Боясь упасть, Даббс и леди Меган вынуждены были стоять в самом центре круглой террасы, окруженные со всех сторон такой же округлой линией горизонта. Вот тогда капитан Даббс и спросил:
– Вы верите в Бога?
От этого вопроса у леди Меган должно было захватить дух, как если бы он спросил ее, носит ли она нижнюю юбку, но, хотя такое пренебрежение здравым смыслом и шокировало ее, она все же была достаточно умна, чтобы не выказывать своего возмущения.
– Конечно, – ответила она. – Было бы ребячеством воображать, что человек – венец мирозданья.
– Но верите ли вы, – после некоторого молчания вновь заговорил капитан Даббс, – что Бог – это личность, имеющая волю, намерения, желания, или вы представляете Его себе совершенно отдельно от мира как от эпифеномена, не имеющего последствий? Как вы думаете, леди Меган, человечество – всего лишь бородавка на теле Бога, или мы Его хоть в какой-то степени интересуем?
Леди Меган задумалась.
– Я читала, – сказала она, – этого иудея по имени Моисей, и мне думается, что Бог вполне способен сказать: «Я есмь Сущий». Впрочем, с нашей точки зрения, кто такой Бог? Создатель. И с Его стороны было бы верхом легкомыслия создавать нас лишь для того, чтобы потом потерять к нам всякий интерес.
– Вы облегчаете мне задачу, ссылаясь на такую малоизвестную книгу, как Тора, – сказал капитан Даббс. – Надо признать, что некоторые из встающих перед нами вопросов представлены там с достаточной ясностью, вы не находите?
Леди Меган нечего было ответить на это, а посему она и не стала отвечать. На самом деле кровавой Торе она предпочитала Бхагаватгиту и, особенно, египетскую Книгу мертвых, которая просто дышит человечностью. Она продолжала глядеть на море, стягивавшее силы на горизонте. Тогда Даббс заговорил снова:
– Не думаете ли вы, что миф о грехопадении, последовавшем за обретением человеком свободы, является одним из наиболее удовлетворительных объяснений того состояния, в котором сегодня пребывает человечество, подверженное болезням, смерти и, что еще опаснее, почти неминуемой деградации вследствие пристрастия к такому прискорбному образу жизни? Нет ли у вас такого чувства, что человек – не то, чем должен бьш бы, чем мог бы быть? И не приходила ли вам мысль, что этот глубочайший недостаток мог бы – должен был бы – быть однажды исправлен?
– Грехопадение человечества – это не стрелка на чулке, – произнесла леди Меган, со свойственной ей прямотой упомянув о столь интимной детали женского туалета.
– Возможно, абсурдно задавать такие вопросы вам, чья исключительность признана всеми, – вы не подчиняетесь общим для всех законам, и это гипотетическое грехопадение ничуть не запятнало вашей чистоты. Я не хочу шокировать вас, леди Меган, но сама мысль о том, что вы можете… например, умереть или даже просто чихнуть, кажется мне до крайности дикой. Однако рассуждение методом сопоставлений и подсчет возможностей приводят меня к выводу, что однажды с вами может случиться и то, и другое. Впрочем, смешно думать, что Бог мог создать человека для того, чтобы он…
– Чихнул, – отрезала леди Меган, заботясь о том, чтобы разговор держался на приличном, то есть развлекательном, уровне, тогда как тема смерти, увы, не отвечала ни одному из этих требований.
Леди Меган и капитан избегали смотреть друг на друга; зная, что им, возможно, предстояло сейчас произнести роковое слово, они не желали скреплять его взглядом.
– Допустим, – сказал Даббс, – что вы – существо, наиболее близкое к совершенству, из всех, кого производила эта земля. В этом нет ничего невероятного, ибо такое существо должно быть на свете, и есть много данных, говорящих за то, что это вы.
– Предположим, – сказала леди Парангон, которой истинная скромность не позволяла впадать в скромность ложную.
– Так вот, если подобное существо должно разделить судьбу, общую для всего человечества, не думаете ли вы, что Бог – как бы это сказать? – должен был бы что-то предпринять по этому поводу? В конце концов, Бог ведь не ребенок, который пытается сделать что-то, а после того, как у него ничего не выходит, отказывается от новых попыток.
На этот раз леди Меган хранила молчание дольше прежнего. Она думала о своем братишке, который лишь плакал, когда море разрушало построенный им замок из песка. Да, совершенно очевидно, что такое поведение было недостойно Господа Бога. Наконец она призналась:
– Преподобный Хайнс в своих проповедях никогда ничего не говорил на эту тему, а мой личный опыт чтения рун Иггдрасиля…
– Присядем, – предложил Даббс.
