». И я видел, как плавно и независимо шла Таня. На крики мальчишек она не обращала никакого внимания.
И снова я встретил ее на лестничной площадке, когда Таня возвращалась от Верки. Я хотел посторониться, чтобы она прошла, но Таня вдруг остановилась.
– Здравствуй, – сказала она.
– Здравствуй.
Она молчала, и я тоже не знал, что ей еще сказать. Было слышно, как Силин играл «Неаполитанскую песенку». Особенно мне нравились места, где мелодия вдруг обрывалась, а потом как бы вдогонку ей летела еще одна протяжная нота. Про себя я даже повторил за трубой.
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля…ля,
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля…ля…
Но что же сказать Тане? Не стоять же таким истуканом.
Наконец я бухнул:
– Ты… это… правда Русалку играешь?
– Правда, – сразу ответила она, – только не Русалку, а Русалочку.
– Русалочку?
– Да. Это дочь Русалки.
– Дочь?
Я и сам чувствовал, что вопросы мои идиотские. Но Таня не рассмеялась.
– Дочь ее и князя.
На этот раз я ничего не спросил, но Таня отлично поняла, что «Русалку» я не знаю, хотя и сказал:
– Ага!
– Хочешь, я тебе книгу дам, ты там обо всем прочитаешь? – И, не дожидаясь моего ответа, она предложила: – Пошли.
Только когда мы переступили порог ее комнаты, я вспомнил про Загонялу. Но отступать было поздно. Старик шел нам навстречу.
– Познакомьтесь, – сказала Таня, – это мой дедушка Иван Денисович.
– Эдик, – произнес я.
Я подумал: вот сейчас он начнет меня распекать! Сколько раз я вместе с другими кричал: «Загоняла!» Зачем кричал? Не знаю. Может, и те, другие, тоже не знают? Глупо как-то.
Но старик сказал:
– Присаживайтесь, молодые люди. А может, мы чаю выпьем?
– Спасибо. – Я поерзал на стуле. – Я на минутку зашел, за книгой.
– За какой, позвольте полюбопытствовать?
Я почувствовал, что начинаю краснеть. Что у меня за дурацкая привычка, нет, не привычка, а свойство: чуть что – я уже краснею! Просто не знаю, куда деться в такой момент.
Выручила Таня. Она сказала:
– Эдик хочет почитать пушкинскую «Русалку».
– А! Это хороню, – произнес Иван Денисович. – Это похвально.
«Вот еще! Нужна мне больно его похвала», – подумал я, но, конечно, промолчал. Я стал смотреть на полки с книгами, на картины и портреты. А на потолке висел голубовато-зеленый плафон – тот самый, от которого вечером струился мягкий, подводный свет.
Таня тем временем принесла чайник, расставила чашки, достала сахар и печенье. Она делала все это быстро, но как-то незаметно, без суеты. Лишь теперь я рассмотрел, что и глаза у нее были зеленоватые, как тот плафон.
Посидели, попили чай. Таня рассказывала, что скоро премьера, все очень волнуются, и она тоже волнуется, но режиссер похвалил ее и сказал, что все будет хорошо.
– А через неделю у нас генералка, – закончила Таня. – Вот!
– Ты бы и пригласила Эдика на генеральную репетицию, – вставил Иван Денисович, пока я раздумывал, что же это значит – генералка.
– Конечно. Только нам еще не дали пригласительных билетов.
Мы поговорили еще немного, а затем я взял книгу и ушел.
Во дворе я оглянулся на их окно. Оно, бледно-зеленое и прохладное, показалось мне кусочком морского дна. И вот в окне появилась Таня. «Русалка, – подумал я про нее. – Русалочка». А прическа «конский хвостик» ей идет. Если распустить его, волосы разметнутся по плечам, но спине – и Таня тогда, наверное, будет совсем как настоящая русалка.
Книга мне не очень-то понравилась. Князь полюбил дочь Мельника и хотел жениться на ней. А потом взял да и женился на другой. С горя Мельникова дочь утопилась и стала Русалкой. Мельник сошел с ума. Князю тоже, видно, несладко пришлось. А Русалка родила девочку в своем подводном царстве. И девочка выходила на берег и встречалась со своим сумасшедшим дедом. А однажды она встретилась с Князем. Он удивился и спросил: «Откуда ты, прелестное дитя?» Вот и все.
А я-то думал, что там что-нибудь страшное происходит, как, например, в кинокартине «Вий» у Гоголя.
Через несколько дней я книжку вернул.
Таня открыла мне дверь, и я сразу же заметил, что «конского хвостика» уже нет. У нее была теперь короткая, почти мальчишеская стрижка. Так ей тоже шло. Правда, вначале я как-то не мог привыкнуть к этому.
– Понравилась? – спросила Таня, взяв у меня книгу.
– Ага, – сказал я из приличия. – Здорово там это… Мельник Князя пугает… «Я ворон! – кричит. – Я ворон!»
Таня рассмеялась.
– Послезавтра дадут пригласительные. Посмотришь.
