Тот смешался,- не знал, сколько,-
был слишком ненаходчив, чтобы назвать любую цифру. "Пятьсот?
Тысяча?" - допытывался король с какой-то ребяческой надеждой в
тоне. "Наверное, больше",- примирительно добавил он, не
добившись вразумительного ответа и, немного подумав, еще
спросил, любит ли племянник верховую езду. Тут вмешался
наследник, с присущей ему сочной непринужденностью предложив
двоюродному брату совместную прогулку в ближайший четверг.
"Удивительно, до чего он стал похож на мою бедную сестрицу,-
проговорил король с машинальным вздохом, снимая очки и суя их
обратно в грудной карманчик коричневой, с бранденбурами,
куртки.- Я слишком беден,- продолжал он, чтобы подарить тебе
коня, но у меня есть чудный хлыстик,- Гостен (обратился он к
министру двора), где чудный хлыстик с собачьей головкой?
Разыщите потом и дайте ему,- интересная вещица, историческая
вещица,- ну так вот, очень рад, а коня не могу, пара кляч
есть, да берегу для катафалка, не взыщи - беден..." ("Il ment"
(Он лжет (франц.)) ,- сказал принц вполголоса и отошел,
напевая.)
В день прогулки погода стояла холодная и беспокойная,
летело перламутровое небо, склонялся лозняк по оврагам, копыта
вышлепывали брызги из жирных луж в шоколадных колеях, каркали
вороны, а потом, за мостом, всадники свернули в сторону и
поехали рысью по темному вереску, над которым там и сям
высилась тонкая, уже желтеющая береза. Наследный принц оказался
отличным наездником, хотя, видимо, в манеже не учился: посадка
была никакая, и его тяжелый, широкий, вельветином и замшей
обтянутый зад, ухающий вверх и вниз на седле, да округлые,
склоненные плечи возбуждали в его спутнике какую-то странную,
смутную жалость, которая совершенно рассеивалась, когда Кр.
смотрел на толстощекое, розовое, разящее здоровьем и
самодовольством лицо принца и слушал его напористую речь.
Присланный накануне хлыстик взят не был: принц (кстати
сказать, введший в моду дурной французский язык при дворе)
высмеял "ce machin ridicule" (Это забавное устройство (франц.))
, который, по его словам, сынок конюха забыл у королевского
подъезда,- "et mon bonhomme de pиre, tu sais, a une vraie
passion pour les objets trouvйs" (А у моего папочки, как ты
знаешь, подлинная страсть к находкам (франц. )) .
"Я все думал, как это верно, то, что вы говорили,- в
книгах этого ведь не сказано..."
"О чем это?"-спросил принц, с трудом и неохотой стараясь
вспомнить, какую случайную мысль он тогда развивал перед
двоюродным братом.
"Помните,- о магическом начале власти,- о том, что
-,-".
"А, помню, помню,- поспешно перебил принц и тут же нашел
лучший способ разделаться с выдохшейся темой: - Только
знаешь,- сказал он,- я тогда не докончил,- слишком было
ушасто. Видишь ли,- все наше теперешнее несчастье, эта
странная тоска государства, инертность страны, вялая ругань в
пеплерхусе,- все это так потому, что самая сила чар, и
народных и королевских, как-то сдала, улетучилась и наше
отечественное волхвование превратилось в пустое фокусничание.
Но не будем сейчас говорить об этих грустных предметах, а
обратимся к веселым. Скажи, ты в университете, верно, немало
обо мне наслышался... Воображаю! Скажи, о чем говорилось? Что ж
ты молчишь? Говорилось, что я развратен, не так ли?" "Я сплетен
не слушал, но кое-что в этом роде болтали". "Что ж, молва -
поэзия правды. Ты еще мальчик - и довольно красивый мальчик в
придачу,- так что многого ты сейчас не поймешь. Я тебе только
одно замечу: все люди в сущности развратны, но когда это
делается под шумок, когда второпях, скажем, обжираешься
вареньем в темном углу или Бог знает что поручаешь собственному
воображению,- о, это не в счет, это преступлением не зовется;
когда же человек откровенно и трудолюбиво удовлетворяет
желания, навязанные ему требовательным телом,- тогда люди
начинают трубить о беспутстве! И еще: если бы в моем случае это
законное удовлетворение просто сводилось все к одному и тому же
однообразному приему, общественное мнение с этим бы
примирилось,- разве что пожурило бы меня за слишком частую
смену любовниц... но. Боже мой, какой поднимается шум оттого,
что я не придерживаюсь канонов распутства, а собираю мед
повсюду, люблю все - и тюльпан и простую травку,- потому что,
видишь ли,- докончил принц, улыбаясь и щурясь,- я собственно
ищу только дробь прекрасного, целое предоставляю добрым
бюргерам, а эта дробь может найтись в балерине и в грузчике, в
пожилой красавице и в молодом всаднике".
