Около моей постели сидели три женщины, еще молодые, одетые в
прозрачные белые пенюары. Я думал, что у меня продолжается го-
ловокружение, но мне сказали, что мой мудрый врач, разгадав мою
болезнь, решил применить единственно нужное мне лекарство. Я
тотчас схватил белую упругую ручку и осыпал ее поцелуями, а в
ответ на это свежие губы прильнули к моим губам.
Это сладкое прикосновение меня наэлектризовало.
- Прекрасные подруги,- воскликнул я, - дайте мне счастья! Я
хочу бескрайнего счастья, я хочу умереть в ваших обьятиях!
Отдайтесь моему восторгу, моему безумию!
Тотчас же я отбросил все,что меня покрывало, и вытянулся на
постели. Выпрямился высоко мой ликующий приап, кроме того я
подложил под бедра подушки...
- Ну вот, вы, пленительная рыжеволосая девушка, с такой упру-
гой и белой грудью, сядьте к моему изголовью лицом и раздвиньте
ножки. Хорошо! Восхитительно! Светлокудрая, голубоглазая, ко
мне! Ну, иди, сядь верхом на высокий мой трон, царица! Возьми
в руки этот пылающий скипитер и спрячь его целиком в своей импе-
рии... Ух... Не так быстро... Качайся в такт, будто едешь
медленной рысью. Продли же удовольствие.
А ты, чудесная красавица, такая рослая с темными волосами, с
восхитительными формами, обхвати ногами вот здесь, сверху мою
голову! Прекрасно! Догадалась с полуслова... Раздвинь бедра
пошире, еще, так, чтобы я мог тебя видеть, а мой рот будет тебя
пожирать, язык же влезет куда захочет. Зачем ты стоишь так
прямо? Спустись же, дай поцеловать твою шейку.
- Ко мне нагнись, ко мне! - Закричала рыжеволосая, маня ее
своим заостренным языком, тонким, как венецианская дева, под-
винься, чтобы я могла лизать твои глаза и губы. Я люблю тебя...
Это мой рок.... Ну, положи свою руку сюда... Так, потихонь-
ку...
И вот каждый задвигался, зашевелился, подстрекая другого и
добиваясь собственного удовлетворения
я пожирал эту сцену, полную воодушевления, сумасбродных и
озорных поз. Вскоре крики и вздохи перемешались, огонь пробежал
по жилам. Я вздрогнул всем телом. Мои руки блуждали по чьим-то
горячим телам и находили те самые красоты милых женщин, которые
заставляли меня корчиться от сладострастия. Потом губы сменили
руки, жадно всасывая их тело, я кусал, грыз. Мне кричали, чтобы
я остановился, что это убийство, что я их покалечу, но это толь-
ко удваивало силы. Такая удивительная чрезмерность меня умори-
ла. Голова бессильно опустилась. Я лишился сил. Мои красотки
также потеряли равновесие и лишились чувств. Я обнимал их
бесчувственных, при последнем вздохе и тонул в собственных
излияниях. Это было огненное истечение, стремительное и
бесконечное.
Галиани: какую сладость вы вкусили, альоиз! Как я завидую
этому! А ты, Фанни, бесчувственная? Она спит, кажется.
Фанни: оставьте, Галиани, снимите вашу руку, она меня давит.
Я точно мертвая. Боже мой, какая ночь... Дайте спать... И ...
Бедное дитя зевнуло, повернулось на другой бок и закрылось, ма-
ленькое и ослабевшее на углу кровати... Я хотел привлечь ее к
себе, но графиня знаком остановила меня.
Галиани: нет, нет. Я понимаю ее. Что касается меня, то я
обладаю совершенно другим характером. Я чувствую страшное
раздражение. Я мучаюсь, я хочу... Ах взгляните... Я хочу
смерти. У меня в душе ад, а в душе огонь, и я не знаю, что бы
такое сделать.
Альоиз: что вы делаете, Галиани, вы встаете? Не выдержу
больше, я сгораю! Я хотела бы... Да утолите же меня наконец!!
Зубы графини сильно стучали, глаза вращались. Все в ней кон-
вульсивно содрогалось. На нее было страшно смотреть. Даже
Фанни поднялась, охваленная ужасом. Что же касается меня, то я
ожидал нервного припадка. Тщетно покрывал я поцелуями важнейшие
части ее тела, руки устали в попытках схватить неукротимую фурию
и успокоить.
Галиани: спите, я оставлю вас... С этими словами она
исчезла, выскользнув в распахнутую дверь.
Альоиз: что она хочет? Вы понимаете, Фанни?
Фанни: тише, альоиз. Вы слышите? Она убивает себя... Боже
мой, она заперла дверь. Ах, она в комнате юлии. Постойте, тут
есть стеклянная рама, через нее можно все увидеть... Придвиньте
диван и влезайте...
Нашим глазам открылось невероятное зрелище: при свете
ночника графиня с бешеными рыданиями каталась по полу из
кошачьих шкурок. Видимо кошачьи шкурки сильно возбуждали ее.
Ну, конечно, женщины-вакханки всегда пользовались этим на сату-
рналиях, с пеной на губах, вращая глазами и шевеля бедрами,
запачканными семенем и кровью.
Временами графиня вскидывала ноги высоко кверху, почти вста-
вая на голову, потом с жутким смехом валилась опять на спину. И
бедра терлись о меховую поверхность с бесподобной ловкостью.
Галиани: юлия, ко мне. Я не знаю, что со мной! Я сейчас сойду
с ума! И вот, юлия, голая, схватила графиню и связала ей руки и
ноги. Когда припадок страсти достиг апогея, судороги графини
испугали меня. Юлия ж ни мало не удивляясь, прыгала вокруг
графини, как сумашедшая. Графиня следила за ней. Это была
самка-прометей, раздираемая сотней коршунов сразу!
Галиани: мезор, мезор, возьми меня! На этот крик выбежал
откуда-то огромный дог и, бросившись на графиню, принялся лизать
языком воспаленный клитор, красный конец которого высовывался
наружу. Графиня громко стонала, все время возвышая голос.
Можно было заметить постепенность нарастания собачьего
рычания, слышать голос необузданной калимакты.
(Пламенная трибаза-калиматка, вакханка. Античный миф
сообщает, что она отдавалась животным.)
Галиани: молоко, молоко! Ох... Молоко...
Я не понимал этого восклицания. Это был голос скорби и аго-
нии. Но тут появилась юлия, вооруженная огромным гуттаперчевым
аппаратом, наполненным горячим молоком. Замысловатый аппарат
обладал большой упругостью. Могучий жеребец-производитель едва
ли мог иметь... Что-либо подобное. Я не допускал мысли о том,
что это может войти... Но к моему удивлению, после пяти-шести
толчков, сопровождавшихся режущим болевым криком, огромный аппа-
рат скрылся между ног графини. Графиня страдала, что она была
осуждена на казнь. Бледная и застывшая подобно мраморной кас-
сандре, работы кассини.
(Статуя изображает кассандру в тот момент, когда ее насилуют
солдаты аякса. Она примечательна особым выражением скор-
би.)
Движения аппарата то взад, то вперед производились юлией с
поразительной готовностью до тех самых пор, пока мензор,
находившийся в это время без дела, не кинулся на юлию,
выполнявшую мужскую роль, но представлявшую сладкую приманку для
мензора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10