В Бруклине растет дерево.
И «У Максвиггана» тоже.
Я не шучу. Прямо за баром большое, крепкое дерево. Такое можно увидеть только в Ирландии. Не рубите дерево, но постройте кабак. Мне он сразу понравился. Огромное помещение. Я пристроился у дерева. Только успел сделать пару глотков «Гиннеса», как ко мне подошла женщина. Я подумал: «Ну и паб».
Тут я заметил маленькие жемчужные серьги. Она служит в полиции.
Конечно, такие серьги носят не только женщины-полицейские, но полицейские предпочитают их носить, как бы говоря: «Ладно, я служу в полиции, но я еще и женщина».
Лет ей было примерно за тридцать, когда скрыть возраст еще помогает макияж. Симпатичное лицо, очень темные волосы и крепкая линия челюсти. Женщина посмотрела на меня:
– Джек Тейлор.
Учтите, не спрашивала – утверждала.
Я спросил:
– Могу я подать жалобу?
– Сесть позволите?
– Если будете себя хорошо вести.
Тень улыбки.
– О вашем языке я наслышана, – заметила незнакомка.
По-английски она говорила, как воспитанники Гэлтэчта. Там у них это второй язык. Они не говорят на нем свободно.
Я попытался угадать:
– Коннемара?
– Фарбо.
– И о моем языке вы слышали от… дайте подумать… старшего инспектора Кленси.
Женщина нахмурилась и покачала головой:
– Нет… от других… не от него.
Она была хорошо одета, но ничего выдающегося. Синий свитер с белым воротником, темно-синие джинсы и новенькие кроссовки. Ничего от модельеров, скорее от «Пенни», чем от «Гуччи». Одежда ношеная, но в отличном состоянии. «Наверное, как и ее жизнь», – подумал я. Она никогда не достигнет командных высот.
Незнакомка спросила:
– Как вы догадались, что я из полиции?
– Сам был полицейским.
Она широко улыбнулась, и эта открытая улыбка совершенно изменила ее лицо. Теперь оно выражало одновременно ехидство и радость в лучшем их варианте.
– Я в курсе, – заметила женщина.
Она пила что-то апельсиновое с большим количеством льда. Передо мной сидела умненькая девочка. Пить можно в выходные, да и то не перебирать. Я поинтересовался:
– Что желаете?
– Поговорить.
Пришла моя очередь улыбаться, но уже без ехидства и радости, зато так, как меня учили в Темплморе.
– О чем?
Она взглянула через плечо, и я подумал: «О чем? О кокаине, таблетках, выпивке?»
– О монастыре Святой Магдалины.
Я с удивлением произнес:
– Вот как.
– Вы тут многого не знаете. Я могу помочь.
Я основательно приложился к своей кружке, почувствовал, как пиво гладит мой желудок.
– И зачем вам это нужно? – Я посмотрел незнакомке прямо в глаза.
На мгновение по ее лицу пробежала тень, потом она ответила:
– Потому что это будет правильно.
Я допил пиво и спросил:
– Вам что-нибудь взять?
– Нет, спасибо.
– Как вас зовут?
– Брид… Брид Ник ен Иомаре.
Я не сразу это переварил, пришлось в уме заняться переводом.
– Ридж… правильно?
Женщина с отвращением взглянула на меня:
– Мы не употребляем английский вариант.
– Почему это меня не удивляет? – Я встал и добавил: – Терпеть не могу выпить и бежать.
– Вы уходите?
– Ничего странного в том, что вы работаете в полиции.
– Но разве вы знаете, что тетка старшего инспектора Кленси была монахиней в прачечной монастыря Святой Магдалины?
Я попытался скрыть изумление.
– Видите, вам полицейские не без пользы, – ухмыльнулась Брид Ник ен Иомаре.
– Милочка, мне давным-давно ничего уже не надо от полиции.
– Вы делаете ошибку.
– Поверьте мне, тут я большой специалист.
11
С ее точки зрения, подобные неприятности напрямую связаны с интеллектом пострадавшего.
Насилию подвергаются те люди, у которых, в отличие от нее, не хватает здравого смысла, чтобы его избежать.
Луиза Даути. «Медовая роса»
Спустя два дня я был в стельку пьян, но наркотиков не принимал. Двойная доза таблеток уводила меня так далеко, что я даже не вспоминал про мантру. Весна разгулялась на всю катушку, и, несмотря на прохладный ветер, люди ходили в рубашках с коротким рукавом. На мне была полинявшая футболка. Она такая не специально, я просто ее неправильно постирал. Женщины много лет подряд объясняли мне, что нельзя смешивать при стирке белье разного цвета. Я послушно записывал указания. Затем эта бумажка попадала в стиральную машину.
В результате когда-то великолепная белая футболка пообщалась с чем-то синим и, да простят меня женщины, розовым.
Как и в жизни, белый цвет сражение проиграл.
Единственным плюсом было то, что почти исчезла надпись. Когда-то на футболке можно было прочесть:
Я БЫЛ ПОЛИЦЕЙСКИМ, ТЕПЕРЬ Я МЕРЗАВЕЦ.
Я сидел на бортике у фонтана. Справа – памятник Пэдрегу О'Конору. Он снова обрел голову. Ну да, его обезглавили, и голову переправили в Северную Ирландию. В конце концов виновных поймали, голову вернули.
Алкаши были в полном сборе и распевали песни рядом с общественным туалетом. Что-то схожее с «Она шла по ярмарке» на мотив «Кто хочет стать миллионером». Задача не из трудных, просто звучит дико. После рева «Кельтского тигра» на Эйр-сквер дикие вещи случаются сплошь и рядом.
Прибавьте к этому смесь итальянского, испанского, ирландского, американского и, клянусь, сербохорватского языков – и вы получите полное впечатление.
От группы отделилась женщина и подошла ко мне:
– Доброе вам утро, сэр.
– Как поживаете?
Моя реплика ее подбодрила, и она подошла поближе. Я увидел увядшее лицо, потухшие глаза. Лет ей могло быть и двадцать пять, и шестьдесят. Акцент отличался раскатистыми звуками, типичными для Глазго, о котором она давно забыла.
– На чай не дадите, сэр?
– Конечно.
Это ее удивило. Если вы в состоянии удивить пьяницу, значит, у вас еще есть кое-что впереди. Я полез в карман, достал мелочь и протянул ей, спросив:
– Когда-нибудь слышали о Пэдреге?
Я имел в виду предводителя пьяниц, ныне покойного.
Женщина взглянула на памятник:
– А кто он?
– Он написал «M'Asal Bheag Dubh».
– Он – что?
– Ладно, проехали!
– Покурить не найдется?
– Разумеется.
Я достал пачку красных, встряхнул ее, и женщина схватила две сигареты. Быстро оторвала фильтры. Откуда-то появилась спичка, и вот незнакомка уже вся в клубах дыма.
– Вы общественный работник? – спросила она между затяжками.
– Вряд ли.
– Полицейский?
– Уже нет.
– Перепихнуться не желаете?
Я громко рассмеялся. Во всем наркотики виноваты.
Я думал о Кейси, амбале Билла Касселла. О гиганте, который наслаждался моим унижением. Как говорят сицилийцы, если собираетесь мстить, ройте две могилы. Одну для себя. Еще они говорят, что месть – это кушанье, которое лучше есть холодным. Я уже точно остыл.
Мимо прошла монахиня, вся сияя благостью. Если бы я с ней посоветовался, она наверняка бы завела: «Мы обретаем свое прощение, прощая других».
А я бы ее послал.
Я встал, потянулся, даже ощутил некоторую легкость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45