Он прибег к разным трюкам, чтобы подогреть ее и продлить ей жизнь, например, скорбно напевал про себя «Бульдог, бульдог» и сигнал отбоя и мысленно перебирал мельчайшие подробности последних часов пребывания в лагере. Припомним: двумя месяцами ранее, когда Герби расстроила разлука с родителями, ничего подобного он не делал, а был рад успокоиться при первой же возможности. Подлинная печаль причиняет боль. Поддельная отличается от нее в той же мере, в какой катание с «русских горок» отличается от падения с крыши. Дух захватывает, а расплаты никакой. Подобно ребенку, который вопит от ужаса, когда вагончик несется вниз, а потом умоляет прокатить его еще разочек, сентиментальные люди вроде Герби чего только не делают, только бы похныкать подольше, когда грусть – деланная. Они, конечно, поступают так не нарочно. Герби мог бы присягнуть, что убит горем.
Картины, которые мальчик вызывал в памяти, были достаточно трогательны, чтобы еще некоторое время обеспечивать подачу слезной влаги.
После того как Герби отомстил мистеру Гауссу и достиг неслыханного величия, став Стреляным Воробьем, он забрел на пустынный берег озера, чтобы полюбоваться последним закатом и поразмыслить о грустном. Помня о том, как перед ужином ребята мерились напоследок загаром и он оказался значительно бледнее остальных, Герби сел на камень у притихшей воды, снял рубаху и подставил обнаженную грудь желтым лучам заходящего солнца. Даже год сидения под таким тусклым светом ни на йоту не прибавил бы ему загара, однако, приняв легкую солнечную ванну, он почувствовал себя бывалым обветренным мужчиной, к тому же практичным. Пока другие транжирили эти последние драгоценные крупицы солнца, он пользовался ими.
Итак, он сидел, глядя на озеро и стараясь настроить душу на возвышенный лад, и тут ему открылась странная картина. Фелисия и Люсиль плыли в одном каноэ, медленно огибая мыс, за которым скрывались мостки женского лагеря. Катание в каноэ на закате было удовольствием, которое обычно разрешалось только вожатым в свободное от работы время, но, видно, тетя Тилли решила в последний вечер побаловать девочек, чтобы заключительная страница в книге лета оставила приятное воспоминание, ибо за первым каноэ показались другие и расплылись веером по озеру кто куда.
– Эй, Флис! Эй, Люсиль! – позвал он и замахал руками. Его голос легко разнесся над водной гладью. Девочки увидели Герби и принялись энергично грести к нему.
Мальчик никак не мог взять в толк это неожиданное сближение своей сестры и возлюбленной, поскольку в остром соперничестве за Ленни у них возникло по-женски неистовое презрение друг к другу. Обе открыто не признавали себя соперницами, тем не менее между ними шла нешуточная, жестокая война. По мере приближения каноэ Герби услышал, что девочки мило болтают. Загадка отчасти разъяснилась, когда каноэ пристало к берегу в нескольких футах от него и из кустов появился Йиши Гейблсон: он вытащил лодку из воды и галантно помог Фелисии сойти на сушу.
Дело в том, что на танцах во время Марди-Гра между его сестрой и Йиши вспыхнула запоздалая любовь, и горела она тем жарче, что греться у огня оставалось недолго. До этого Фелисия сохла по уступавшему ей в возрасте Ленни в основном из самолюбия, уязвленного охлаждением ее всегдашнего обожателя, – это было унизительно. Йиши был на три года старше ее, может, не такой пригожий, как Ленни, зато во всех других отношениях гораздо более подходящий. Барышня заранее, путем обмена записками, условилась о свидании с новым кавалером и решила посвятить в свою тайну Люсиль. Фелисия угадывала, что рыжей девочке в душе хочется снова перенести нежные чувства на высоко взлетевшего Герби, и потому вряд ли она проболтается. Расчет был правильным. В каноэ собеседницы нашли добрую сотню красноречивых способов выразить отвращение к Ленни и поочередное восхищение Герби и верзилой старшеклассником. К тому времени, как лодка причалила к берегу, девочки души не чаяли друг в друге.
Застегнув рубаху, Герби подбежал к каноэ и взял руку, которую застенчиво протянула ему Люсиль. Йиши с Фелисией, держась за руки и воркуя, уже брели по берегу.
– Вас не поймают? – спросил Герби. – Ведь вам нельзя на мужской берег.
– Это твоя сестра придумала. Да и какая теперь разница?