– Таня, – заметил Иван Денисович, – ты же знаешь, про оперы говорят: послушаешь.
– А иногда – посмотришь, – быстро ответила она, сверкнула своими зеленоватыми глазами и снова рассмеялась.
Почему она смеется, я не понимал. Но мне нравился ее смех. От него становилось тепло и чуть тревожно. Во мне теперь что-то сладко вздрагивало, когда я слышал, как она смеется. Смех ее был звонкий и очень короткий, словно всплеск на пустынной реке.
Я вдруг захотел, чтобы она что-нибудь для меня сделала. Что-то такое необходимое. Мне казалось, что и Тане будет приятно это сделать. Только я никак не мог придумать это необходимое.
Когда я уже прощался, я взглянул случайно на окно и…
– Таня, – сказал я, – ты вечером сможешь подойти к окну?
– Смогу, а зачем? – Уголки ее губ чуть приподнялись.
– Просто так. Подойди на две минуты, ладно?
– Ладно, а во сколько?
– Ну… ну ровно в десять.
– Угу, – кивнула она.
Ровно в десять, когда уже было темно, я стоял под деревом, что росло напротив ее окна.
Подойти она не забыла, и мне было очень приятно увидеть ее в зеленом «кусочке морского дна». Меня она вряд ли видела, хотя и смотрела какое-то время вниз на дерево.
Это повторилось и назавтра, хотя я не просил се. Она опять посмотрела в сторону дерева. А может, Таня меня все же рассмотрела? Я весь вечер думал об этом, а потом долго не мог уснуть.
На следующий день, когда я стоял с ребятами около своего подъезда, вдруг появилась Таня.
Все взглянули на меня (во дворе, конечно, заметили, что я стал посматривать на ее окно), и я тут же почувствовал, как предательски краснеет мое лицо.
Таня направилась прямо к нам.
В руке у нее белел какой-то листок.
– Вот пригласительный, – сказала она, – начало сегодня в двенадцать.
Рука моя не поднималась, чтобы взять этот листок.
– Я не могу, – выдавил наконец я. – Мне нужно… это… к тетке. Она на дачу переезжает. В Малановку… правда.
Таня повернулась и пошла на улицу.
– А Русалка-то без хвоста, – сказал кто-то. И другой добавил:
– Чем же она теперь рыб отгонять будет?
Все засмеялись, а Виталька спросил:
– Куда это она пригласительный давала?
– Да так, – сказал я, – на генеральскую репетицию.
– «На генеральскую»! – захохотал Виталька. – Ой, уморил!
– На генеральную, – поправился я, но все кругом валились от смеха.
В театр я все же попал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
И снова я встретил ее на лестничной площадке, когда Таня возвращалась от Верки. Я хотел посторониться, чтобы она прошла, но Таня вдруг остановилась.
– Здравствуй, – сказала она.
– Здравствуй.
Она молчала, и я тоже не знал, что ей еще сказать. Было слышно, как Силин играл «Неаполитанскую песенку». Особенно мне нравились места, где мелодия вдруг обрывалась, а потом как бы вдогонку ей летела еще одна протяжная нота. Про себя я даже повторил за трубой.
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля…ля,
Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля…ля…
Но что же сказать Тане? Не стоять же таким истуканом.
Наконец я бухнул:
– Ты… это… правда Русалку играешь?
– Правда, – сразу ответила она, – только не Русалку, а Русалочку.
– Русалочку?
– Да. Это дочь Русалки.
– Дочь?
Я и сам чувствовал, что вопросы мои идиотские. Но Таня не рассмеялась.
– Дочь ее и князя.
На этот раз я ничего не спросил, но Таня отлично поняла, что «Русалку» я не знаю, хотя и сказал:
– Ага!
– Хочешь, я тебе книгу дам, ты там обо всем прочитаешь? – И, не дожидаясь моего ответа, она предложила: – Пошли.
Только когда мы переступили порог ее комнаты, я вспомнил про Загонялу. Но отступать было поздно. Старик шел нам навстречу.
– Познакомьтесь, – сказала Таня, – это мой дедушка Иван Денисович.
– Эдик, – произнес я.
Я подумал: вот сейчас он начнет меня распекать! Сколько раз я вместе с другими кричал: «Загоняла!» Зачем кричал? Не знаю. Может, и те, другие, тоже не знают? Глупо как-то.
Но старик сказал:
– Присаживайтесь, молодые люди. А может, мы чаю выпьем?
– Спасибо. – Я поерзал на стуле. – Я на минутку зашел, за книгой.
– За какой, позвольте полюбопытствовать?
Я почувствовал, что начинаю краснеть. Что у меня за дурацкая привычка, нет, не привычка, а свойство: чуть что – я уже краснею! Просто не знаю, куда деться в такой момент.
Выручила Таня. Она сказала:
– Эдик хочет почитать пушкинскую «Русалку».
– А! Это хороню, – произнес Иван Денисович. – Это похвально.
«Вот еще! Нужна мне больно его похвала», – подумал я, но, конечно, промолчал. Я стал смотреть на полки с книгами, на картины и портреты. А на потолке висел голубовато-зеленый плафон – тот самый, от которого вечером струился мягкий, подводный свет.
