По крайней мере, я сам его больше не улавливал. С этой необоснованной уверенностью в отсутствии запаха я отправился сопровождать свою даму на танцы.
Нам надо было пройти вместе всего несколько сотен ярдов; дул свежий вечерний бриз, так что с помощью ветра, который дул с ее стороны, я избежал немедленного разоблачения. Но что-то ее, видимо, тревожило.
– Поспешим, – неожиданно сказала она. – Мне кажется, что где-то поблизости скунс.
В голосе ее звучали панические нотки, и это удивило меня, так как она всегда казалась такой бесстрашной.
Танцы происходили в сарае, и пришло много народу. Керосиновые лампы не только освещали помещение, но и повышали температуру воздуха, которая и без того была невыносимой, как па пышущем вулкане. Еце до окончания первого танца я мог надеяться, что мне удастся остаться необнаруженным. Я избрал тактику не пропускать ни одного танца и двигаться очень быстро в самой толкучке танцующих – не рисковать, чтобы подозрение пало именно на меня. Я почувствовал огромное облегчение, когда после получаса непрерывного танца моя девушка взяла меня за руку и сдавленным шепотом стала умолять немедленно отвести ее домой. Она продолжала вглядываться в других танцующих, и лицо ее выражало панический ужас.
Как только мы вышли, я понял, что обязан признать свою вину. Моя дама всегда обладала чувством юмора, и я был уверен, что это происшествие ее только позабавит. Мы остановились на тропинке у ее коттеджа, и я рассказал ей все.
Она судорожно глотнула воздух, отвернулась – и вдруг бросилась бежать от меня так, как если бы за ней гнались все черти ада. И с того часа я больше никогда ее не видел.
Я встретил как-то ее старшего брата в местном универмаге и упросил его сказать мне, почему его сестра больше не хочет меня видеть.
Он весело рассмеялся.
_ А ты не знаешь? – спросил он, и это был очень глупый вопрос, так как откуда же мне было знать? – О, это поразительно! Все из-за запаха скунса, – заговорил он, когда наконец смог подавить приступ своей неуместной веселости. – У Джейн на него аллергия… ее начинает сильно тошнить и рвать от него… где угодно… и эти приступы, как правило, длятся целый месяц.
На плаву и на берегу
Первое, что папа сделал после возвращения на жительство в провинцию Онтарио, это осуществил свою десятилетнюю мечту: он купил судно, и не каноэ, а настоящее судно – судно, которым мог гордиться любой моряк.
Оно пришло из Монреаля, представляло собой судно с симметричной линией носа и кормы, принадлежащее к типу, впервые спроектированному в Норвегии для плавания в Северной Атлантике и зарегистрированному как «спасательное судно». Оно было черного цвета, крупное и такое прочное, с такими красивыми формами, как «ширококостные, с крупным бюстом, пышущие здоровьем женщины Запада», о которых папа любил помечтать вслух.
Судно было оснащено под кеч. Его паруса ярко-красного цвета изготовили в Люненберге. Все было надежным и мореходным.
Мой папа привел судно из Монреаля в одиночку, и среди яхт Торонто, яхт лакированных, из красного дерева, на которых вместо вымпела иногда развевался кусок тиккерной ленты, судно выделялось, словно корова породы Абердин-Ангус в стаде ланей. Пижоны в шерстяных фланелевых костюмах кремового цвета и яхтсменских фуражках были склонны позубоскалить насчет папиного судна, а когда они прочитали его название, раздался громкий смех.
– «Скотч-Боннет»! – кричали они. – Что за название для судна? Почему вы не назвали его «Рей-Мар», или «Билл-Джин», или «Соуси-Сью VIII», как это делаем мы?
Когда они увидели наши «яхтсменки»– шотландские шапочки, импортированные прямо из Кейтнесс, – то поняли, что мы люди совершенно не их круга, и с тех пор игнорировали нас полностью.
«Скотч-Боннет» эта болтовня не трогала. Судно знало, откуда взято его имя, и гордилось им. Черная гранитная скала, которая выступает из вод озера Онтарио южнее графства Принс-Эдвард, называется Скотч-Боннет-Рок; она в свое время тревожила умы настоящих мореходов, служивших на шхунах, перевозивших зерно; им принадлежали Великие озера еще задолго до того, как пар обрек эти суда на забвение.
«Скотч-Боннет» было и есть судно, вызывающее глубокое чувство восторга у своего экипажа, и даже Матт не остался слеп к его привлекательности. Он пришел на парусник не новичком в морском деле, так как уже ходил под парусом, на «Концепции». Однако его первое плавание на борту «Скотч-Боннет» могло бы у собаки, менее мужественной, чем Матт, навсегда отбить охоту выходить в море.