Герби с легким сердцем вспомнил, что завтра в это время законы Гаусса будут иметь не больше силы, чем уложения египетских фараонов.
Герберт повел Люсиль к своему любимому камню, и они сели бок о бок. Он накрыл ее ладонь своей. Ощутил ее прохладу и крошечность. Солнце заходило, расплескав пурпур и золото во всю ширь неба.
– Герби, я очень плохо поступила с тобой.
– Да ладно.
– Ты мне нравишься в тысячу раз больше Ленни.
– А ты мне нравишься в миллион раз больше всех… не считая папы и мамы.
Холодный сторонний наблюдатель, возможно, счел бы эти признания недостаточно поэтичными, но для обоих влюбленных они прозвучали сладкой и волнующей музыкой. Последовала восхитительная тишина, и Герби, забыв о горечи и стыде за свои недавние денежные операции, подумал, какая же это неописуемая прелесть и счастье – жить на свете…
Поезд вдруг качнуло на повороте, Герби больно ударился носом о стекло, и к надуманным слезам прибавились слезы непроизвольные. От боли сцена у озера исчезла и никак не хотела снова возникать в воображении. Наш герой попробовал было воссоздать благоговейный трепет перед течением времени, который испытал, лежа в темноте на своей койке и прислушиваясь к протяжным нотам последнего отбоя, но и это ему не удалось. Все слезы были выплаканы. Мальчик с сожалением промокнул глаза платком и повернулся лицом к шумному переполненному вагону.
– Слушай, Герб, – тотчас обратился к нему Клифф (все это время он ждал, когда брат возьмет себя в руки), – как ты думаешь выкрутиться с деньгами?
Это была действительность, от которой Герби отгораживался, обратив взор на романтическое прошлое. Преступника, пусть даже никем еще не уличенного, охватило мутное, гадкое чувство. Поезд вез его к отцу. До роковой встречи оставалось всего несколько часов.
– А что я могу-то?
– Расскажешь, что ли, отцу?
Герби понурился и буркнул:
– Не знаю.
– Нельзя было позволять Гауссу выудить у тебя деньги.
– Знаю, что нельзя.
– Ну Гаусс, старая поганка.
– Да что на него-то сваливать? Мне красть не надо было, вот и все.
– Привет, ты же не считал, что крадешь.
– Ну и дурак.
Поезд бежал через леса и поля, но Герби казалось, что город совсем рядом. Ему чудился запах асфальта, выхлопных газов и едкого наэлектризованного воздуха подземки. Мальчик достал из кармана картонную коробочку и открыл ее. Оттуда на братьев уставилась неподвижными глазами навыкате розовенькая ящерица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Картины, которые мальчик вызывал в памяти, были достаточно трогательны, чтобы еще некоторое время обеспечивать подачу слезной влаги.
После того как Герби отомстил мистеру Гауссу и достиг неслыханного величия, став Стреляным Воробьем, он забрел на пустынный берег озера, чтобы полюбоваться последним закатом и поразмыслить о грустном. Помня о том, как перед ужином ребята мерились напоследок загаром и он оказался значительно бледнее остальных, Герби сел на камень у притихшей воды, снял рубаху и подставил обнаженную грудь желтым лучам заходящего солнца. Даже год сидения под таким тусклым светом ни на йоту не прибавил бы ему загара, однако, приняв легкую солнечную ванну, он почувствовал себя бывалым обветренным мужчиной, к тому же практичным. Пока другие транжирили эти последние драгоценные крупицы солнца, он пользовался ими.
Итак, он сидел, глядя на озеро и стараясь настроить душу на возвышенный лад, и тут ему открылась странная картина. Фелисия и Люсиль плыли в одном каноэ, медленно огибая мыс, за которым скрывались мостки женского лагеря. Катание в каноэ на закате было удовольствием, которое обычно разрешалось только вожатым в свободное от работы время, но, видно, тетя Тилли решила в последний вечер побаловать девочек, чтобы заключительная страница в книге лета оставила приятное воспоминание, ибо за первым каноэ показались другие и расплылись веером по озеру кто куда.
– Эй, Флис! Эй, Люсиль! – позвал он и замахал руками. Его голос легко разнесся над водной гладью. Девочки увидели Герби и принялись энергично грести к нему.
