнула Зефирина так, словно у нее была назначена встреча с молодым человеком.
Опьянев от своих недавних успехов в красноречии, она несколько напыщенно произнесла:
– Это настоящее уравнение Пифагора с параметрическим решением. Я ждала вас в пункте X в Блуа, господин де Ла Палис, заменив вас в пункте У, сопроводил меня сюда, вы возвращаетесь в пункт Z в Поссонньер, а я сама еду в том же направлении в Кло-Люсэ. Смотрите, какая интересная задача с прямоугольником квадратной формы… Едем, господин де Ронсар, в дороге мы поговорим о математике…
Теперь, когда она скакала бок о бок с принцем своих грез, Зефирина приходила в отчаяние, не в силах придумать, что еще сказать умного. Со своей стороны, Гаэтан превосходил немотой рыбу. Напрасно щебетали в своих гнездах пташки, напрасно благоухала жимолость – тяжелое молчание удручало Зефирину. Она постаралась его нарушить несколькими остроумными замечаниями, но Гаэтан был явно не склонен к беседе и отвечал односложно.
Подобное глупое положение вещей не могло долее продолжаться. Заметив на опушке леса саманную лачугу, откуда выходила тоненькая струйка дыма, Зефирина спросила:
– Не согласитесь ли вы, господин де Ронсар, остановиться на несколько минут, чтобы раздобыть для нас стакан молока и буханку хлеба? Признаюсь вам, что я ничего не ела с самого рассвета…
– К вашим услугам, мадемуазель! – откликнулся Гаэтан, спешиваясь.
Не зная, как следует себя вести, Зефирина покачивалась из стороны в сторону в своем седле. Она видела, как Гаэтан беседовал с крестьянином. Мужчина услужливо склонился и тут же принялся доить свою козу.
Внезапно Зефирина пошатнулась от пронзившей ее боли; у нее вновь заболела голова, и боль была еще сильнее, еще острее, чем прежде. У нее было ощущение, будто ей шилом пронзают череп. Зефирина сползла с седла на землю; двигаясь осторожно, словно сомнамбула, она подошла к колодцу, чтобы выпить немного воды и смочить себе виски.
Склонившись над краем колодца, Зефирина вздрогнула. Собственное отражение затягивало ее в глубину вод, в то время как чей-то нежный голос шептал: «Зефирина… Зефирина…»
– Осторожно, вы можете упасть!
Крепкая рука Гаэтана ухватила ее в тот момент, когда она была готова упасть в колодец. У нее стучали зубы.
– Вам плохо, мадемуазель? – спросил Гаэтан, заметив ее бледность.
Зефирина не села, а рухнула на бревно.
– Нет, это так глупо! Не знаю, что со мной… Сегодня у Меня много раз начинала болеть голова…
Откинув голову назад, она оперлась о ствол дерева, и ее золотисто-рыжие кудри, спутавшиеся во время скачки, рассыпались по плечам.
– Пустяки, вас просто одолел голод. Вот держите, ешьте и пейте!
Гаэтан протянул ей миску, наполненную душистым, теплым и пенистым молоком. Зефирина выпила с жадностью. Чувствуя на себе нежный взгляд юноши, она проглотила булку ячменного хлеба и кусок сала, подаренные добрым крестьянином.
– Теперь лучше? – спросил Гаэтан.
– Да, гораздо лучше…
– Знаете, иногда вы меня даже немного пугаете… – прошептал Гаэтан, усаживаясь рядом с девушкой.
Зефирина только что закончила пиршество, съев все до последней крошки.
– Пугаю?
Она сидела, открыв рот и глядя на юношу с оторопелым видом, так что выглядела почти смешной. Гаэтан кивнул:
– Да, черт побери! Вы слишком ученая, слишком умная для меня, Зефи… Я… как вам сказать… Я чувствую себя совершенно потерянным рядом с вами. С тех пор, как я вас знаю… В особенности с тех пор, как я держал вас в объятиях… Я мечтаю о вас! Но я всего лишь младший сын, мне предназначена военная карьера, я недостоин вас, я только и умею, что читать да писать, я не моралист и не филолог, не математик и не…
– О, Гаэтан! Гаэтан!.. – простонала Зефирина.
Изо всей его речи она уловила лишь одну фразу: «Я мечтаю о вас». Губы у нее тряслись, она дрожала всем телом. Захмелев от счастья, она вдруг поняла, насколько опасно быть столь занудно-ученой с сильным полом. Это был урок, который следовало запомнить.
– Бог мой, как вы ошибаетесь, Гаэтан! – возразила Зефирина со слезами в голосе. – Я так одинока, так слаба. Это я нуждаюсь в вас, в вашей силе… Я нуждаюсь в вашем покровительстве. О, Гаэтан! Гаэтан!
Зефирине хотелось прокричать о своей любви на весь лес. Она подняла на юношу сияющие глаза. Гаэтан наклонился. Его губы коснулись волос Зефирины, ласково притронулись к ее вискам, быстро пробежали вниз по нежной шейке. Его крепкие руки любовно сжали ее талию. Она прижалась к горячей мужской груди…
Под звонкое щелканье дрозда молодые люди обменялись своим вторым поцелуем – немного неловким, очень целомудренным, чистым поцелуем двух влюбленных подростков… Цветы диких абрикосов нежились под лучами послеполуденного солнца.
Гаэтан поднялся, ослепленный, рассматривал чудесное маленькое личико, обращенное к нему.
– С этой минуты вы, Зефи, самое дорогое, что у меня есть. Клянусь своей жизнью!
– Я люблю вас, Гаэтан! Я хочу быть вашей женой!
Прерывающимся от волнения голосом Зефирина поведала юноше о событиях, вызвавших ее бегство, о причинах, заставивших ее искать встречи с королем.
– Я доставлю вас к нему, душенька моя, – пообещал Гаэтан. – Я никогда особенно не любил вашу мачеху, а еще менее – ее отпрыска. Ничего не бойтесь, мы не оставим вас в их когтях.
Словно желая скрепить печатью свои слова, Гаэтан поцеловал Зефирину в лоб. Он уже собирался выпрямиться, когда Зефирина непроизвольным движением обвила руками его шею. Истосковавшись по любви, внезапно найдя счастье на груди этого юноши, она вновь искала губами его рот. В совершенной невинности своей она закинула назад голову, раскрыла губы, готовая к бесконечному поцелую. Гаэтан наклонился, чтобы поцеловать ее в уголки губ. Она задрожала, затрепетала в его объятиях, и ей вдруг захотелось чтобы он укусил ее, впился в нее зубами, был с ней резок, был груб.
Гаэтан побледнел. Высвободившись из ее объятий, он сделал несколько шагов в сторону. Когда он вернулся к Зефирине, ее восхитительные зеленые глаза были залиты слезами.
– Зефирина, что случилось? – воскликнул юноша, встав на одно колено рядом с ней.
Зефирина замотала своей рыжей головкой:
– Вы меня не любите, Гаэтан!
– Я вас не люблю?
– Нет… вы бежите от меня!
Гаэтан сжал кулаки.
– Я так вас люблю, Зефи… что буду относиться к вам с почтением, не притронусь даже поцелуем, пока вы не станете моей женой!
– Вы будете относиться ко мне с почтением и не притронетесь ко мне? Ничего не понимаю из того, что вы говорите. Нет ничего неуважительного в том, что вы меня поцелуете, если любите меня!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89