Тоже другие люди. У каждого была в запасе история, истории. Проходили мгновения. Правовед вынул из пачки новую сигарету, прикурив ее от прежней, еще горевшей. Люди следили за ним. Потом младший снова взял спички, подходит к старой женщине, чиркает спичкой и говорит ей, Тетушка, это вам, закурите.
Старая женщина сунула сигарету в рот, он поднес ей спичку. Спасибо, сказала она, и назвала его по имени, коснулась руки.
Снова молчание.
Правовед обратился к нашему старшему коллеге, Что там насчет человека, которого сопровождали ваши люди и который теперь благополучно уехал из нашей страны, некоторым здесь известно его имя.
Да, сказал наш старший коллега, взмахивая руками, обращаясь ко всем в комнате. Он говорит о том имитаторе людей. Одна из самых сильных сторон, которыми он обладал. Мы не знали этого, пока не стали его эскортом. Позвольте, я расскажу, как он говорил голосом всех людей, женщин, да, заграничных людей, кого угодно, любого. Ночами мы могли лежать в темноте, слушая, как он говорит смешными для нас голосами, голосами верхних начальств, главных начальств, всех выдающихся людей, которых мы могли знать, да, и из мультфильмов на телевидении, как их, Баге Банни, кто еще, Дональд Дак, их голосами тоже.
Наш старший коллега рассмеялся, показывая на детей, которые слушали.
Да, этими знакомыми вам голосами, он рассказывал истории, этими голосами и тоже кряк-кряк-кряк, я Дональд Дак, кряк-кряк-кряк. А потом говорил, как двое, мужчина с женщиной, муж с женой, как они беседуют вместе, и тоже кряк-кряк-кряк, нам это казалось смешнее любой интерлюдии. Если что-то такое и бывало в прошлом, мы никогда об этом не слышали, ни о чем подобном. И будем помнить также об этой личности, что он был личностью очень известной, выдающейся личностью, очень важным человеком, очень высокого положения и ранга, из наиболее высоких международных начальств, верхних начальств, из Вашингтона и Лондона, Парижа, Берлина и Москвы, Пекина и также Стокгольма, и приехал сюда и с нами, живет, делится, потягивает спиртное, он и его привез, бренди из Франции, так он говорил, лучший из всех напитков, бренди из Франции, его можно принимать на завтрак с кашей.
Да, правовед улыбнулся, затягивая дым в легкие, утирая слезы по краям глаз. Да, этот человек, он его хорошо показал.
Мой старший коллега продолжал об этой выдающейся международной личности, происходящей из нашего народа, предлагающей лекции всем другим народам и одновременно другими его голосами произносящей много ролей, людей из нашего народа, задающих вопросы международным началь-ствам, исторические вопросы, нравственные вопросы, интеллектуальные вопросы, вытекающие из всех предложений, примирительных процедур, и из более глупой природы таких примирений, убитый и убийца, все такое.
И когда мой старший коллега остановился, не хватило дыхания, я тоже смог рассказать о нем, имитаторе голосов, и я сказал, Да, как эти, жертва и преступник, изнасилованный и насильник, как они между собой, да, да, ты меня убил, я прощаю тебя, кряк-кряк-кряк, не думай о себе плохо, что только убийца, и для сирот изнасилованных женщин, изуродованных мужчин, да, я прощаю тебе, кряк-кряк-кряк, что ты нас насиловал и убивал, это ничего, и отрезал мне груди и гениталии, приди ко мне, я поцелую тебя в щеку, кряк-кряк-кряк, где тут вас дом веры, позволь мне войти, чтобы я мог узнать высшего из высших, это начальство, оно превыше всех прочих, чтобы я мог узнать любовь его, как любит он матерей и отцов наших, ты бог, приди.
Да, сказал мой старший коллега, но помните также, как это говорилось, мы же падали на пол от смеха, все мы.
Да.
И там еще дальше, может ты расскажешь об этом, как рассказывал другим, насчет этого человека.
Что?
Ты же нам рассказывал.
Я не помню, о чем.
Да, сказал правоведу мой старший коллега, это важный момент, мы разговаривали после одного дискуссионного собрания.
Да, сказал младший сын.
Мой старший коллега опять посмотрел на меня. И все другие тоже смотрели. Могу ли им ответить или сказать что-нибудь. Я только глядел в пол, только это и мог.
Младший сын спросил у меня, можно я скажу? Я помню, как ты нам рассказывал.
