– спросила она.
Он зловеще улыбнулся.
– Тридцать дней и тридцать ночей.
Никки забралась под простыню.
– Давайте поспим.
Он лег в постель рядом с ней и обхватил ее маленькое безупречное тело своими большими руками. Она закрыла глаза.
– М-м-м, какой вы теплый.
– Это из-за волос, – пояснил он. – Они согревают.
Никки погладила волосы на его руке.
– А мой отец совсем безволосый, как морской котик. Так противно.
Он поцеловал ее в мочку уха.
– Ты же никогда не занималась ничем таким со своим отцом, а, Никки? – спросил он.
– Всего разок, – ответила она. – Мне было четырнадцать.
Джон удивленно раскрыл глаза.
– Твой отец изнасиловал тебя, когда тебе было четырнадцать?
Никки рассмеялась.
– Вряд ли это можно назвать насилием. Мне было любопытно, вот я и залезла к нему в душ как-то утром.
Он сунул ей в ухо язык.
– Ты такая плохая девочка, Никки.
Она хихикнула.
– Щекотно. – И философски добавила, глядя на палку для шторы: – Я из поколения «Фэшн Кафе», понимаете? Я считаю, что если мне что-то приятно и никому от этого не плохо, значит, надо это делать!
«Да она просто прелесть», – подумал Джон.
– Все мы рано или поздно умрем, так почему бы не жить в свое удовольствие? – Она повернулась к нему. – Кстати, у вас нет, случайно, наручников? Я знаю один классный фокус.
Он прижался ртом к ее маленькой груди, посасывая сосок, пока тот не затвердел.
– Мне на самом деле не семнадцать лет, – призналась она.
Он застонал.
– Мне шестнадцать. Почти.
Он застонал еще громче. Его губы жадно двигались по ее шее.
– Да хоть двенадцать, мне все равно. Ради тридцати дней с тобой я готов до конца жизни гнить в камере смертников.
Джон провел пальцами по упругому плоскому животу Никки.
– Будь я проклят: ни одной растяжки. Пегги Джин вся ими покрыта. Отвратительно.
Никки напряглась.
– Клянусь, у меня никогда в жизни не будет растяжек. Я лучше покончу с собой. Если я когда-нибудь захочу ребенка, то найму какую-нибудь суррогатную корову.
Джон подцепил языком колечко в ее пупке.
– Дети только и знают, что путаться под ногами.
Она потрогала его член.
– Ого, мистер Смайт, что это у нас там? Вы уже готовы?
– Эй, пап! – раздался голос Рикки и топот на лестнице.
– Черт, – прошипел Джек. – Скорей, Никки, спрячься в шкаф или под кровать.
Но было слишком поздно. Рикки распахнул дверь.
– Пап, можем мы заказать пиццу, раз мама… о, привет, Никки, как дела?
Она пожала плечами.
– Да вроде нормально все.
Рикки перевел взгляд на отца.
– Так вот, раз мама загремела в дурку и все такое, можно нам заказать пиццу?
Джон в изумлении уставился на сына.
– Да, конечно, заказывайте.
Рикки просиял.
– Круто. – И он побежал по коридору в свою комнату.
После того как Джон и Никки оделись и Никки переложила одежду из стиральной машины в сушилку, они с ребятами съели три большие пиццы на пятерых.
– Ты разве не должна позвонить отцу и сообщить, где ты? – спросил Джон.
Никки сунула кусок пиццы с пепперони в рот.
– О нет, я делаю все, что захочу. Он меня, кажется, боится.
Джон с Никки сидели вместе на диване, она перекинула свою ногу через его колено. Мальчики сидели на полу, прямо напротив телевизора. Дети пили диетическую колу, а Джон с Никки потягивали водку «Абсолют» из одного стаканчика. Джон обнаружил бутылку в холодильнике, в отделении для овощей, когда искал огурец.
Когда на экране Патрик Бейтман начал орудовать пневматическим молотком, трое мальчиков рассмеялись. Но Никки поставила бумажную тарелку на колени и прикрыла глаза.
– Господи, какая гадость, смотреть невозможно, – она глянула сквозь пальцы.
Пока дети внимательно следили за омерзительной сценой из «Американского психопата – 2», Джон думал, что впервые у него такой приятный семейный ужин. Обычно семья сидела на жестких стульях и его жена расспрашивала мальчиков об уроках или воскресной школе. А сам Джон все время мечтал о какой-нибудь девочке, увиденной в «Севентин» или «Джейн». Пегги Джин настаивала, чтобы мальчики выпивали по восемь унций однопроцентного молока. И когда кто-нибудь из мальчиков выходил из-за стола, она поворачивалась к нему и спрашивала: «Дорогой, как прошел твой день?»
Но сидя здесь с Никки и сыновьями, Джон наслаждался каждым мгновением. Еще сегодня, несколько часов назад, он переживал, как будет управляться с домашними делами и работать одновременно. Но Никки ясно дала ему понять, что позаботится о доме и прочем, если он позаботится о ней. И мальчики, похоже, были только счастливы заказать пиццу или поехать в «Макдоналдс». Джон не замечал, чтобы их особенно травмировало то, что их мать поместили в психушку. Кажется, они не имели ничего против Никки: как будто она всегда была здесь.
