Да что же это такое! С каких это пор врач из другого отделения отдает ей распоряжения?! Надо пожаловаться непосредственному начальнику, ординатору хирургического отделения, доктору Карлу Хайнце. Что, в самом деле, за наглость? Этот Рютгард – дерматолог, вот пусть и занимается своими заживо гниющими проститутками и похотливыми буржуа, доедаемыми сифилисом третьей стадии! (Тут сестра Термина постаралась прогнать грешные мысли, которые совсем не подобали ей, исполненной достоинства и умиротворения труженице, за спиной у которой долгие годы служения ближним.) Два санитара провезли на каталке в сторону операционной толстопузого Карла Хадамицкого, находящегося под действием морфия. Тому предстояло свидание с дренажом и скальпелем на предмет удаления раковой опухоли почки.
За каталкой поспешал какой-то господин в расстегнутом пиджаке, обмахивающийся котелком. Сестра Термина на мгновение засмотрелась на него: смуглое мужественное лицо, покрытое щетиной, широкие плечи и черные волнистые волосы. Мимо поста медсестры мужчина проскочил молча, не объяснив, кто он такой и что здесь делает.
Ну это уж слишком!
– Эй, господин хороший! – Голос у сестры Термины был громкий и низкий. – Вы к кому-нибудь из наших больных?! Сначала необходимо зарегистрироваться у меня!
– Эберхард Мок, – произнес мужчина хриплым басом. – Я к своему отцу, Виллибальду Моку.
Представившись, мужчина надел котелок и сразу же снял, поприветствовав, таким образом, сестру Термину. Поклон получился церемонный и одновременно иронический. Затем, не спросив позволения, наглец помчался дальше по коридору.
– Виллибальд Мок, Виллибальд Мок… – повторяла разъяренная сестра, водя пальцем по столбцу фамилий. Ах, тот, что попал в наше отделение по указанию доктора Рютгарда, пациент, которому необходимо особое внимание! Что такое «особое внимание»? Всем необходимо особое внимание, не только пожилому господину Виллибальду Моку! Ну уж я с этим разберусь!
Сестра Термина потянулась к телефону, набрала домашний номер ординатора.
– Квартира доктора Хайнце, – раздался в трубке хорошо поставленный мужской голос.
– Это сестра Термина из городской клиники Венцеля-Ханке. Могу я поговорить с герром доктором?
Камердинер не удостоил ее ответом и положил трубку рядом с телефоном. Он всегда так поступал – сестра это знала, – когда слышал только имя-фамилию, без ученой степени. До сестры Термины донеслись звуки фортепьяно, веселые голоса и звон бокалов – у доктора были гости.
– Слушаю вас, сестра. – Тон у Хайнце был не слишком дружелюбный.
– Господин профессор, этот доктор Рютгард с отделения заразных болезней возомнил о себе и дает мне указания насчет…
– Все ясно, – несколько раздраженно прервал ее Хайнце. – Прошу выслушать меня внимательно. Все распоряжения доктора Рютгарда считайте моими распоряжениями. Вы меня хорошо поняли? – Брошенная трубка звякнула.
Раздражение уступило место любопытству. Кто же он, этот пожилой господин с сотрясением мозга и сломанной в двух местах ногой? Какая-то важная персона, это несомненно. То-то Рютгард потребовал перевести его в отдельную палату и обеспечить круглосуточное наблюдение. А тут еще и сынок явился… Элегантен и хамоват.
Сестра Термина направилась по коридору к отдельной палате, где лежал пожилой господин Мок. Сам шелест ее накрахмаленного передника пробуждал в больных жизненные силы и надежду. Прочь боль! Сейчас сестра Термина сделает укол, поглядит снисходительно, и на них снизойдет умиротворение и покой!
Но надежды пациентов оказались тщетными. Сестра Термина постучалась в дверь отдельной палаты и вошла, хоть никто и не ответил. Да и кому было отвечать! Мок-старший лежал без сознания, а его сын прижимал к губам отцовскую руку со следами уколов. Сестра Термина посмотрела на Мока-младшего и почувствовала отвращение. При виде плачущих мужчин ей всегда делалось противно.