Он расстелил на лежащем около лестницы грубо отесанном камне белоснежный носовой платок, помог леди Меган усесться на него, а сам устроился на ступеньке у ее ног. Они сидели в три четверти оборота друг к другу на разной высоте так, что длинное худое лицо капитана находилось на уровне прикрытых голубой льняной тканью колен леди Меган.
– Предположим, – сказал капитан, и леди Меган показалось, что его голос на мгновенье дрогнул, – что Бог создает мир и остается доволен своим творением, что Он создает человека по своему образу и подобию, то есть наделенного свободой, что Он посылает его царствовать над этим миром, что человек, злоупотребив своей свободой, не выполняет своего предназначения, портится сам и портит Божий мир.
Леди Парангон молчала, прислушиваясь к далекому рокоту собиравшегося с силами моря и трогая камешки концом своего кружевного зонтика, совершенно ненужного в этот пасмурный день.
– Предположим, – вновь заговорил Даббс после минуты молчания, – что наш Бог, полный решимости, если хотите, исправить положение или преследуя иную цель, слишком глубокую, чтобы мы были способны понять и оценить ее, решает принять для этого определенные меры, а именно стать частью созданного Им мира, чтобы навести в нем порядок, а точнее, стать человеком, чтобы показать людям, какими они должны были бы быть.
– Это интересно не только в дидактическом аспекте, – неожиданно быстро, как молния, вставила леди Меган. – Если бы проект, о котором вы только что говорили, и имел смысл, Бог не ограничился бы лишь тем, что стал бы учить людей своим примером, поскольку Он понимал бы, что некоторые из них отказались бы следовать Ему. Он сделал бы больше. Он стал бы не просто человеком, а Человеком с большой буквы, встав бы в некотором роде на его место, вроде как мой учитель рисования дорисовывал за меня глаза на портретах, когда мне удавалось в них все, кроме одухотворенного взгляда.
– Именно так, – сказал Даббс. – Мы подходим к главному. Несмотря на помощь вашего учителя, рисунок все же оставался вашим, правда?
– Только избыток гордыни заставил бы меня утверждать противное.
– Ну, а если наш предположительный Бог, создавший человека и давший ему свободу, на которой тот обжегся, решил бы вдруг его спасти, как вы думаете, стал бы Он это делать насильно, рисуя, так сказать, портрет вместо него, или, напротив, прибег бы к услугам того самого Человека с большой буквы, довольствуясь тем, что поддерживал бы его в слабости, и дал таким образом человечеству возможность самому участвовать в своем спасении?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
– Вы верите в Бога?
От этого вопроса у леди Меган должно было захватить дух, как если бы он спросил ее, носит ли она нижнюю юбку, но, хотя такое пренебрежение здравым смыслом и шокировало ее, она все же была достаточно умна, чтобы не выказывать своего возмущения.
– Конечно, – ответила она. – Было бы ребячеством воображать, что человек – венец мирозданья.
– Но верите ли вы, – после некоторого молчания вновь заговорил капитан Даббс, – что Бог – это личность, имеющая волю, намерения, желания, или вы представляете Его себе совершенно отдельно от мира как от эпифеномена, не имеющего последствий? Как вы думаете, леди Меган, человечество – всего лишь бородавка на теле Бога, или мы Его хоть в какой-то степени интересуем?
Леди Меган задумалась.
– Я читала, – сказала она, – этого иудея по имени Моисей, и мне думается, что Бог вполне способен сказать: «Я есмь Сущий». Впрочем, с нашей точки зрения, кто такой Бог? Создатель. И с Его стороны было бы верхом легкомыслия создавать нас лишь для того, чтобы потом потерять к нам всякий интерес.
– Вы облегчаете мне задачу, ссылаясь на такую малоизвестную книгу, как Тора, – сказал капитан Даббс. – Надо признать, что некоторые из встающих перед нами вопросов представлены там с достаточной ясностью, вы не находите?
Леди Меган нечего было ответить на это, а посему она и не стала отвечать. На самом деле кровавой Торе она предпочитала Бхагаватгиту и, особенно, египетскую Книгу мертвых, которая просто дышит человечностью. Она продолжала глядеть на море, стягивавшее силы на горизонте. Тогда Даббс заговорил снова:
– Не думаете ли вы, что миф о грехопадении, последовавшем за обретением человеком свободы, является одним из наиболее удовлетворительных объяснений того состояния, в котором сегодня пребывает человечество, подверженное болезням, смерти и, что еще опаснее, почти неминуемой деградации вследствие пристрастия к такому прискорбному образу жизни? Нет ли у вас такого чувства, что человек – не то, чем должен бьш бы, чем мог бы быть? И не приходила ли вам мысль, что этот глубочайший недостаток мог бы – должен был бы – быть однажды исправлен?