Более того, когда Никки предложила посмотреть «Американского психопата» по платному каналу, все трое завизжали от радости.
– Ты прелесть, – заявил Робби.
Когда в одиннадцать вечера фильм закончился, Джон сказал сыновьям:
– Теперь, ребята, вам, наверное, пора ложиться. – Вдоволь наевшись пиццы и насмотревшись кровавой резни, они согласились без слова и, прежде чем подняться в комнаты, пожелали всем спокойной ночи.
– Я могла бы остаться на ночь, – предложила Никки.
– Правда?
– Конечно. Я всегда остаюсь на ночь у друзей.
Джон посмотрел на нее так, как смотрят на выигрышный лотерейный билет: с чувством изумления и жадности.
– Правда, у меня волосы совсем как у Кирсти Хьюм? – спросила Никки, вытягивая пару прядок у себя перед носом.
– Ради бога, хватит звать меня мистером Палантино, я чувствую себя стариком. Зови меня Эд. – Одутловатый продюсер порнофильмов лет шестидесяти протянул Максу руку Они обменялись крепким рукопожатием, и Эд пригласил Макса присесть на диван, а сам уселся в кресло напротив.
– Принести тебе что-нибудь? Содовую, кофе, еще что-то?
– Нет, спасибо, не надо, – ответил Макс, глядя на увеличенные обложки видеокассет в рамах, украшавших стены: «Рокки наносит удар ниже пояса», «Полночь в стиле садо-мазо», «Порнотитаник-2», «Виртуальные игры».
– Ага, смотрите наш товар, да? Это всего лишь немногие из наших бестселлеров. Мы делаем по тридцать фильмов в год, – сообщил Эд, потирая рукой большой живот, как будто он только что плотно поел.
– Вот это да… весьма плодотворно.
– Да, мы открыты всему: снимаем и про гетеро, и про гомо, и про сиськи. Наша студия не ограничивает круг тем: мы делаем фильмы для всех. – Он зажег сигарету. – Вот, например, в прошлом месяце наладили выпуск прокладок для трансвеститов. Извращение, конечно. Но спрос есть.
– Ну это же просто… здорово. – Макс заметил, что местами ковер протерся до дыр от ног многочисленных посетителей. Стены были обиты панелями, потолки низкие. Да, «Игл Студиоз» – это вам не «Метро-Голдвин-Майер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Он зловеще улыбнулся.
– Тридцать дней и тридцать ночей.
Никки забралась под простыню.
– Давайте поспим.
Он лег в постель рядом с ней и обхватил ее маленькое безупречное тело своими большими руками. Она закрыла глаза.
– М-м-м, какой вы теплый.
– Это из-за волос, – пояснил он. – Они согревают.
Никки погладила волосы на его руке.
– А мой отец совсем безволосый, как морской котик. Так противно.
Он поцеловал ее в мочку уха.
– Ты же никогда не занималась ничем таким со своим отцом, а, Никки? – спросил он.
– Всего разок, – ответила она. – Мне было четырнадцать.
Джон удивленно раскрыл глаза.
– Твой отец изнасиловал тебя, когда тебе было четырнадцать?
Никки рассмеялась.
– Вряд ли это можно назвать насилием. Мне было любопытно, вот я и залезла к нему в душ как-то утром.
Он сунул ей в ухо язык.
– Ты такая плохая девочка, Никки.
Она хихикнула.
– Щекотно. – И философски добавила, глядя на палку для шторы: – Я из поколения «Фэшн Кафе», понимаете? Я считаю, что если мне что-то приятно и никому от этого не плохо, значит, надо это делать!
«Да она просто прелесть», – подумал Джон.
– Все мы рано или поздно умрем, так почему бы не жить в свое удовольствие? – Она повернулась к нему. – Кстати, у вас нет, случайно, наручников? Я знаю один классный фокус.
Он прижался ртом к ее маленькой груди, посасывая сосок, пока тот не затвердел.
– Мне на самом деле не семнадцать лет, – призналась она.
Он застонал.
– Мне шестнадцать. Почти.
Он застонал еще громче. Его губы жадно двигались по ее шее.
– Да хоть двенадцать, мне все равно. Ради тридцати дней с тобой я готов до конца жизни гнить в камере смертников.
Джон провел пальцами по упругому плоскому животу Никки.
– Будь я проклят: ни одной растяжки. Пегги Джин вся ими покрыта. Отвратительно.
Никки напряглась.
– Клянусь, у меня никогда в жизни не будет растяжек. Я лучше покончу с собой. Если я когда-нибудь захочу ребенка, то найму какую-нибудь суррогатную корову.
Джон подцепил языком колечко в ее пупке.
– Дети только и знают, что путаться под ногами.
Она потрогала его член.
– Ого, мистер Смайт, что это у нас там? Вы уже готовы?
– Эй, пап! – раздался голос Рикки и топот на лестнице.