"Да,- сказал Кр.,- я понимаю. Вы - художник, скульптор,
вы ищете форму..." Принц придержал коня и захохотал. "Ну,
знаешь, дело тут не в скульптуре,- a moins que tu ne confonde
la galanterie- avec la Galаtйe (По крайней мере, ты не путаешь
галантность с Галатеей (франц.)), -что, впрочем, в твоем
возрасте простительно. Нет-нет, все это гораздо проще. Только
ты меня, пожалуйста, не дичись, я тебя не съем, я ужасно не
люблю юношей, que se tiennent toujours sur leurs gardes
(Которые всегда держатся настороже (франц.)). Если y тебя
ничего нет лучше в виду, мы можем вернуться через Grenlog и
пообедать над озером, а потом что-нибудь придумаем".
"Нет,- боюсь, у меня... словом, одно дело... я как раз
сегодня..."
"Что ж, я тебя не неволю",- добродушно сказал принц, и
немножко дальше, у мельницы, они расстались.
Как очень застенчивый человек, Кр. не без труда принудил
себя к этой верховой прогулке, казавшейся особо тяжелым
испытанием именно потому, что принц слыл веселым собеседником:
с минорным тихоней было бы легче заранее определить тон
прогулки; готовясь к ней, Кр. старался вообразить все те
неловкости, которые проистекут от того, что придется
искусственно приподнять свое обычное настроение до искристого
уровня Адульфа. При этом он себя чувствовал связанным первой
встречей с ним,- тем, что неосторожно признал своими мысли
человека, который теперь вправе ожидать, что и дальнейшее
общение будет обоим столь же приятно: и, составляя наперед
подробную опись своих возможных промахов, а главное, с
предельной ясностью представляя себе напряжение, свинец в
челюстях, беспомощную скуку, которую он будет испытывать из-за
врожденной способности всегда видеть со стороны себя, свои
бесплодные усилья слиться с самим собой и найти интересное в
том, чему полагается быть интересным,- составляя эту опись,
Кр. еще преследовал маленькую практическую цель: обезвредить
будущее, чье единственное орудие - неожиданность; ему это
почти удалось; ограниченная в своем дурном выборе судьба,
казалось, удовлетворилась тем нестрашным, которое он оставил
вне поля воображения;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
был слишком ненаходчив, чтобы назвать любую цифру. "Пятьсот?
Тысяча?" - допытывался король с какой-то ребяческой надеждой в
тоне. "Наверное, больше",- примирительно добавил он, не
добившись вразумительного ответа и, немного подумав, еще
спросил, любит ли племянник верховую езду. Тут вмешался
наследник, с присущей ему сочной непринужденностью предложив
двоюродному брату совместную прогулку в ближайший четверг.
"Удивительно, до чего он стал похож на мою бедную сестрицу,-
проговорил король с машинальным вздохом, снимая очки и суя их
обратно в грудной карманчик коричневой, с бранденбурами,
куртки.- Я слишком беден,- продолжал он, чтобы подарить тебе
коня, но у меня есть чудный хлыстик,- Гостен (обратился он к
министру двора), где чудный хлыстик с собачьей головкой?
Разыщите потом и дайте ему,- интересная вещица, историческая
вещица,- ну так вот, очень рад, а коня не могу, пара кляч
есть, да берегу для катафалка, не взыщи - беден..." ("Il ment"
(Он лжет (франц.)) ,- сказал принц вполголоса и отошел,
напевая.)
В день прогулки погода стояла холодная и беспокойная,
летело перламутровое небо, склонялся лозняк по оврагам, копыта
вышлепывали брызги из жирных луж в шоколадных колеях, каркали
вороны, а потом, за мостом, всадники свернули в сторону и
поехали рысью по темному вереску, над которым там и сям
высилась тонкая, уже желтеющая береза. Наследный принц оказался
отличным наездником, хотя, видимо, в манеже не учился: посадка
была никакая, и его тяжелый, широкий, вельветином и замшей
обтянутый зад, ухающий вверх и вниз на седле, да округлые,
склоненные плечи возбуждали в его спутнике какую-то странную,
смутную жалость, которая совершенно рассеивалась, когда Кр.
смотрел на толстощекое, розовое, разящее здоровьем и
самодовольством лицо принца и слушал его напористую речь.
Присланный накануне хлыстик взят не был: принц (кстати
сказать, введший в моду дурной французский язык при дворе)
высмеял "ce machin ridicule" (Это забавное устройство (франц.))
, который, по его словам, сынок конюха забыл у королевского
подъезда,- "et mon bonhomme de pиre, tu sais, a une vraie
passion pour les objets trouvйs" (А у моего папочки, как ты
знаешь, подлинная страсть к находкам (франц. )) .