В первую неделю сентября папа объявил, что вместе со мной и Маттом пройдет по озеру до залива Куинт. Мы подъехали на автомобиле к якорной стоянке под защитой волнореза гавани Торонто, и, когда прибыли, нас приветствовал штормовой ветер.
Были вывешены знаки штормового предупреждения, и волны, разогнавшись на сорока милях открытой воды, громыхали о бетонные ограждения берега.
В маленьком ялике нам еле удавалось держаться на плаву, когда мы выгребали к месту стоянки нашего судна, но Матту, по-видимому, все это доставляло удовольствие, и он был полон энтузиазма, когда наконец прыгнул на прочную палубу «Скотч-Боннет».
Только мы успели поставить бизань, перед тем как сняться с бочек, к нам направился полицейский катер. Это было крупное судно с мощным двигателем, но, как все ему подобные, рассчитанное на стоячие мельничные пруды. Я с благоговейным страхом наблюдал, как его швыряло и кренило на волнах все-таки защищенной от ветра гавани, и был почти готов учесть предостережения, которые прокричали нам в мегафон, когда катер приблизился.
– Эй вы, там, на палубе! – прогремел начальственный голос. – Сегодня выход в озеро закрыт. Подняты штормовые сигналы!
Папа знает, как надо разговаривать с полисменами. Он просто улыбнулся и ответил по-гэльски. Полисмены попались смелые, они сделали несколько попыток добраться до папы, но в конце концов зачерпнули бортом большую волну. Опасность пойти ко дну была настолько близка, что блюстители порядка решили предоставить нас, иностранцев, избранной нами судьбе.
Папа увидел выражение моего лица.
– Держись! – крикнул он, перекрывая рев ветра. – Такое судно, как «Скотч-Боннет», дважды пересекло Атлантику. Это всего лишь легкий бриз для redningsskoite. Теперь приготовься сняться с бочек, когда я поставлю кливер.
Я изготовился, но без особой радости. Несколько мгновений спустя «Боннет» уже шло, и рассекаемая его форштевнем вода шумела, как горный каскад.
Мы вышли в открытое озеро только под бизанью и кливером. При таком ветре парусности этой было более чем достаточно. Не успели мы миновать острова Торонто-Айленд, как увидели впереди странное зрелище. Сначала казалось, что к нам из штормового сумрака с трудом приближается пьяный лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Нам надо было пройти вместе всего несколько сотен ярдов; дул свежий вечерний бриз, так что с помощью ветра, который дул с ее стороны, я избежал немедленного разоблачения. Но что-то ее, видимо, тревожило.
– Поспешим, – неожиданно сказала она. – Мне кажется, что где-то поблизости скунс.
В голосе ее звучали панические нотки, и это удивило меня, так как она всегда казалась такой бесстрашной.
Танцы происходили в сарае, и пришло много народу. Керосиновые лампы не только освещали помещение, но и повышали температуру воздуха, которая и без того была невыносимой, как па пышущем вулкане. Еце до окончания первого танца я мог надеяться, что мне удастся остаться необнаруженным. Я избрал тактику не пропускать ни одного танца и двигаться очень быстро в самой толкучке танцующих – не рисковать, чтобы подозрение пало именно на меня. Я почувствовал огромное облегчение, когда после получаса непрерывного танца моя девушка взяла меня за руку и сдавленным шепотом стала умолять немедленно отвести ее домой. Она продолжала вглядываться в других танцующих, и лицо ее выражало панический ужас.
Как только мы вышли, я понял, что обязан признать свою вину. Моя дама всегда обладала чувством юмора, и я был уверен, что это происшествие ее только позабавит. Мы остановились на тропинке у ее коттеджа, и я рассказал ей все.
Она судорожно глотнула воздух, отвернулась – и вдруг бросилась бежать от меня так, как если бы за ней гнались все черти ада. И с того часа я больше никогда ее не видел.
Я встретил как-то ее старшего брата в местном универмаге и упросил его сказать мне, почему его сестра больше не хочет меня видеть.
Он весело рассмеялся.
_ А ты не знаешь? – спросил он, и это был очень глупый вопрос, так как откуда же мне было знать? – О, это поразительно! Все из-за запаха скунса, – заговорил он, когда наконец смог подавить приступ своей неуместной веселости. – У Джейн на него аллергия… ее начинает сильно тошнить и рвать от него… где угодно… и эти приступы, как правило, длятся целый месяц.
На плаву и на берегу
Первое, что папа сделал после возвращения на жительство в провинцию Онтарио, это осуществил свою десятилетнюю мечту: он купил судно, и не каноэ, а настоящее судно – судно, которым мог гордиться любой моряк.