– Черт, – прошипел Джек. – Скорей, Никки, спрячься в шкаф или под кровать.
Но было слишком поздно. Рикки распахнул дверь.
– Пап, можем мы заказать пиццу, раз мама… о, привет, Никки, как дела?
Она пожала плечами.
– Да вроде нормально все.
Рикки перевел взгляд на отца.
– Так вот, раз мама загремела в дурку и все такое, можно нам заказать пиццу?
Джон в изумлении уставился на сына.
– Да, конечно, заказывайте.
Рикки просиял.
– Круто. – И он побежал по коридору в свою комнату.
После того как Джон и Никки оделись и Никки переложила одежду из стиральной машины в сушилку, они с ребятами съели три большие пиццы на пятерых.
– Ты разве не должна позвонить отцу и сообщить, где ты? – спросил Джон.
Никки сунула кусок пиццы с пепперони в рот.
– О нет, я делаю все, что захочу. Он меня, кажется, боится.
Джон с Никки сидели вместе на диване, она перекинула свою ногу через его колено. Мальчики сидели на полу, прямо напротив телевизора. Дети пили диетическую колу, а Джон с Никки потягивали водку «Абсолют» из одного стаканчика. Джон обнаружил бутылку в холодильнике, в отделении для овощей, когда искал огурец.
Когда на экране Патрик Бейтман начал орудовать пневматическим молотком, трое мальчиков рассмеялись. Но Никки поставила бумажную тарелку на колени и прикрыла глаза.
– Господи, какая гадость, смотреть невозможно, – она глянула сквозь пальцы.
Пока дети внимательно следили за омерзительной сценой из «Американского психопата – 2», Джон думал, что впервые у него такой приятный семейный ужин. Обычно семья сидела на жестких стульях и его жена расспрашивала мальчиков об уроках или воскресной школе. А сам Джон все время мечтал о какой-нибудь девочке, увиденной в «Севентин» или «Джейн». Пегги Джин настаивала, чтобы мальчики выпивали по восемь унций однопроцентного молока. И когда кто-нибудь из мальчиков выходил из-за стола, она поворачивалась к нему и спрашивала: «Дорогой, как прошел твой день?»
Но сидя здесь с Никки и сыновьями, Джон наслаждался каждым мгновением. Еще сегодня, несколько часов назад, он переживал, как будет управляться с домашними делами и работать одновременно. Но Никки ясно дала ему понять, что позаботится о доме и прочем, если он позаботится о ней. И мальчики, похоже, были только счастливы заказать пиццу или поехать в «Макдоналдс». Джон не замечал, чтобы их особенно травмировало то, что их мать поместили в психушку. Кажется, они не имели ничего против Никки: как будто она всегда была здесь.
Более того, когда Никки предложила посмотреть «Американского психопата» по платному каналу, все трое завизжали от радости.
– Ты прелесть, – заявил Робби.
Когда в одиннадцать вечера фильм закончился, Джон сказал сыновьям:
– Теперь, ребята, вам, наверное, пора ложиться. – Вдоволь наевшись пиццы и насмотревшись кровавой резни, они согласились без слова и, прежде чем подняться в комнаты, пожелали всем спокойной ночи.
– Я могла бы остаться на ночь, – предложила Никки.
– Правда?
– Конечно. Я всегда остаюсь на ночь у друзей.
Джон посмотрел на нее так, как смотрят на выигрышный лотерейный билет: с чувством изумления и жадности.
– Правда, у меня волосы совсем как у Кирсти Хьюм? – спросила Никки, вытягивая пару прядок у себя перед носом.
– Ради бога, хватит звать меня мистером Палантино, я чувствую себя стариком. Зови меня Эд. – Одутловатый продюсер порнофильмов лет шестидесяти протянул Максу руку Они обменялись крепким рукопожатием, и Эд пригласил Макса присесть на диван, а сам уселся в кресло напротив.
– Принести тебе что-нибудь? Содовую, кофе, еще что-то?
– Нет, спасибо, не надо, – ответил Макс, глядя на увеличенные обложки видеокассет в рамах, украшавших стены: «Рокки наносит удар ниже пояса», «Полночь в стиле садо-мазо», «Порнотитаник-2», «Виртуальные игры».
– Ага, смотрите наш товар, да? Это всего лишь немногие из наших бестселлеров. Мы делаем по тридцать фильмов в год, – сообщил Эд, потирая рукой большой живот, как будто он только что плотно поел.
– Вот это да… весьма плодотворно.
– Да, мы открыты всему: снимаем и про гетеро, и про гомо, и про сиськи. Наша студия не ограничивает круг тем: мы делаем фильмы для всех. – Он зажег сигарету. – Вот, например, в прошлом месяце наладили выпуск прокладок для трансвеститов. Извращение, конечно. Но спрос есть.
– Ну это же просто… здорово. – Макс заметил, что местами ковер протерся до дыр от ног многочисленных посетителей. Стены были обиты панелями, потолки низкие. Да, «Игл Студиоз» – это вам не «Метро-Голдвин-Майер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56