Бреслау, суббота, 26 сентября 1919 года, одиннадцать ночи
Сестра Термина с уткой в руках подошла к отдельной палате и распахнула дверь настежь в полной уверенности, что снова увидит двух спящих мужчин. Наверное, душевные и телесные муки измотали обоих, сказала себе сестра Термина высоким стилем. Но безошибочная интуиция на этот раз ее подвела. Никто не спал. Мок-старший при виде монахини прервал какое-то длинное рассуждение и с видимой радостью принял от нее утку. Мок-младший, чтобы не смущать отца, вышел в коридор и закурил. Немного погодя сестра Термина вынесла из палаты урильник и, памятуя о жестких указаниях доктора Хайнце, не решилась сделать замечание курильщику. Мок-младший, казалось, прочел ее мысли: затушил о подошву окурок, завернул в бумажку и вернулся в палату. Сестра задвинула судно под стоящую в коридоре каталку, полную чистых простыней, сняла свой неохватный головной убор и приложила ухо к щели в дверях.
– Если бы ты был тогда дома, – донесся до нее приглушенный стон больного, – то прогнал бы взломщика, устроившего ночной переполох…
– Это не взломщик, отец, – возразил ему хриплый бас. – Взломщики орудуют бесшумно… Если бы вы, отец, согласились переехать из этого дома, если бы не ваше упрямство, не было бы и несчастного случая…
– Если бы да кабы… – По всей видимости, силы возвращались к старику: сына он передразнил довольно удачно. – Вот ведь гад какой… Я у него во всем виноват… Да неужто? А кто уехал с девкой неизвестно куда и бросил старого отца одного? Кто? Кикимора болотная? Нет, мой сын Эберхард собственной персоной! Подыхай, старик, пришло твое время… Отблагодарил отца…
– А за что мне быть вам благодарным?
Сестра Термина неоднократно слышала этот тон, этот сдавленный тембр. Так говорят те, кто, узнав о смерти близких, отчаянно пытаются не проявить слабости на людях. Интонация, натянутая на диаметрально противоположные ноты, словно мутация голоса у подростка.
Стало тихо. Негромко шипел пар в стерилизаторах, постанывали во сне больные. В операционной звякнула о каменный пол металлическая посудина, заполненная новообразованиями, вырезанными из господина Хадамицкого. Клиника засыпала, во влажных уголках под раковинами и канализационными трубами пробуждались тараканы.
Сестра Термина уже не только подслушивала, но и подглядывала. Больной крепко сжимал руку сына. Ладони у обоих были одинаковые, с короткими толстыми пальцами.
– Твоя правда. – Голос старика напоминал предсмертный хрип умирающего, лицо исказилось в приступе боли. – Обрюхатить бабу может любой дурак. Твоя правда… Только за это ты можешь меня благодарить…
Сын сжал отцу руку так сильно, что старикова нога в деревянной шине задрожала – сестра Термина сама видела.
– Я больше никогда не расстанусь с тобой, – прохрипел Мок-младший, поднялся и бросился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
За каталкой поспешал какой-то господин в расстегнутом пиджаке, обмахивающийся котелком. Сестра Термина на мгновение засмотрелась на него: смуглое мужественное лицо, покрытое щетиной, широкие плечи и черные волнистые волосы. Мимо поста медсестры мужчина проскочил молча, не объяснив, кто он такой и что здесь делает.
Ну это уж слишком!
– Эй, господин хороший! – Голос у сестры Термины был громкий и низкий. – Вы к кому-нибудь из наших больных?! Сначала необходимо зарегистрироваться у меня!
– Эберхард Мок, – произнес мужчина хриплым басом. – Я к своему отцу, Виллибальду Моку.
Представившись, мужчина надел котелок и сразу же снял, поприветствовав, таким образом, сестру Термину. Поклон получился церемонный и одновременно иронический. Затем, не спросив позволения, наглец помчался дальше по коридору.
– Виллибальд Мок, Виллибальд Мок… – повторяла разъяренная сестра, водя пальцем по столбцу фамилий. Ах, тот, что попал в наше отделение по указанию доктора Рютгарда, пациент, которому необходимо особое внимание! Что такое «особое внимание»? Всем необходимо особое внимание, не только пожилому господину Виллибальду Моку! Ну уж я с этим разберусь!
Сестра Термина потянулась к телефону, набрала домашний номер ординатора.
– Квартира доктора Хайнце, – раздался в трубке хорошо поставленный мужской голос.
– Это сестра Термина из городской клиники Венцеля-Ханке. Могу я поговорить с герром доктором?
Камердинер не удостоил ее ответом и положил трубку рядом с телефоном. Он всегда так поступал – сестра это знала, – когда слышал только имя-фамилию, без ученой степени. До сестры Термины донеслись звуки фортепьяно, веселые голоса и звон бокалов – у доктора были гости.