И он рассказал. Отец отвернулся от окна, вглядываясь в него. Я слушал, но не слышал, это была моя история о времени, когда великий человек, имитатор, был с нами. Как-то ночью мы проехали большое расстояние, нашли расположение и отдыхали. Это было в одном лагере. Армейские стояли совсем рядом, мы не могли воспользоваться гостеприимством местных людей, чтобы не навлечь на них новые обвинения. Еды у нас было не много, совсем мало, стояла ночь, мы утихомирились и старались заснуть, но ничего не получалось, и тогда великий человек заговорил, рассказывая нам всякие истории, и коллеги слушали, им нравилось, но я эти истории слышать не мог, не мог сосредоточиться ни на чем, что могло происходить и почему так было, только на том, что мой товарищ вернулась в тот день пораньше, и была рядом со мной, можно я о ней расскажу, я лежал рядом с ней и как мы не трогали друг друга, что так не могло быть между нами в такой ситуации, люди же не дураки, тогда уже было известно, что мы вместе, мы двое, если коллеги видели одного, так сразу и второго, и когда великий человек рассказывал все эти истории всеми этими голосами, чтобы поддержать коллег в такое трудное время, я ничего не слышал, ничего, только дышал вместе с ней, с моим товарищем, и шептал ей, и она мне шептала в ответ, что когда великий человек доводил всех коллег до хохота, это было лишь шумом в ее голове, наполняющим уши и мозг, столкновением многих голосов, многих многих голосов, голосов наших людей, создающих неблагозвучие, лишенных всякого юмора, и тогда она чувствовала, что скоро умрет.
Что же еще. Еще. Такое тогда было время, трудное время. Что там рассказывал младший сын, я не расслышал. Все остальные внимательно слушали его. После отец и мать смотрели на меня. У их сына хорошо получилось. Я покивал им, но не их сыну. Я бы с ним поговорил, и тут наш старший коллега помахал мне рукой, сказав, Наш народ любит слушать истории.
Как и всякий другой, сказал правовед, сунув в рот сигарету и взглянув на часы.
32. «никак не вспомню»
Она твердила, что это возникло, как мысль провести время на этой планете Земля, мысль о жизни, еще предстоящей, ее собственной жизни, с тусклыми воспоминаниями, с младенчества, с ощущением смерти, между предчувствием и реальностью, с осознанием прощания, вот такого, как это, прощания с ней, со мной.
Голоса повсюду, вглядываются в наши головы, поют в наших собственных ритмах. Они достаточно реальны, эти напоминания. Старые люди знают об этом. Она бы так и сказала. Некоторые говорят, воспоминания. Я так не говорю, воспоминания, потому что эти могут быть не такими, как было, да и принадлежат они ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Старая женщина сунула сигарету в рот, он поднес ей спичку. Спасибо, сказала она, и назвала его по имени, коснулась руки.
Снова молчание.
Правовед обратился к нашему старшему коллеге, Что там насчет человека, которого сопровождали ваши люди и который теперь благополучно уехал из нашей страны, некоторым здесь известно его имя.
Да, сказал наш старший коллега, взмахивая руками, обращаясь ко всем в комнате. Он говорит о том имитаторе людей. Одна из самых сильных сторон, которыми он обладал. Мы не знали этого, пока не стали его эскортом. Позвольте, я расскажу, как он говорил голосом всех людей, женщин, да, заграничных людей, кого угодно, любого. Ночами мы могли лежать в темноте, слушая, как он говорит смешными для нас голосами, голосами верхних начальств, главных начальств, всех выдающихся людей, которых мы могли знать, да, и из мультфильмов на телевидении, как их, Баге Банни, кто еще, Дональд Дак, их голосами тоже.
Наш старший коллега рассмеялся, показывая на детей, которые слушали.
Да, этими знакомыми вам голосами, он рассказывал истории, этими голосами и тоже кряк-кряк-кряк, я Дональд Дак, кряк-кряк-кряк. А потом говорил, как двое, мужчина с женщиной, муж с женой, как они беседуют вместе, и тоже кряк-кряк-кряк, нам это казалось смешнее любой интерлюдии. Если что-то такое и бывало в прошлом, мы никогда об этом не слышали, ни о чем подобном. И будем помнить также об этой личности, что он был личностью очень известной, выдающейся личностью, очень важным человеком, очень высокого положения и ранга, из наиболее высоких международных начальств, верхних начальств, из Вашингтона и Лондона, Парижа, Берлина и Москвы, Пекина и также Стокгольма, и приехал сюда и с нами, живет, делится, потягивает спиртное, он и его привез, бренди из Франции, так он говорил, лучший из всех напитков, бренди из Франции, его можно принимать на завтрак с кашей.
Да, правовед улыбнулся, затягивая дым в легкие, утирая слезы по краям глаз. Да, этот человек, он его хорошо показал.
