Тина вопросительно поглядела на Дьюка, занятого их сумками и чемоданами.
– Возьми ключ, что я тебе дал, и открывай, – распорядился он.
– Эта квартира занимает весь этаж? – недоверчиво спросила Тина.
– Да.
Пораженная, Тина открыла дверь, догадываясь, что такая огромная квартира, да еще в самом центре Лондона должна стоить целое состояние. Оглядевшись, она поняла, что в этой квартире уже кто-то жил. Это было обставленное дорого и со вкусом жилье, не производящее того ощущения, которое испытываешь, входя в совсем новый дом.
Интересно, чья это квартира? – недоумевала молодая женщина, но так и не спросила, захваченная красотой огромной гостиной. Один из углов комнаты занимал большой черный рояль. Вдоль стен высилась массивная мебель из полированного темного дерева: книжные шкафы, поблескивающие стеклами, перемежались с закрытыми полками и секретерами. В другом углу гостиной стояли две массивные черные колонки аудиосистемы. По всему было видно, что для хозяина квартиры музыка очень важна.
Квадратный стол розового мрамора с серыми и черными прожилками окружали кресла и диваны черной кожи. На полу лежал темно-багровый ковер ручной работы. Судя по всему, хозяин отдавал должное не только музыке, но и изобразительным искусствам. Здесь были странные, причудливо изломанные скульптуры абстракционистов, сложные по своей символике живописные произведения, одновременно притягивающие и пугающие.
Тина каким-то шестым чувством уловила настроение и душу этой комнаты и поняла, кому принадлежит квартира. Теперь ей не нужны были больше объяснения Дьюка. Повернувшись к нему, Тина заметила, что он исподтишка наблюдает за ней, за ее реакцией на эту странную комнату.
– Это твой дом, – тихо произнесла она.
– Я прожил здесь несколько лет, – мягко поправил он, кривовато усмехнувшись. – Я хотел увезти отсюда все мои вещи перед тем, как ты бы здесь поселилась. Но я еще успею сделать это, если только ты захочешь жить одна.
– Но почему я этого должна хотеть? – недоумевающе спросила Тина. Как может он говорить об этом после всего, что между ними произошло? – Почему ты решил, что мы должны поселиться порознь?
Он пожал плечами.
– Я тогда не думал, что все так обернется. Тебе же нужно было где-то жить.
– А куда бы отправился ты в таком случае?
– Подальше отсюда, в Ирландию, в Америку – все равно. Главное, чтобы мне никто не мешал работать. Работа – это моя жизнь.
Тина почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Неужели его литература опять разлучит их? В какой же ад тогда превратится их жизнь?
– Но теперь, Тина, все пойдет по-другому. – Его голос вдруг стал нежным.
Он шагнул к ней и обнял. Его теплые руки прогнали холод, а горячие губы звали Тину, требовали ее любви. Она закрыла глаза, растворившись в потоке сладостных ощущений.
Распаковывание чемоданов пришлось отложить.
Спальня Дьюка могла очаровать любую, даже самую искушенную женщину. Мебель розового дерева была обита бархатом цвета изумруда, шелковое покрывало на постели отливало всеми оттенками морской воды. В тех же тонах была выдержана и ванная с золотыми кранами, словно она принадлежала коронованной особе. Тина долго любовалась красотой обеих комнат, как будто это были исторические достопримечательности. Впрочем, идти смотреть на настоящие лондонские достопримечательности было все равно нельзя – погода становилась хуже некуда.
В уютной кухне нашлось множество продуктов, и Тина с удовольствием приготовила им поесть. Дьюк объяснил, что экономка приходит по рабочим дням приглядывать за порядком.
Одну из пустующих спален отвели Тине под мастерскую. Однако, если понадобится больше места, сказал Дьюк, можно будет занять и вторую спальню.
Еще одну комнату он превратил в свой кабинет. Именно здесь уединилась Тина, чтобы почитать его новую драму, пока Дьюк сидел в гостиной и слушал музыку. Зазвучали первые аккорды вагнеровской «Гибели богов». Тревожная, сумеречная тональность этого гениального творения удивительно соответствовала настрою пьесы Дьюка.
Тина с первой же страницы погрузилась в омут бешеных страстей, сотрясавших персонажей пьесы. Этот неутихающий пожар, пронизывающая каждую сцену неутолимая чувственность совершенно не соответствовали названию драмы – «Долгая холодная зима». Уж чем-чем, а холодом здесь и не пахло. Напряжение возрастало от действия к действию и разрешалось взрывом дикой ярости, обнажавшим подлинную суть каждого героя, суть любого человека, стряхнувшего с себя все условности и приличия.
Несомненно, это была самая сильная из вещей, когда-либо написанных Дьюком.
