«Стучим. Если не откроют – ломаем».
В номере темно. Горит одна лампа в углу, занавешенная полотенцем. М-р Норман не уверен, что любит «Медведя-пр. – Акулы», но почему-то он чувствует, что все так и должно быть. Ему бы хотелось, чтобы Кертис не увязался за ним, но, пожалуй, оно и к лучшему. Все обычно в итоге оказывается хорошо.
Сектанты раскладывают подробную карту Дарвин-Дома на широченной (king-size) кровати. Отдельные ключевые места обведены красным.
Один из сектантов в темном углу говорит: «Эти антилиндбергцы – полные придурки».
Один из сектантов в другом темном углу говорит: «Короче, Панда, Американский Черный и Гималайский заходят в бар».
Начальник Полиции Нравов стучит в дверь.
Главарь секты говорит: «Кто там?» Кошмарный фальцет.
Начальник Полиции Нравов говорит: «Горничная». Получше, но не убедительно.
Сектант в углу говорит: «Тут Панда говорит: «Дайте мне ром с кока-колой».
Главарь секты говорит: «Зайдите завтра».
Полиция Нравов вышибает дверь и врывается внутрь, на вид – точь-в-точь такая же натренированная и умелая, как ваши типичные Телевизионные Полиции Нравов.
Пистолет говорит: «Бах».
Еще один пистолет говорит: «Бах».
Смертельно раненые сектанты и полицейские общаются на клекочущем пиджине боли.
М-р Норман и его сын выскакивают в патио. Кертис прячется за пластиковым стулом. М-р Норман карабкается через ограждение и сигает с третьего этажа на «астроторф». Он пытается перекатом погасить удар, как делают сигающие по телевизору. Искусственная трава жалит его плечи.
Кертис взбирается на тонкую перекладину ограждения и стоит. Пули свистят в ночи. Они летят над ним, рядом с ним, между его пухлыми ножками.
Мальчишка словно заговорен.
И он – он улыбается, ему весело, он любит своего старика, Отца Года, они вместе проводят ночь в городе. Он ведь улыбается, этот мальчик на балконе?
Кертис говорит: «Я не могу».
М-р Норман говорит: «Прыгай, Кертис».
Кертис говорит: «Мне страшно».
М-р Норман говорит: «Все хорошо».
Кертис прыгает, как аквалангисты прыгают в океан, возможно, охотники на акул, ластами вперед, и вот тут-то, летя вниз, он ударяется затылком о бетонную бровку балкона, и его в воздухе прошивает судорога, и мешком он падает в протянутые руки отца.
Свидетель, оказавшийся в городе ради большого Зрелища, говорит: «Это было круто».
84. Язык акулы
Я неплохо справился – семь из десяти.
У меня тоже.
Но у меня такое чувство, что вопрос насчет акульего языка неоднозначен.
То есть как?
Я чувствую, что вопрос или нужно выбросить, чтобы у меня было семь из девяти, или мой ответ следует засчитать, чтобы у меня было восемь из десяти.
Это же мелочь.
Просто из принципа.
Какой конкретно принцип ты здесь применяешь?
Это такое выражение.
Но все-таки есть какой-то конкретный принцип.
Из принципа – люди так все время говорят. Из принципа.
Само собой, но все-таки есть принцип, о котором они говорят.
Ну. Тогда справедливость. Честность.
Что нечестного в вопросе о языке?
Тут такой клубок – и разграничение, и определение. Вечная головная боль для мыслящего человека.
Что есть язык, ты хочешь сказать?
Ну да, то есть если ты станешь отпиливать ножки у стула, когда он перестанет и прекратит быть стулом?
В какой момент?
Точно так же, если ты сядешь на плоский камень, будет ли он стулом?
Разные течения мысли. Натуральная школа и всякое такое.
Наш язык называет реальность или вызывает существование реальности.
Но короткий хрящевой вырост на дне рта, это язык и для реалистов, и для номиналистов.
Не обязательно.
Я ответил на этот правильно, на № 1.
Его даже не называют языком. Они говорят так – басихиаль.
Из-за твоего предложения у меня останется либо шесть из девяти, либо шесть из десяти. Это отстой.
И еще, этот басихиаль, он не движется, ничего. Торчит себе без всякой пользы. Вынь у меня изо рта язык – мне его будет не хватать, уж не сомневайся.
Люди живут и без языков.
Слово язык должно на что-то указывать. У языка есть свойства. Местоположение, функции. Не всякий оральный выступ или вырост может быть языком. Иначе слово теряет всякую референтную силу.
Лично меня устраивает этот вопрос, как он есть.
85. Тридцать тысяч зубов
Семнадцать часов до «Медведя-пр. – Акулы», у нас на руках пострадавший ребенок.
Обычно в итоге все идет на лад.
Они просто нагнетают саспенс, потом показывают вам кучу рекламы, а потом возвращаются, и все налаживается, и вот тебе – зря беспокоился. Или еще, в наихудшем случае, они оставляют все висеть на волоске, и приходится ждать, но когда ты к ним присоединяешься на следующей неделе, то в итоге все налаживается, триумф человеческого духа.