Таня тем временем принесла чайник, расставила чашки, достала сахар и печенье. Она делала все это быстро, но как-то незаметно, без суеты. Лишь теперь я рассмотрел, что и глаза у нее были зеленоватые, как тот плафон.
Посидели, попили чай. Таня рассказывала, что скоро премьера, все очень волнуются, и она тоже волнуется, но режиссер похвалил ее и сказал, что все будет хорошо.
– А через неделю у нас генералка, – закончила Таня. – Вот!
– Ты бы и пригласила Эдика на генеральную репетицию, – вставил Иван Денисович, пока я раздумывал, что же это значит – генералка.
– Конечно. Только нам еще не дали пригласительных билетов.
Мы поговорили еще немного, а затем я взял книгу и ушел.
Во дворе я оглянулся на их окно. Оно, бледно-зеленое и прохладное, показалось мне кусочком морского дна. И вот в окне появилась Таня. «Русалка, – подумал я про нее. – Русалочка». А прическа «конский хвостик» ей идет. Если распустить его, волосы разметнутся по плечам, но спине – и Таня тогда, наверное, будет совсем как настоящая русалка.
Книга мне не очень-то понравилась. Князь полюбил дочь Мельника и хотел жениться на ней. А потом взял да и женился на другой. С горя Мельникова дочь утопилась и стала Русалкой. Мельник сошел с ума. Князю тоже, видно, несладко пришлось. А Русалка родила девочку в своем подводном царстве. И девочка выходила на берег и встречалась со своим сумасшедшим дедом. А однажды она встретилась с Князем. Он удивился и спросил: «Откуда ты, прелестное дитя?» Вот и все.
А я-то думал, что там что-нибудь страшное происходит, как, например, в кинокартине «Вий» у Гоголя.
Через несколько дней я книжку вернул.
Таня открыла мне дверь, и я сразу же заметил, что «конского хвостика» уже нет. У нее была теперь короткая, почти мальчишеская стрижка. Так ей тоже шло. Правда, вначале я как-то не мог привыкнуть к этому.
– Понравилась? – спросила Таня, взяв у меня книгу.
– Ага, – сказал я из приличия. – Здорово там это… Мельник Князя пугает… «Я ворон! – кричит. – Я ворон!»
Таня рассмеялась.
– Послезавтра дадут пригласительные. Посмотришь.
– Таня, – заметил Иван Денисович, – ты же знаешь, про оперы говорят: послушаешь.
– А иногда – посмотришь, – быстро ответила она, сверкнула своими зеленоватыми глазами и снова рассмеялась.
Почему она смеется, я не понимал. Но мне нравился ее смех. От него становилось тепло и чуть тревожно. Во мне теперь что-то сладко вздрагивало, когда я слышал, как она смеется. Смех ее был звонкий и очень короткий, словно всплеск на пустынной реке.
Я вдруг захотел, чтобы она что-нибудь для меня сделала. Что-то такое необходимое. Мне казалось, что и Тане будет приятно это сделать. Только я никак не мог придумать это необходимое.
Когда я уже прощался, я взглянул случайно на окно и…
– Таня, – сказал я, – ты вечером сможешь подойти к окну?
– Смогу, а зачем? – Уголки ее губ чуть приподнялись.
– Просто так. Подойди на две минуты, ладно?
– Ладно, а во сколько?
– Ну… ну ровно в десять.
– Угу, – кивнула она.
Ровно в десять, когда уже было темно, я стоял под деревом, что росло напротив ее окна.
Подойти она не забыла, и мне было очень приятно увидеть ее в зеленом «кусочке морского дна». Меня она вряд ли видела, хотя и смотрела какое-то время вниз на дерево.
Это повторилось и назавтра, хотя я не просил се. Она опять посмотрела в сторону дерева. А может, Таня меня все же рассмотрела? Я весь вечер думал об этом, а потом долго не мог уснуть.
На следующий день, когда я стоял с ребятами около своего подъезда, вдруг появилась Таня.
Все взглянули на меня (во дворе, конечно, заметили, что я стал посматривать на ее окно), и я тут же почувствовал, как предательски краснеет мое лицо.
Таня направилась прямо к нам.
В руке у нее белел какой-то листок.
– Вот пригласительный, – сказала она, – начало сегодня в двенадцать.
Рука моя не поднималась, чтобы взять этот листок.
– Я не могу, – выдавил наконец я. – Мне нужно… это… к тетке. Она на дачу переезжает. В Малановку… правда.
Таня повернулась и пошла на улицу.
– А Русалка-то без хвоста, – сказал кто-то. И другой добавил:
– Чем же она теперь рыб отгонять будет?
Все засмеялись, а Виталька спросил:
– Куда это она пригласительный давала?
– Да так, – сказал я, – на генеральскую репетицию.
– «На генеральскую»! – захохотал Виталька. – Ой, уморил!
– На генеральную, – поправился я, но все кругом валились от смеха.
В театр я все же попал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42