Хорошо бы и ее телу быть таким же сильным, как у мужской половины человечества. Страх и слабость, которые она испытала в объятиях незнакомца, оставили ее смущенной, сконфуженной и растерянной, Зефирина была еще слишком молода и неопытна для того, чтобы понять, что именно эта слабость может стать ее силой.
– Сюда, оруженосец! – позвала графиня де Монпеза. – Идите в нашу палатку. Дуэнье будет здесь удобно ухаживать за мадемуазелью де Багатель!
Все направились к соседнему павильону.
Возле пепелища обуглившейся палатки раздавались разрывающие душу крики.
– Наши платья! Наши драгоценности! Наши кружева!
Иоланда де Флоранж, Лора де Бонниве, Маргарита де Монморанси и их приятельницы предавались отчаянию при виде своих обгоревших нарядов.
Они едва повернули головы, когда мимо проносили Зефирину.
«Гнусные эгоистки! Могли хотя бы спросить, как я себя чувствую!» – подумала Зефирина, задохнувшись от такого равнодушия.
– Привет, Рыжуха! Ты действительно чуть не порыжела!
Зефирина посмотрела вниз. Это был Каролюс, который подпрыгивал на своих коротких ножках, пытаясь увидеть юную девушку.
Резким движением Зефирина оттолкнула голову карлика.
Странная искра промелькнула в глазах маленького человечка.
– Ты быстро восстанавливаешь силы, Рыжуха!
Смех карлика растворился в шуме толпы.
На какое-то короткое мгновение Зефирина пожалела о своих словах и о своем движении, но все, что касалось ее мачехи, было враждебным, отвратительным, ужасным…
Она догадывалась о том, что это не был несчастный случай, что чья-то преступная рука, бросила пылающую головню. Но у нее снова не было доказательств.
Среди всех этих волнений Зефирине трудно было до конца привести в порядок свои мысли. У нее страшно горели руки, колени и плечи. Несмотря на это, она чувствовала неотложную потребность довериться верному другу, сделать так, чтобы ее защитили. Зефирине нужен был хороший сторожевой пес, который будет показывать зубы, когда кто-нибудь вновь захочет напасть на нее. Когда Ла Дусер входил под украшенный вычурной отделкой навес павильона графини де Монпеза, Зефирина вдруг спросила:
– Не можешь ли ты предупредить Бастьена о том, что со мной случилось, Ла Дусер?
– Я бы охотно это сделал, но этот плут не появлялся в лагере.
– Ты хочешь сказать, что он не вернулся с прогулки?
Услышав эту новость, Зефирина побледнела.
– Ну, разумеется, я еще не предупредил господина маркиза, но…
– Ничего не говори, прошу тебя, умоляю, Ла Дусер… не предупреждай моего отца…
– Но дело в том…
– Оставь… оставь его в покое… Он не замедлит вернуться! – прошептала Зефирина.
Она выглядела такой расстроенной, что Ла Дусер не стал настаивать. Он довольствовался тем, что проворчал, укладывая ее на кушетке в палатке, предоставленной графом и графиней де Монпеза:
– Где же это видано, чтобы какой-то серв шлялся где ему вздумается… Но не забивайте себе этим голову, мамзель Зефи! Слово Ла Дусера, я буду молчать, и черта с два, я что-нибудь скажу господину маркизу!
Успокоенная этим обещанием, Зефирина закрыла глаза. В то время как девица Плюш снимала с нее обгоревшие лохмотья и обмазывала ее тело с головы до пят мазью, девушка осыпала себя упреками.
«Если с Бастьеном что-нибудь случилось, то я в этом виновата!» Она хотела бы повернуть время вспять, вернуть все назад, взять обратно свои злые эгоистические слова. «Завтра он вернется и вновь будет моим другом», – подумала Зефирина, стараясь себя успокоить.
Ожоги были поверхностными, и мазь Ла Дусера сотворила чудо. Натертая мазью, посвежевшая, одетая в сорочку, подаренную графиней де Монпеза, девушка теперь отдыхала, не прислушиваясь к болтовне Плюш.
Она все еще не спала. Она размышляла, и плоды ее размышлений были скорее горьки. Она осталась совсем одна: без Пелажи, которая могла бы дать совет, без Бастьена, который мог бы помочь ей. Она чувствовала, что перед лицом этого чудовища, всюду подстерегавшего ее, она одинока и беззащитна. У нее появилось желание довериться Ла Дусеру, но поймет ли ее великан-оруженосец? Если король не захотел услышать ее предостережений, то кто ей поверит? К тому же храбрый оруженосец был полностью предан Роже де Багателю. Он ему все рассказывал, а Зефирина не хотела сейчас посвящать своего отца в это дело, пока у нее не будет неоспоримых доказательств.