Она не услышала, как прекратилась музыка, не услышала, как в кабинет вошел Дьюк и встал за спинкой кожаного кресла, в котором она свернулась клубочком, погрузившись в чтение пьесы. Какое-то время он стоял не шевелясь, потом положил свои ладони Тине на плечи. Его пальцы заскользили вниз, ласково коснулись ее груди. Он перегнулся через спинку и прикоснулся поцелуем к ее волосам.
– Ты закончила? – прошептал он.
Сердце молодой женщины глухо забилось, ее охватило знакомое чувственное волнение от его прикосновений.
– Да, – пробормотала она.
Дыхание Тины перехватило, и внезапно нахлынувшее желание заставило ее забыть обо всем.
– Я ждал, пока ты придешь и выскажешь свое мнение об этой пьесе, – сказал Дьюк с вопросительной интонацией. – Прошло так много времени. Я уже стал гадать, что значит столь долгое отсутствие – восторг или крайнее осуждение, – грустно-ироническим тоном добавил он.
– Ты же знаешь, что это прекрасно, Дьюк. Ты можешь дать ее почитать любому и услышишь тот же ответ.
– Хм… – Он снова поцеловал ее волосы. – А что бы сказала именно ты?
– Что я так рада быть здесь, с тобой.
Она обернулась к нему, улыбаясь. С чувственным стоном он подхватил ее под мышки, вытянул из кресла и закружил вокруг себя, то тесно прижимая, то поднимая на вытянутых руках.
– А теперь скажи, – потребовал он, любуясь блеском ее глаз, – ты уже можешь представить действие на сцене?
– У меня даже появились кое-какие идеи по этому поводу.
Он загадочно улыбнулся.
– Так пойдем в постель и подшлифуем кое-какие твои идеи. А завтра погрузимся в дела.
В понедельник утром Дьюк действительно с головой окунулся в дела, потащив Тину на встречу со своим юристом. Ему хотелось законным образом заверить контракт, прежде чем приглашать Тину на более важные встречи.
Энн Йорк, высокая худощавая дама лет сорока пяти, была воплощением деловитости и элегантности. На этот образ работали и аккуратно, волосок к волоску, уложенные рыжеватые волосы, и строгий темно-зеленый костюм, и туфли на низком каблуке. У нее было узкое бледное лицо с тонким носом и светло-серыми глазами, смотревшими спокойно и уверенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Возьми ключ, что я тебе дал, и открывай, – распорядился он.
– Эта квартира занимает весь этаж? – недоверчиво спросила Тина.
– Да.
Пораженная, Тина открыла дверь, догадываясь, что такая огромная квартира, да еще в самом центре Лондона должна стоить целое состояние. Оглядевшись, она поняла, что в этой квартире уже кто-то жил. Это было обставленное дорого и со вкусом жилье, не производящее того ощущения, которое испытываешь, входя в совсем новый дом.
Интересно, чья это квартира? – недоумевала молодая женщина, но так и не спросила, захваченная красотой огромной гостиной. Один из углов комнаты занимал большой черный рояль. Вдоль стен высилась массивная мебель из полированного темного дерева: книжные шкафы, поблескивающие стеклами, перемежались с закрытыми полками и секретерами. В другом углу гостиной стояли две массивные черные колонки аудиосистемы. По всему было видно, что для хозяина квартиры музыка очень важна.
Квадратный стол розового мрамора с серыми и черными прожилками окружали кресла и диваны черной кожи. На полу лежал темно-багровый ковер ручной работы. Судя по всему, хозяин отдавал должное не только музыке, но и изобразительным искусствам. Здесь были странные, причудливо изломанные скульптуры абстракционистов, сложные по своей символике живописные произведения, одновременно притягивающие и пугающие.
Тина каким-то шестым чувством уловила настроение и душу этой комнаты и поняла, кому принадлежит квартира. Теперь ей не нужны были больше объяснения Дьюка. Повернувшись к нему, Тина заметила, что он исподтишка наблюдает за ней, за ее реакцией на эту странную комнату.
– Это твой дом, – тихо произнесла она.
– Я прожил здесь несколько лет, – мягко поправил он, кривовато усмехнувшись. – Я хотел увезти отсюда все мои вещи перед тем, как ты бы здесь поселилась. Но я еще успею сделать это, если только ты захочешь жить одна.
– Но почему я этого должна хотеть? – недоумевающе спросила Тина. Как может он говорить об этом после всего, что между ними произошло? – Почему ты решил, что мы должны поселиться порознь?
Он пожал плечами.
– Я тогда не думал, что все так обернется. Тебе же нужно было где-то жить.
– А куда бы отправился ты в таком случае?