Бездомный работник сферы развлечений на улице говорит: «У мальчишки трещина в черепе и мозговая гематома».
Другой бездомный развлекатель, великолепный пианист в расцвете таланта, говорит: «Да ну, у ребенка – шишка на башке, делов-то».
Я посмотрел, Интернет говорит, что существует 250 акул, еще он говорит, что существует 345 видов акул, а еще что – 400 видов акул. Ну и сколько, черт побери?
М-р Норман, как тряпичную куклу, несет Кертиса по улицам Лас-Вегаса. М-р Норман не может понять, как он себя чувствует, неся своего сына на руках – хорошим отцом или очень плохим отцом. В основном плохим.
Пьяный автомобилист говорит: «Эй, ты что, этого мальчишку в казино выиграл?»
Другой пьяный автомобилист говорит: «Эй, а пацаненок спит или помер?»
Инертный газ сияет и переливается. Здесь, на улицах Лас-Вегаса, или прекрасно, или отвратительно. Мерзко.
Кертис ничего не говорит, но он дышит, сразу внесем ясность.
Бомж от сферы развлечений говорит: «Я смотрел, что акулий зуб заменяется каждые восемь дней».
Полицейский, производящий арест, говорит: «Строго по графику или в среднем?»
Бомж-развлекатель, его зовут Уильям, говорит: «Это значит, что при средней ожидаемой продолжительности жизни акулы в двадцать – двадцать пять лет – некоторые из налимовых акул доживут вам и до ста, но мы их выведем за скобки как статистическую аномалию, – это значит, что акула, средняя акула, изнашивает тридцать тысяч зубов в течение жизни».
Полицейский бьет Уильяма по ребрам и говорит: «Ты, пьянь, сколько ж в тебе дерьма».
Уильям сгибается пополам, его руки за спиной закованы в наручники. Он говорит: «Я, может быть, и пьян», но его трудно расслышать, потому что он хватает ртом воздух.
Полицейский Комиссар говорит: «Я могу фактически гарантировать отсутствие взрывов во время матча».
Граффити, нарисованное спреем на тротуаре, говорит: «Винни-Пух-пр. – Челюстей».
М-р Норман, уже тяжело дыша, скрывается в холле «Римского Колизея». Кертис спит как младенец.
Уильям задыхается и говорит: «Тридцать тысяч, и это – правда».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
В номере темно. Горит одна лампа в углу, занавешенная полотенцем. М-р Норман не уверен, что любит «Медведя-пр. – Акулы», но почему-то он чувствует, что все так и должно быть. Ему бы хотелось, чтобы Кертис не увязался за ним, но, пожалуй, оно и к лучшему. Все обычно в итоге оказывается хорошо.
Сектанты раскладывают подробную карту Дарвин-Дома на широченной (king-size) кровати. Отдельные ключевые места обведены красным.
Один из сектантов в темном углу говорит: «Эти антилиндбергцы – полные придурки».
Один из сектантов в другом темном углу говорит: «Короче, Панда, Американский Черный и Гималайский заходят в бар».
Начальник Полиции Нравов стучит в дверь.
Главарь секты говорит: «Кто там?» Кошмарный фальцет.
Начальник Полиции Нравов говорит: «Горничная». Получше, но не убедительно.
Сектант в углу говорит: «Тут Панда говорит: «Дайте мне ром с кока-колой».
Главарь секты говорит: «Зайдите завтра».
Полиция Нравов вышибает дверь и врывается внутрь, на вид – точь-в-точь такая же натренированная и умелая, как ваши типичные Телевизионные Полиции Нравов.
Пистолет говорит: «Бах».
Еще один пистолет говорит: «Бах».
Смертельно раненые сектанты и полицейские общаются на клекочущем пиджине боли.
М-р Норман и его сын выскакивают в патио. Кертис прячется за пластиковым стулом. М-р Норман карабкается через ограждение и сигает с третьего этажа на «астроторф». Он пытается перекатом погасить удар, как делают сигающие по телевизору. Искусственная трава жалит его плечи.
Кертис взбирается на тонкую перекладину ограждения и стоит. Пули свистят в ночи. Они летят над ним, рядом с ним, между его пухлыми ножками.
Мальчишка словно заговорен.
И он – он улыбается, ему весело, он любит своего старика, Отца Года, они вместе проводят ночь в городе. Он ведь улыбается, этот мальчик на балконе?
Кертис говорит: «Я не могу».
М-р Норман говорит: «Прыгай, Кертис».
Кертис говорит: «Мне страшно».
М-р Норман говорит: «Все хорошо».
Кертис прыгает, как аквалангисты прыгают в океан, возможно, охотники на акул, ластами вперед, и вот тут-то, летя вниз, он ударяется затылком о бетонную бровку балкона, и его в воздухе прошивает судорога, и мешком он падает в протянутые руки отца.