Откровения папаши Коке все время мучили Зефирину. Был ли старик безумным? В глубине души Зефирина не верила в это. Каково же было истинное лицо доньи Гермины: ангел или демон? После того, что случилось сегодня вечером, Зефирина склонялась скорее к мысли об аде. В ожидании того, что сможет обнаружить все нити, ведущие к истине, Зефирина твердо решила стойко защищать свою жизнь.
Через несколько месяцев, когда она будет замужем за Гаэтаном, он защитит ее. А сейчас надо трезво смотреть на вещи и быть очень осторожной. Надо уметь ждать!
– Дитя мое!
– Дорогая Зефирина!
Час настал! Услышав эти два восклицания, Зефирина поднялась. Маркиз де Багатель, сопровождаемый шелковистым шорохом платья доньи Гермины, входил, совершенно задохнувшийся, в палатку.
– Моя Зефи, моя дорогая… Нам только что сказали на балу. Боже мой, какой ужасный несчастный случай! – говорил, запинаясь, Роже де Багатель, который был бледнее мертвеца.
Ясно показывая только что пережитый им страх, он прижал Зефирину к груди.
– Успокойтесь, дорогой мой отец, теперь все хорошо, – прошептала Зефирина, тронутая этой нежностью.
Она медленно высвободилась из объятий отца и посмотрела донье Термине прямо в глаза. Искреннее беспокойство, которое она читала в глазах мачехи, заставило бы ее еще раз усомниться, если бы она не присутствовала при ужасной сцене в часовне. Опьяняющий запах духов доньи Гермины распространился по палатке. И вдруг какая-то необъяснимая головная боль обрушилась на Зефирину. Устало она опустила свою рыжую головку, со ставшими теперь короткими кудрями, на подушку.
– Вы устали, моя Зефи. Мы оставим вас, вы будете спать. Я надеюсь, вы не очень страдаете… – забеспокоился Роже де Багатель.
– Нет… Я молилась святой Генриетте… И видите, папа, она спасла меня из огня!
Говоря эти слова совершенно невинным тоном, Зефирина украдкой наблюдала за реакцией доньи Гермины. Она была разочарована. На неподвижном и величественном лице «этой Сан-Сальвадор» не дрогнул ни один мускул. Скорее Роже де Багатель казался ошеломленным. Он произнес, запинаясь:
– Почему… святой… Генриетте, дочь моя?
– Потому что она исполняет все, что я ни попрошу. Я очень долго молилась ей в часовне в Валь-Дорэ и просила, чтобы мы с маркизой де Багатель стали друзьями. В моем сне святая Генриетта послала мне гонца… передо мной явился коннетабль де Бурбон, так же как его сын и Византиец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Сюда, оруженосец! – позвала графиня де Монпеза. – Идите в нашу палатку. Дуэнье будет здесь удобно ухаживать за мадемуазелью де Багатель!
Все направились к соседнему павильону.
Возле пепелища обуглившейся палатки раздавались разрывающие душу крики.
– Наши платья! Наши драгоценности! Наши кружева!
Иоланда де Флоранж, Лора де Бонниве, Маргарита де Монморанси и их приятельницы предавались отчаянию при виде своих обгоревших нарядов.
Они едва повернули головы, когда мимо проносили Зефирину.
«Гнусные эгоистки! Могли хотя бы спросить, как я себя чувствую!» – подумала Зефирина, задохнувшись от такого равнодушия.
– Привет, Рыжуха! Ты действительно чуть не порыжела!
Зефирина посмотрела вниз. Это был Каролюс, который подпрыгивал на своих коротких ножках, пытаясь увидеть юную девушку.
Резким движением Зефирина оттолкнула голову карлика.
Странная искра промелькнула в глазах маленького человечка.
– Ты быстро восстанавливаешь силы, Рыжуха!
Смех карлика растворился в шуме толпы.
На какое-то короткое мгновение Зефирина пожалела о своих словах и о своем движении, но все, что касалось ее мачехи, было враждебным, отвратительным, ужасным…
Она догадывалась о том, что это не был несчастный случай, что чья-то преступная рука, бросила пылающую головню. Но у нее снова не было доказательств.
Среди всех этих волнений Зефирине трудно было до конца привести в порядок свои мысли. У нее страшно горели руки, колени и плечи. Несмотря на это, она чувствовала неотложную потребность довериться верному другу, сделать так, чтобы ее защитили. Зефирине нужен был хороший сторожевой пес, который будет показывать зубы, когда кто-нибудь вновь захочет напасть на нее. Когда Ла Дусер входил под украшенный вычурной отделкой навес павильона графини де Монпеза, Зефирина вдруг спросила:
– Не можешь ли ты предупредить Бастьена о том, что со мной случилось, Ла Дусер?
– Я бы охотно это сделал, но этот плут не появлялся в лагере.
– Ты хочешь сказать, что он не вернулся с прогулки?
Услышав эту новость, Зефирина побледнела.