Мой старший коллега продолжал об этой выдающейся международной личности, происходящей из нашего народа, предлагающей лекции всем другим народам и одновременно другими его голосами произносящей много ролей, людей из нашего народа, задающих вопросы международным началь-ствам, исторические вопросы, нравственные вопросы, интеллектуальные вопросы, вытекающие из всех предложений, примирительных процедур, и из более глупой природы таких примирений, убитый и убийца, все такое.
И когда мой старший коллега остановился, не хватило дыхания, я тоже смог рассказать о нем, имитаторе голосов, и я сказал, Да, как эти, жертва и преступник, изнасилованный и насильник, как они между собой, да, да, ты меня убил, я прощаю тебя, кряк-кряк-кряк, не думай о себе плохо, что только убийца, и для сирот изнасилованных женщин, изуродованных мужчин, да, я прощаю тебе, кряк-кряк-кряк, что ты нас насиловал и убивал, это ничего, и отрезал мне груди и гениталии, приди ко мне, я поцелую тебя в щеку, кряк-кряк-кряк, где тут вас дом веры, позволь мне войти, чтобы я мог узнать высшего из высших, это начальство, оно превыше всех прочих, чтобы я мог узнать любовь его, как любит он матерей и отцов наших, ты бог, приди.
Да, сказал мой старший коллега, но помните также, как это говорилось, мы же падали на пол от смеха, все мы.
Да.
И там еще дальше, может ты расскажешь об этом, как рассказывал другим, насчет этого человека.
Что?
Ты же нам рассказывал.
Я не помню, о чем.
Да, сказал правоведу мой старший коллега, это важный момент, мы разговаривали после одного дискуссионного собрания.
Да, сказал младший сын.
Мой старший коллега опять посмотрел на меня. И все другие тоже смотрели. Могу ли им ответить или сказать что-нибудь. Я только глядел в пол, только это и мог.
Младший сын спросил у меня, можно я скажу? Я помню, как ты нам рассказывал.
И он рассказал. Отец отвернулся от окна, вглядываясь в него. Я слушал, но не слышал, это была моя история о времени, когда великий человек, имитатор, был с нами. Как-то ночью мы проехали большое расстояние, нашли расположение и отдыхали. Это было в одном лагере. Армейские стояли совсем рядом, мы не могли воспользоваться гостеприимством местных людей, чтобы не навлечь на них новые обвинения. Еды у нас было не много, совсем мало, стояла ночь, мы утихомирились и старались заснуть, но ничего не получалось, и тогда великий человек заговорил, рассказывая нам всякие истории, и коллеги слушали, им нравилось, но я эти истории слышать не мог, не мог сосредоточиться ни на чем, что могло происходить и почему так было, только на том, что мой товарищ вернулась в тот день пораньше, и была рядом со мной, можно я о ней расскажу, я лежал рядом с ней и как мы не трогали друг друга, что так не могло быть между нами в такой ситуации, люди же не дураки, тогда уже было известно, что мы вместе, мы двое, если коллеги видели одного, так сразу и второго, и когда великий человек рассказывал все эти истории всеми этими голосами, чтобы поддержать коллег в такое трудное время, я ничего не слышал, ничего, только дышал вместе с ней, с моим товарищем, и шептал ей, и она мне шептала в ответ, что когда великий человек доводил всех коллег до хохота, это было лишь шумом в ее голове, наполняющим уши и мозг, столкновением многих голосов, многих многих голосов, голосов наших людей, создающих неблагозвучие, лишенных всякого юмора, и тогда она чувствовала, что скоро умрет.
Что же еще. Еще. Такое тогда было время, трудное время. Что там рассказывал младший сын, я не расслышал. Все остальные внимательно слушали его. После отец и мать смотрели на меня. У их сына хорошо получилось. Я покивал им, но не их сыну. Я бы с ним поговорил, и тут наш старший коллега помахал мне рукой, сказав, Наш народ любит слушать истории.
Как и всякий другой, сказал правовед, сунув в рот сигарету и взглянув на часы.
32. «никак не вспомню»
Она твердила, что это возникло, как мысль провести время на этой планете Земля, мысль о жизни, еще предстоящей, ее собственной жизни, с тусклыми воспоминаниями, с младенчества, с ощущением смерти, между предчувствием и реальностью, с осознанием прощания, вот такого, как это, прощания с ней, со мной.
Голоса повсюду, вглядываются в наши головы, поют в наших собственных ритмах. Они достаточно реальны, эти напоминания. Старые люди знают об этом. Она бы так и сказала. Некоторые говорят, воспоминания. Я так не говорю, воспоминания, потому что эти могут быть не такими, как было, да и принадлежат они ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71