– Подальше отсюда, в Ирландию, в Америку – все равно. Главное, чтобы мне никто не мешал работать. Работа – это моя жизнь.
Тина почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Неужели его литература опять разлучит их? В какой же ад тогда превратится их жизнь?
– Но теперь, Тина, все пойдет по-другому. – Его голос вдруг стал нежным.
Он шагнул к ней и обнял. Его теплые руки прогнали холод, а горячие губы звали Тину, требовали ее любви. Она закрыла глаза, растворившись в потоке сладостных ощущений.
Распаковывание чемоданов пришлось отложить.
Спальня Дьюка могла очаровать любую, даже самую искушенную женщину. Мебель розового дерева была обита бархатом цвета изумруда, шелковое покрывало на постели отливало всеми оттенками морской воды. В тех же тонах была выдержана и ванная с золотыми кранами, словно она принадлежала коронованной особе. Тина долго любовалась красотой обеих комнат, как будто это были исторические достопримечательности. Впрочем, идти смотреть на настоящие лондонские достопримечательности было все равно нельзя – погода становилась хуже некуда.
В уютной кухне нашлось множество продуктов, и Тина с удовольствием приготовила им поесть. Дьюк объяснил, что экономка приходит по рабочим дням приглядывать за порядком.
Одну из пустующих спален отвели Тине под мастерскую. Однако, если понадобится больше места, сказал Дьюк, можно будет занять и вторую спальню.
Еще одну комнату он превратил в свой кабинет. Именно здесь уединилась Тина, чтобы почитать его новую драму, пока Дьюк сидел в гостиной и слушал музыку. Зазвучали первые аккорды вагнеровской «Гибели богов». Тревожная, сумеречная тональность этого гениального творения удивительно соответствовала настрою пьесы Дьюка.
Тина с первой же страницы погрузилась в омут бешеных страстей, сотрясавших персонажей пьесы. Этот неутихающий пожар, пронизывающая каждую сцену неутолимая чувственность совершенно не соответствовали названию драмы – «Долгая холодная зима». Уж чем-чем, а холодом здесь и не пахло. Напряжение возрастало от действия к действию и разрешалось взрывом дикой ярости, обнажавшим подлинную суть каждого героя, суть любого человека, стряхнувшего с себя все условности и приличия.
Несомненно, это была самая сильная из вещей, когда-либо написанных Дьюком.
Она не услышала, как прекратилась музыка, не услышала, как в кабинет вошел Дьюк и встал за спинкой кожаного кресла, в котором она свернулась клубочком, погрузившись в чтение пьесы. Какое-то время он стоял не шевелясь, потом положил свои ладони Тине на плечи. Его пальцы заскользили вниз, ласково коснулись ее груди. Он перегнулся через спинку и прикоснулся поцелуем к ее волосам.
– Ты закончила? – прошептал он.
Сердце молодой женщины глухо забилось, ее охватило знакомое чувственное волнение от его прикосновений.
– Да, – пробормотала она.
Дыхание Тины перехватило, и внезапно нахлынувшее желание заставило ее забыть обо всем.
– Я ждал, пока ты придешь и выскажешь свое мнение об этой пьесе, – сказал Дьюк с вопросительной интонацией. – Прошло так много времени. Я уже стал гадать, что значит столь долгое отсутствие – восторг или крайнее осуждение, – грустно-ироническим тоном добавил он.
– Ты же знаешь, что это прекрасно, Дьюк. Ты можешь дать ее почитать любому и услышишь тот же ответ.
– Хм… – Он снова поцеловал ее волосы. – А что бы сказала именно ты?
– Что я так рада быть здесь, с тобой.
Она обернулась к нему, улыбаясь. С чувственным стоном он подхватил ее под мышки, вытянул из кресла и закружил вокруг себя, то тесно прижимая, то поднимая на вытянутых руках.
– А теперь скажи, – потребовал он, любуясь блеском ее глаз, – ты уже можешь представить действие на сцене?
– У меня даже появились кое-какие идеи по этому поводу.
Он загадочно улыбнулся.
– Так пойдем в постель и подшлифуем кое-какие твои идеи. А завтра погрузимся в дела.
В понедельник утром Дьюк действительно с головой окунулся в дела, потащив Тину на встречу со своим юристом. Ему хотелось законным образом заверить контракт, прежде чем приглашать Тину на более важные встречи.
Энн Йорк, высокая худощавая дама лет сорока пяти, была воплощением деловитости и элегантности. На этот образ работали и аккуратно, волосок к волоску, уложенные рыжеватые волосы, и строгий темно-зеленый костюм, и туфли на низком каблуке. У нее было узкое бледное лицо с тонким носом и светло-серыми глазами, смотревшими спокойно и уверенно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37