– Слушаю вас, сестра. – Тон у Хайнце был не слишком дружелюбный.
– Господин профессор, этот доктор Рютгард с отделения заразных болезней возомнил о себе и дает мне указания насчет…
– Все ясно, – несколько раздраженно прервал ее Хайнце. – Прошу выслушать меня внимательно. Все распоряжения доктора Рютгарда считайте моими распоряжениями. Вы меня хорошо поняли? – Брошенная трубка звякнула.
Раздражение уступило место любопытству. Кто же он, этот пожилой господин с сотрясением мозга и сломанной в двух местах ногой? Какая-то важная персона, это несомненно. То-то Рютгард потребовал перевести его в отдельную палату и обеспечить круглосуточное наблюдение. А тут еще и сынок явился… Элегантен и хамоват.
Сестра Термина направилась по коридору к отдельной палате, где лежал пожилой господин Мок. Сам шелест ее накрахмаленного передника пробуждал в больных жизненные силы и надежду. Прочь боль! Сейчас сестра Термина сделает укол, поглядит снисходительно, и на них снизойдет умиротворение и покой!
Но надежды пациентов оказались тщетными. Сестра Термина постучалась в дверь отдельной палаты и вошла, хоть никто и не ответил. Да и кому было отвечать! Мок-старший лежал без сознания, а его сын прижимал к губам отцовскую руку со следами уколов. Сестра Термина посмотрела на Мока-младшего и почувствовала отвращение. При виде плачущих мужчин ей всегда делалось противно.
Бреслау, суббота, 26 сентября 1919 года, одиннадцать ночи
Сестра Термина с уткой в руках подошла к отдельной палате и распахнула дверь настежь в полной уверенности, что снова увидит двух спящих мужчин. Наверное, душевные и телесные муки измотали обоих, сказала себе сестра Термина высоким стилем. Но безошибочная интуиция на этот раз ее подвела. Никто не спал. Мок-старший при виде монахини прервал какое-то длинное рассуждение и с видимой радостью принял от нее утку. Мок-младший, чтобы не смущать отца, вышел в коридор и закурил. Немного погодя сестра Термина вынесла из палаты урильник и, памятуя о жестких указаниях доктора Хайнце, не решилась сделать замечание курильщику. Мок-младший, казалось, прочел ее мысли: затушил о подошву окурок, завернул в бумажку и вернулся в палату. Сестра задвинула судно под стоящую в коридоре каталку, полную чистых простыней, сняла свой неохватный головной убор и приложила ухо к щели в дверях.
– Если бы ты был тогда дома, – донесся до нее приглушенный стон больного, – то прогнал бы взломщика, устроившего ночной переполох…
– Это не взломщик, отец, – возразил ему хриплый бас. – Взломщики орудуют бесшумно… Если бы вы, отец, согласились переехать из этого дома, если бы не ваше упрямство, не было бы и несчастного случая…
– Если бы да кабы… – По всей видимости, силы возвращались к старику: сына он передразнил довольно удачно. – Вот ведь гад какой… Я у него во всем виноват… Да неужто? А кто уехал с девкой неизвестно куда и бросил старого отца одного? Кто? Кикимора болотная? Нет, мой сын Эберхард собственной персоной! Подыхай, старик, пришло твое время… Отблагодарил отца…
– А за что мне быть вам благодарным?
Сестра Термина неоднократно слышала этот тон, этот сдавленный тембр. Так говорят те, кто, узнав о смерти близких, отчаянно пытаются не проявить слабости на людях. Интонация, натянутая на диаметрально противоположные ноты, словно мутация голоса у подростка.
Стало тихо. Негромко шипел пар в стерилизаторах, постанывали во сне больные. В операционной звякнула о каменный пол металлическая посудина, заполненная новообразованиями, вырезанными из господина Хадамицкого. Клиника засыпала, во влажных уголках под раковинами и канализационными трубами пробуждались тараканы.
Сестра Термина уже не только подслушивала, но и подглядывала. Больной крепко сжимал руку сына. Ладони у обоих были одинаковые, с короткими толстыми пальцами.
– Твоя правда. – Голос старика напоминал предсмертный хрип умирающего, лицо исказилось в приступе боли. – Обрюхатить бабу может любой дурак. Твоя правда… Только за это ты можешь меня благодарить…
Сын сжал отцу руку так сильно, что старикова нога в деревянной шине задрожала – сестра Термина сама видела.
– Я больше никогда не расстанусь с тобой, – прохрипел Мок-младший, поднялся и бросился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66