Свидетель, оказавшийся в городе ради большого Зрелища, говорит: «Это было круто».
84. Язык акулы
Я неплохо справился – семь из десяти.
У меня тоже.
Но у меня такое чувство, что вопрос насчет акульего языка неоднозначен.
То есть как?
Я чувствую, что вопрос или нужно выбросить, чтобы у меня было семь из девяти, или мой ответ следует засчитать, чтобы у меня было восемь из десяти.
Это же мелочь.
Просто из принципа.
Какой конкретно принцип ты здесь применяешь?
Это такое выражение.
Но все-таки есть какой-то конкретный принцип.
Из принципа – люди так все время говорят. Из принципа.
Само собой, но все-таки есть принцип, о котором они говорят.
Ну. Тогда справедливость. Честность.
Что нечестного в вопросе о языке?
Тут такой клубок – и разграничение, и определение. Вечная головная боль для мыслящего человека.
Что есть язык, ты хочешь сказать?
Ну да, то есть если ты станешь отпиливать ножки у стула, когда он перестанет и прекратит быть стулом?
В какой момент?
Точно так же, если ты сядешь на плоский камень, будет ли он стулом?
Разные течения мысли. Натуральная школа и всякое такое.
Наш язык называет реальность или вызывает существование реальности.
Но короткий хрящевой вырост на дне рта, это язык и для реалистов, и для номиналистов.
Не обязательно.
Я ответил на этот правильно, на № 1.
Его даже не называют языком. Они говорят так – басихиаль.
Из-за твоего предложения у меня останется либо шесть из девяти, либо шесть из десяти. Это отстой.
И еще, этот басихиаль, он не движется, ничего. Торчит себе без всякой пользы. Вынь у меня изо рта язык – мне его будет не хватать, уж не сомневайся.
Люди живут и без языков.
Слово язык должно на что-то указывать. У языка есть свойства. Местоположение, функции. Не всякий оральный выступ или вырост может быть языком. Иначе слово теряет всякую референтную силу.
Лично меня устраивает этот вопрос, как он есть.
85. Тридцать тысяч зубов
Семнадцать часов до «Медведя-пр. – Акулы», у нас на руках пострадавший ребенок.
Обычно в итоге все идет на лад.
Они просто нагнетают саспенс, потом показывают вам кучу рекламы, а потом возвращаются, и все налаживается, и вот тебе – зря беспокоился. Или еще, в наихудшем случае, они оставляют все висеть на волоске, и приходится ждать, но когда ты к ним присоединяешься на следующей неделе, то в итоге все налаживается, триумф человеческого духа.
Бездомный работник сферы развлечений на улице говорит: «У мальчишки трещина в черепе и мозговая гематома».
Другой бездомный развлекатель, великолепный пианист в расцвете таланта, говорит: «Да ну, у ребенка – шишка на башке, делов-то».
Я посмотрел, Интернет говорит, что существует 250 акул, еще он говорит, что существует 345 видов акул, а еще что – 400 видов акул. Ну и сколько, черт побери?
М-р Норман, как тряпичную куклу, несет Кертиса по улицам Лас-Вегаса. М-р Норман не может понять, как он себя чувствует, неся своего сына на руках – хорошим отцом или очень плохим отцом. В основном плохим.
Пьяный автомобилист говорит: «Эй, ты что, этого мальчишку в казино выиграл?»
Другой пьяный автомобилист говорит: «Эй, а пацаненок спит или помер?»
Инертный газ сияет и переливается. Здесь, на улицах Лас-Вегаса, или прекрасно, или отвратительно. Мерзко.
Кертис ничего не говорит, но он дышит, сразу внесем ясность.
Бомж от сферы развлечений говорит: «Я смотрел, что акулий зуб заменяется каждые восемь дней».
Полицейский, производящий арест, говорит: «Строго по графику или в среднем?»
Бомж-развлекатель, его зовут Уильям, говорит: «Это значит, что при средней ожидаемой продолжительности жизни акулы в двадцать – двадцать пять лет – некоторые из налимовых акул доживут вам и до ста, но мы их выведем за скобки как статистическую аномалию, – это значит, что акула, средняя акула, изнашивает тридцать тысяч зубов в течение жизни».
Полицейский бьет Уильяма по ребрам и говорит: «Ты, пьянь, сколько ж в тебе дерьма».
Уильям сгибается пополам, его руки за спиной закованы в наручники. Он говорит: «Я, может быть, и пьян», но его трудно расслышать, потому что он хватает ртом воздух.
Полицейский Комиссар говорит: «Я могу фактически гарантировать отсутствие взрывов во время матча».
Граффити, нарисованное спреем на тротуаре, говорит: «Винни-Пух-пр. – Челюстей».
М-р Норман, уже тяжело дыша, скрывается в холле «Римского Колизея». Кертис спит как младенец.
Уильям задыхается и говорит: «Тридцать тысяч, и это – правда».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44