Оно пришло из Монреаля, представляло собой судно с симметричной линией носа и кормы, принадлежащее к типу, впервые спроектированному в Норвегии для плавания в Северной Атлантике и зарегистрированному как «спасательное судно». Оно было черного цвета, крупное и такое прочное, с такими красивыми формами, как «ширококостные, с крупным бюстом, пышущие здоровьем женщины Запада», о которых папа любил помечтать вслух.
Судно было оснащено под кеч. Его паруса ярко-красного цвета изготовили в Люненберге. Все было надежным и мореходным.
Мой папа привел судно из Монреаля в одиночку, и среди яхт Торонто, яхт лакированных, из красного дерева, на которых вместо вымпела иногда развевался кусок тиккерной ленты, судно выделялось, словно корова породы Абердин-Ангус в стаде ланей. Пижоны в шерстяных фланелевых костюмах кремового цвета и яхтсменских фуражках были склонны позубоскалить насчет папиного судна, а когда они прочитали его название, раздался громкий смех.
– «Скотч-Боннет»! – кричали они. – Что за название для судна? Почему вы не назвали его «Рей-Мар», или «Билл-Джин», или «Соуси-Сью VIII», как это делаем мы?
Когда они увидели наши «яхтсменки»– шотландские шапочки, импортированные прямо из Кейтнесс, – то поняли, что мы люди совершенно не их круга, и с тех пор игнорировали нас полностью.
«Скотч-Боннет» эта болтовня не трогала. Судно знало, откуда взято его имя, и гордилось им. Черная гранитная скала, которая выступает из вод озера Онтарио южнее графства Принс-Эдвард, называется Скотч-Боннет-Рок; она в свое время тревожила умы настоящих мореходов, служивших на шхунах, перевозивших зерно; им принадлежали Великие озера еще задолго до того, как пар обрек эти суда на забвение.
«Скотч-Боннет» было и есть судно, вызывающее глубокое чувство восторга у своего экипажа, и даже Матт не остался слеп к его привлекательности. Он пришел на парусник не новичком в морском деле, так как уже ходил под парусом, на «Концепции». Однако его первое плавание на борту «Скотч-Боннет» могло бы у собаки, менее мужественной, чем Матт, навсегда отбить охоту выходить в море.
В первую неделю сентября папа объявил, что вместе со мной и Маттом пройдет по озеру до залива Куинт. Мы подъехали на автомобиле к якорной стоянке под защитой волнореза гавани Торонто, и, когда прибыли, нас приветствовал штормовой ветер.
Были вывешены знаки штормового предупреждения, и волны, разогнавшись на сорока милях открытой воды, громыхали о бетонные ограждения берега.
В маленьком ялике нам еле удавалось держаться на плаву, когда мы выгребали к месту стоянки нашего судна, но Матту, по-видимому, все это доставляло удовольствие, и он был полон энтузиазма, когда наконец прыгнул на прочную палубу «Скотч-Боннет».
Только мы успели поставить бизань, перед тем как сняться с бочек, к нам направился полицейский катер. Это было крупное судно с мощным двигателем, но, как все ему подобные, рассчитанное на стоячие мельничные пруды. Я с благоговейным страхом наблюдал, как его швыряло и кренило на волнах все-таки защищенной от ветра гавани, и был почти готов учесть предостережения, которые прокричали нам в мегафон, когда катер приблизился.
– Эй вы, там, на палубе! – прогремел начальственный голос. – Сегодня выход в озеро закрыт. Подняты штормовые сигналы!
Папа знает, как надо разговаривать с полисменами. Он просто улыбнулся и ответил по-гэльски. Полисмены попались смелые, они сделали несколько попыток добраться до папы, но в конце концов зачерпнули бортом большую волну. Опасность пойти ко дну была настолько близка, что блюстители порядка решили предоставить нас, иностранцев, избранной нами судьбе.
Папа увидел выражение моего лица.
– Держись! – крикнул он, перекрывая рев ветра. – Такое судно, как «Скотч-Боннет», дважды пересекло Атлантику. Это всего лишь легкий бриз для redningsskoite. Теперь приготовься сняться с бочек, когда я поставлю кливер.
Я изготовился, но без особой радости. Несколько мгновений спустя «Боннет» уже шло, и рассекаемая его форштевнем вода шумела, как горный каскад.
Мы вышли в открытое озеро только под бизанью и кливером. При таком ветре парусности этой было более чем достаточно. Не успели мы миновать острова Торонто-Айленд, как увидели впереди странное зрелище. Сначала казалось, что к нам из штормового сумрака с трудом приближается пьяный лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47