Мальчик никак не мог взять в толк это неожиданное сближение своей сестры и возлюбленной, поскольку в остром соперничестве за Ленни у них возникло по-женски неистовое презрение друг к другу. Обе открыто не признавали себя соперницами, тем не менее между ними шла нешуточная, жестокая война. По мере приближения каноэ Герби услышал, что девочки мило болтают. Загадка отчасти разъяснилась, когда каноэ пристало к берегу в нескольких футах от него и из кустов появился Йиши Гейблсон: он вытащил лодку из воды и галантно помог Фелисии сойти на сушу.
Дело в том, что на танцах во время Марди-Гра между его сестрой и Йиши вспыхнула запоздалая любовь, и горела она тем жарче, что греться у огня оставалось недолго. До этого Фелисия сохла по уступавшему ей в возрасте Ленни в основном из самолюбия, уязвленного охлаждением ее всегдашнего обожателя, – это было унизительно. Йиши был на три года старше ее, может, не такой пригожий, как Ленни, зато во всех других отношениях гораздо более подходящий. Барышня заранее, путем обмена записками, условилась о свидании с новым кавалером и решила посвятить в свою тайну Люсиль. Фелисия угадывала, что рыжей девочке в душе хочется снова перенести нежные чувства на высоко взлетевшего Герби, и потому вряд ли она проболтается. Расчет был правильным. В каноэ собеседницы нашли добрую сотню красноречивых способов выразить отвращение к Ленни и поочередное восхищение Герби и верзилой старшеклассником. К тому времени, как лодка причалила к берегу, девочки души не чаяли друг в друге.
Застегнув рубаху, Герби подбежал к каноэ и взял руку, которую застенчиво протянула ему Люсиль. Йиши с Фелисией, держась за руки и воркуя, уже брели по берегу.
– Вас не поймают? – спросил Герби. – Ведь вам нельзя на мужской берег.
– Это твоя сестра придумала. Да и какая теперь разница?
Герби с легким сердцем вспомнил, что завтра в это время законы Гаусса будут иметь не больше силы, чем уложения египетских фараонов.
Герберт повел Люсиль к своему любимому камню, и они сели бок о бок. Он накрыл ее ладонь своей. Ощутил ее прохладу и крошечность. Солнце заходило, расплескав пурпур и золото во всю ширь неба.
– Герби, я очень плохо поступила с тобой.
– Да ладно.
– Ты мне нравишься в тысячу раз больше Ленни.
– А ты мне нравишься в миллион раз больше всех… не считая папы и мамы.
Холодный сторонний наблюдатель, возможно, счел бы эти признания недостаточно поэтичными, но для обоих влюбленных они прозвучали сладкой и волнующей музыкой. Последовала восхитительная тишина, и Герби, забыв о горечи и стыде за свои недавние денежные операции, подумал, какая же это неописуемая прелесть и счастье – жить на свете…
Поезд вдруг качнуло на повороте, Герби больно ударился носом о стекло, и к надуманным слезам прибавились слезы непроизвольные. От боли сцена у озера исчезла и никак не хотела снова возникать в воображении. Наш герой попробовал было воссоздать благоговейный трепет перед течением времени, который испытал, лежа в темноте на своей койке и прислушиваясь к протяжным нотам последнего отбоя, но и это ему не удалось. Все слезы были выплаканы. Мальчик с сожалением промокнул глаза платком и повернулся лицом к шумному переполненному вагону.
– Слушай, Герб, – тотчас обратился к нему Клифф (все это время он ждал, когда брат возьмет себя в руки), – как ты думаешь выкрутиться с деньгами?
Это была действительность, от которой Герби отгораживался, обратив взор на романтическое прошлое. Преступника, пусть даже никем еще не уличенного, охватило мутное, гадкое чувство. Поезд вез его к отцу. До роковой встречи оставалось всего несколько часов.
– А что я могу-то?
– Расскажешь, что ли, отцу?
Герби понурился и буркнул:
– Не знаю.
– Нельзя было позволять Гауссу выудить у тебя деньги.
– Знаю, что нельзя.
– Ну Гаусс, старая поганка.
– Да что на него-то сваливать? Мне красть не надо было, вот и все.
– Привет, ты же не считал, что крадешь.
– Ну и дурак.
Поезд бежал через леса и поля, но Герби казалось, что город совсем рядом. Ему чудился запах асфальта, выхлопных газов и едкого наэлектризованного воздуха подземки. Мальчик достал из кармана картонную коробочку и открыл ее. Оттуда на братьев уставилась неподвижными глазами навыкате розовенькая ящерица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94