– Грехопадение человечества – это не стрелка на чулке, – произнесла леди Меган, со свойственной ей прямотой упомянув о столь интимной детали женского туалета.
– Возможно, абсурдно задавать такие вопросы вам, чья исключительность признана всеми, – вы не подчиняетесь общим для всех законам, и это гипотетическое грехопадение ничуть не запятнало вашей чистоты. Я не хочу шокировать вас, леди Меган, но сама мысль о том, что вы можете… например, умереть или даже просто чихнуть, кажется мне до крайности дикой. Однако рассуждение методом сопоставлений и подсчет возможностей приводят меня к выводу, что однажды с вами может случиться и то, и другое. Впрочем, смешно думать, что Бог мог создать человека для того, чтобы он…
– Чихнул, – отрезала леди Меган, заботясь о том, чтобы разговор держался на приличном, то есть развлекательном, уровне, тогда как тема смерти, увы, не отвечала ни одному из этих требований.
Леди Меган и капитан избегали смотреть друг на друга; зная, что им, возможно, предстояло сейчас произнести роковое слово, они не желали скреплять его взглядом.
– Допустим, – сказал Даббс, – что вы – существо, наиболее близкое к совершенству, из всех, кого производила эта земля. В этом нет ничего невероятного, ибо такое существо должно быть на свете, и есть много данных, говорящих за то, что это вы.
– Предположим, – сказала леди Парангон, которой истинная скромность не позволяла впадать в скромность ложную.
– Так вот, если подобное существо должно разделить судьбу, общую для всего человечества, не думаете ли вы, что Бог – как бы это сказать? – должен был бы что-то предпринять по этому поводу? В конце концов, Бог ведь не ребенок, который пытается сделать что-то, а после того, как у него ничего не выходит, отказывается от новых попыток.
На этот раз леди Меган хранила молчание дольше прежнего. Она думала о своем братишке, который лишь плакал, когда море разрушало построенный им замок из песка. Да, совершенно очевидно, что такое поведение было недостойно Господа Бога. Наконец она призналась:
– Преподобный Хайнс в своих проповедях никогда ничего не говорил на эту тему, а мой личный опыт чтения рун Иггдрасиля…
– Присядем, – предложил Даббс.
Он расстелил на лежащем около лестницы грубо отесанном камне белоснежный носовой платок, помог леди Меган усесться на него, а сам устроился на ступеньке у ее ног. Они сидели в три четверти оборота друг к другу на разной высоте так, что длинное худое лицо капитана находилось на уровне прикрытых голубой льняной тканью колен леди Меган.
– Предположим, – сказал капитан, и леди Меган показалось, что его голос на мгновенье дрогнул, – что Бог создает мир и остается доволен своим творением, что Он создает человека по своему образу и подобию, то есть наделенного свободой, что Он посылает его царствовать над этим миром, что человек, злоупотребив своей свободой, не выполняет своего предназначения, портится сам и портит Божий мир.
Леди Парангон молчала, прислушиваясь к далекому рокоту собиравшегося с силами моря и трогая камешки концом своего кружевного зонтика, совершенно ненужного в этот пасмурный день.
– Предположим, – вновь заговорил Даббс после минуты молчания, – что наш Бог, полный решимости, если хотите, исправить положение или преследуя иную цель, слишком глубокую, чтобы мы были способны понять и оценить ее, решает принять для этого определенные меры, а именно стать частью созданного Им мира, чтобы навести в нем порядок, а точнее, стать человеком, чтобы показать людям, какими они должны были бы быть.
– Это интересно не только в дидактическом аспекте, – неожиданно быстро, как молния, вставила леди Меган. – Если бы проект, о котором вы только что говорили, и имел смысл, Бог не ограничился бы лишь тем, что стал бы учить людей своим примером, поскольку Он понимал бы, что некоторые из них отказались бы следовать Ему. Он сделал бы больше. Он стал бы не просто человеком, а Человеком с большой буквы, встав бы в некотором роде на его место, вроде как мой учитель рисования дорисовывал за меня глаза на портретах, когда мне удавалось в них все, кроме одухотворенного взгляда.
– Именно так, – сказал Даббс. – Мы подходим к главному. Несмотря на помощь вашего учителя, рисунок все же оставался вашим, правда?
– Только избыток гордыни заставил бы меня утверждать противное.
– Ну, а если наш предположительный Бог, создавший человека и давший ему свободу, на которой тот обжегся, решил бы вдруг его спасти, как вы думаете, стал бы Он это делать насильно, рисуя, так сказать, портрет вместо него, или, напротив, прибег бы к услугам того самого Человека с большой буквы, довольствуясь тем, что поддерживал бы его в слабости, и дал таким образом человечеству возможность самому участвовать в своем спасении?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75