– Ну, разумеется, я еще не предупредил господина маркиза, но…
– Ничего не говори, прошу тебя, умоляю, Ла Дусер… не предупреждай моего отца…
– Но дело в том…
– Оставь… оставь его в покое… Он не замедлит вернуться! – прошептала Зефирина.
Она выглядела такой расстроенной, что Ла Дусер не стал настаивать. Он довольствовался тем, что проворчал, укладывая ее на кушетке в палатке, предоставленной графом и графиней де Монпеза:
– Где же это видано, чтобы какой-то серв шлялся где ему вздумается… Но не забивайте себе этим голову, мамзель Зефи! Слово Ла Дусера, я буду молчать, и черта с два, я что-нибудь скажу господину маркизу!
Успокоенная этим обещанием, Зефирина закрыла глаза. В то время как девица Плюш снимала с нее обгоревшие лохмотья и обмазывала ее тело с головы до пят мазью, девушка осыпала себя упреками.
«Если с Бастьеном что-нибудь случилось, то я в этом виновата!» Она хотела бы повернуть время вспять, вернуть все назад, взять обратно свои злые эгоистические слова. «Завтра он вернется и вновь будет моим другом», – подумала Зефирина, стараясь себя успокоить.
Ожоги были поверхностными, и мазь Ла Дусера сотворила чудо. Натертая мазью, посвежевшая, одетая в сорочку, подаренную графиней де Монпеза, девушка теперь отдыхала, не прислушиваясь к болтовне Плюш.
Она все еще не спала. Она размышляла, и плоды ее размышлений были скорее горьки. Она осталась совсем одна: без Пелажи, которая могла бы дать совет, без Бастьена, который мог бы помочь ей. Она чувствовала, что перед лицом этого чудовища, всюду подстерегавшего ее, она одинока и беззащитна. У нее появилось желание довериться Ла Дусеру, но поймет ли ее великан-оруженосец? Если король не захотел услышать ее предостережений, то кто ей поверит? К тому же храбрый оруженосец был полностью предан Роже де Багателю. Он ему все рассказывал, а Зефирина не хотела сейчас посвящать своего отца в это дело, пока у нее не будет неоспоримых доказательств.
Откровения папаши Коке все время мучили Зефирину. Был ли старик безумным? В глубине души Зефирина не верила в это. Каково же было истинное лицо доньи Гермины: ангел или демон? После того, что случилось сегодня вечером, Зефирина склонялась скорее к мысли об аде. В ожидании того, что сможет обнаружить все нити, ведущие к истине, Зефирина твердо решила стойко защищать свою жизнь.
Через несколько месяцев, когда она будет замужем за Гаэтаном, он защитит ее. А сейчас надо трезво смотреть на вещи и быть очень осторожной. Надо уметь ждать!
– Дитя мое!
– Дорогая Зефирина!
Час настал! Услышав эти два восклицания, Зефирина поднялась. Маркиз де Багатель, сопровождаемый шелковистым шорохом платья доньи Гермины, входил, совершенно задохнувшийся, в палатку.
– Моя Зефи, моя дорогая… Нам только что сказали на балу. Боже мой, какой ужасный несчастный случай! – говорил, запинаясь, Роже де Багатель, который был бледнее мертвеца.
Ясно показывая только что пережитый им страх, он прижал Зефирину к груди.
– Успокойтесь, дорогой мой отец, теперь все хорошо, – прошептала Зефирина, тронутая этой нежностью.
Она медленно высвободилась из объятий отца и посмотрела донье Термине прямо в глаза. Искреннее беспокойство, которое она читала в глазах мачехи, заставило бы ее еще раз усомниться, если бы она не присутствовала при ужасной сцене в часовне. Опьяняющий запах духов доньи Гермины распространился по палатке. И вдруг какая-то необъяснимая головная боль обрушилась на Зефирину. Устало она опустила свою рыжую головку, со ставшими теперь короткими кудрями, на подушку.
– Вы устали, моя Зефи. Мы оставим вас, вы будете спать. Я надеюсь, вы не очень страдаете… – забеспокоился Роже де Багатель.
– Нет… Я молилась святой Генриетте… И видите, папа, она спасла меня из огня!
Говоря эти слова совершенно невинным тоном, Зефирина украдкой наблюдала за реакцией доньи Гермины. Она была разочарована. На неподвижном и величественном лице «этой Сан-Сальвадор» не дрогнул ни один мускул. Скорее Роже де Багатель казался ошеломленным. Он произнес, запинаясь:
– Почему… святой… Генриетте, дочь моя?
– Потому что она исполняет все, что я ни попрошу. Я очень долго молилась ей в часовне в Валь-Дорэ и просила, чтобы мы с маркизой де Багатель стали друзьями. В моем сне святая Генриетта послала мне гонца… передо мной явился коннетабль де Бурбон, так же как его сын и Византиец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89