"Я все думал, как это верно, то, что вы говорили,- в
книгах этого ведь не сказано..."
"О чем это?"-спросил принц, с трудом и неохотой стараясь
вспомнить, какую случайную мысль он тогда развивал перед
двоюродным братом.
"Помните,- о магическом начале власти,- о том, что
-,-".
"А, помню, помню,- поспешно перебил принц и тут же нашел
лучший способ разделаться с выдохшейся темой: - Только
знаешь,- сказал он,- я тогда не докончил,- слишком было
ушасто. Видишь ли,- все наше теперешнее несчастье, эта
странная тоска государства, инертность страны, вялая ругань в
пеплерхусе,- все это так потому, что самая сила чар, и
народных и королевских, как-то сдала, улетучилась и наше
отечественное волхвование превратилось в пустое фокусничание.
Но не будем сейчас говорить об этих грустных предметах, а
обратимся к веселым. Скажи, ты в университете, верно, немало
обо мне наслышался... Воображаю! Скажи, о чем говорилось? Что ж
ты молчишь? Говорилось, что я развратен, не так ли?" "Я сплетен
не слушал, но кое-что в этом роде болтали". "Что ж, молва -
поэзия правды. Ты еще мальчик - и довольно красивый мальчик в
придачу,- так что многого ты сейчас не поймешь. Я тебе только
одно замечу: все люди в сущности развратны, но когда это
делается под шумок, когда второпях, скажем, обжираешься
вареньем в темном углу или Бог знает что поручаешь собственному
воображению,- о, это не в счет, это преступлением не зовется;
когда же человек откровенно и трудолюбиво удовлетворяет
желания, навязанные ему требовательным телом,- тогда люди
начинают трубить о беспутстве! И еще: если бы в моем случае это
законное удовлетворение просто сводилось все к одному и тому же
однообразному приему, общественное мнение с этим бы
примирилось,- разве что пожурило бы меня за слишком частую
смену любовниц... но. Боже мой, какой поднимается шум оттого,
что я не придерживаюсь канонов распутства, а собираю мед
повсюду, люблю все - и тюльпан и простую травку,- потому что,
видишь ли,- докончил принц, улыбаясь и щурясь,- я собственно
ищу только дробь прекрасного, целое предоставляю добрым
бюргерам, а эта дробь может найтись в балерине и в грузчике, в
пожилой красавице и в молодом всаднике".
"Да,- сказал Кр.,- я понимаю. Вы - художник, скульптор,
вы ищете форму..." Принц придержал коня и захохотал. "Ну,
знаешь, дело тут не в скульптуре,- a moins que tu ne confonde
la galanterie- avec la Galаtйe (По крайней мере, ты не путаешь
галантность с Галатеей (франц.)), -что, впрочем, в твоем
возрасте простительно. Нет-нет, все это гораздо проще. Только
ты меня, пожалуйста, не дичись, я тебя не съем, я ужасно не
люблю юношей, que se tiennent toujours sur leurs gardes
(Которые всегда держатся настороже (франц.)). Если y тебя
ничего нет лучше в виду, мы можем вернуться через Grenlog и
пообедать над озером, а потом что-нибудь придумаем".
"Нет,- боюсь, у меня... словом, одно дело... я как раз
сегодня..."
"Что ж, я тебя не неволю",- добродушно сказал принц, и
немножко дальше, у мельницы, они расстались.
Как очень застенчивый человек, Кр. не без труда принудил
себя к этой верховой прогулке, казавшейся особо тяжелым
испытанием именно потому, что принц слыл веселым собеседником:
с минорным тихоней было бы легче заранее определить тон
прогулки; готовясь к ней, Кр. старался вообразить все те
неловкости, которые проистекут от того, что придется
искусственно приподнять свое обычное настроение до искристого
уровня Адульфа. При этом он себя чувствовал связанным первой
встречей с ним,- тем, что неосторожно признал своими мысли
человека, который теперь вправе ожидать, что и дальнейшее
общение будет обоим столь же приятно: и, составляя наперед
подробную опись своих возможных промахов, а главное, с
предельной ясностью представляя себе напряжение, свинец в
челюстях, беспомощную скуку, которую он будет испытывать из-за
врожденной способности всегда видеть со стороны себя, свои
бесплодные усилья слиться с самим собой и найти интересное в
том, чему полагается быть интересным,- составляя эту опись,
Кр. еще преследовал маленькую практическую цель: обезвредить
будущее, чье единственное орудие - неожиданность; ему это
почти удалось; ограниченная в своем дурном выборе судьба,
казалось, удовлетворилась тем нестрашным, которое он оставил
вне поля воображения;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18