— Ну что, мой друг, вы уже знаете, как будете писать свой роман?
— Еще не совсем.
— Но время не терпит.
— Но я не могу так…
— Можете, мой друг, гений может все, даже то, чего не может, пишите, как будто сочиняете музыку.
Магистр разорвал пространство нервным движением рук, как дирижер невидимого, но всемогущего оркестра и тут же исчез.
Андрей долго не решался сесть за начало книги. Много курил, постоянно ходил по комнате и бесцельно смотрел в окно комнаты, выходившее на оживленную автотрассу. Однажды утром он заметил, что вместо рекламы сигарет, висевшей напротив его дома пять лет, на рекламном щите теперь красовалось аккуратно-небритое, уверенное в себе и в окружающем мире лицо человека, которое он вроде бы где-то видел. Он мучился больше недели, но так и не смог вспомнить, где и когда он видел это лицо. Надпись внизу лишь довершала его сомнения. Под волевым подбородком неизвестного было написано: «Скоро он придет и все изменится».
Это роковая обреченность давила на Андрея. Далекий от маркетингово-рекламных уловок, он не мог понять, как этот неизвестный человек может изменить все?
В очередной раз так и не решив измарать бумагу, Андрей лег спать. Сна не было. Вино не помогало. Мозг так лихорадочно работал, что трезвел моментально. Глубоко за полночь, борясь за глубокий сон, Андрей услышал скрежет металла. Он выглянул на улицу и увидел аварию на углу около дома. Грузовой автомобиль протаранил иномарку. Все остались живы, и водители спорили, кто же виноват. И вдруг его взгляд скользнул по мостовой и переместился на рекламный щит. И только теперь Андрей понял, где он видел это лицо. От откровения, внезапно посетившего его, он пришел в отчаяние, сменившееся восторгом. Это лицо он видел каждый день — у себя дома в собственном зеркале.
На рекламном плакате было его лицо и ярко подсвеченная софитами надпись: «Скоро он придет и все изменится».
Подсветка делала лицо Андрея еще более загадочным и непоколебимым. Волевой взгляд и воинственная щетина однозначно говорили — это лицо способно многое изменить. Андрей, не привыкший к публичности, был поражен. Неужели именно в этом и есть слава, в том, чтобы его все знали в лицо и показывали на него пальцем? Андрей несколько дней наблюдал за потоками машин, проносящихся мимо его дома, пытаясь понять, какое влияние на людей производит его портрет.
К своему удивлению, он обнаружил, что люди не поднимают голову выше линии горизонта и плакат не привлекает ни чьего внимания. И, в общем-то, не имеет никакого значения, что там изображено на этом столбе. Реклама сигарет или его, Андрея, физиономия.
Магистр, как всегда, появился неожиданно, из складок раскаленного воздуха.
— Да, лето нынче адское.
Магистр обтер лицо черным шелковым платком, который, впрочем, остался абсолютно сухим, и с Удивлением посмотрел на Андрея.
— Ну, как Вам? — спросил иностранец, улыбаясь сам себе.
— Да я не ожидал такого.
— Такого — что вы имеете в виду?
— Этот рекламный щит с моим лицом.
— Позвольте, но ведь вы были согласны.
— Конечно, но разве вот так?
— Пардон, мой милый друг, а как вы хотели?
— Я думал, люди начнут читать и обсуждать мою книгу.
— Да, мой друг, вы больны ложными истинами, теперь я это понимаю, и не спаси я вас, сгинули бы.
Магистр прошел по квартире решительным шагом и сказал:
— Отныне будете исполнять мои инструкции, делайте, что вам велят, и мы придем к успеху.
— Хорошо, — сказал Андрей и покорно склонил голову.
— Так-то лучше, заканчивайте книгу и несите ее в издательство Егора Краснова.
— Но… — пытался возразить Андрей.
— Никаких но!
— Я опустошен, — сказал тихо Андрей.
— Хотите увидеть настоящую пустыню?
— Зачем?
— Пустыня — как белый лист, там ничто не ограничивает свободу и ничто не дает ее…
Эти странные перемещения в пространстве с загадочным Магистром пробудили в Андрее жажду жизни. На свете оказалось так много всего, чего он, оказывается, не знал, и мир этот такой огромный, что способен проглотить его со всеми потрохами…
Утром следующего дня Варфоломеева разбудил телефонный звонок:
— Алло, Андрей Валерьевич, это издательство «Феникс», мы с нетерпением ждем вашу книгу, скажите, пожалуйста, сколько времени займет окончание романа?
Андрей теперь уже ничему не удивлялся, но был явно не готов ответить на этот вопрос.
— А скажите, сколько у меня вообще времени, чтобы закончить книгу?
— О, я полагаю, мы бы хотели увидеть весь текст не позднее чем через месяц.
— Хорошо, я принесу в издательство рукопись ровно через тридцать дней.
— Мы благодарим вас, Андрей Валерьевич.
Андрей достал огромную старую кожаную папку своего отца, ту самую, в которой он относил рукопись Краснову. В папке лежала пухлая пачка разнокалиберных листов, от ученической тетрадки до офисного А4, исписанных неровным, нервным почерком. Долго рассматривая записи, пытался привести их в порядок. Из обрывков мыслей, спонтанно записанных на бумаге, единая картина не складывалась, он мучился больше часа и решил переносить мысли с бумаги в компьютер, а потом из них лепить то, что должно было стать романом.
Андрей растворился в работе. Как сложную мозаику, начал он собирать свой роман из обрывков фраз, мыслей и новых чувств. То, что раньше давалось с трудом, теперь превращалось в волшебное полотно, он творил без сна и еды.
Андрей писал круглые сутки. Он провалился в роман, находя в нем новые, неожиданные повороты сюжета. Последнюю неделю он не спал вообще, проваливаясь в сон на час, не более. Над последними страницами он бился больше недели. Окончание романа требовало особых слов, но Андрей никак не мог их найти. В отчаянии он заснул на рабочем столе. Ему приснился сон, впервые за многие месяцы он был безмятежным. Ему снилась Она. Она пришла к нему в его квартиру и смотрела, как он пишет книгу. Ни одного слова, жеста или движения. Она безмолвно наблюдала за тем, как его пальцы в бешеном ритме набирают текст на компьютере. И он чувствовал ее всем телом и душой. Ощущение вселенского, огромного, всепожирающего счастья переполняло его, он растворился в этом состоянии, боясь проснуться.
Но гулкое, бескопромиссное московское утро выдернуло его из счастливого сна. Сон не покидал его, и он помнил его почти досконально. Еще никогда сны так не врезались в память. Обычно они быстро растворялись, оставляя смутные очертания. Но только не сегодня. Ему так захотелось ее увидеть.
Андрей ощутил, как жизнь возвращается к нему, как простые человеческие инстинкты и желания овладевают им. Он испытал физическую боль от невозможности увидеть ее, боль, пронизавшую не только душу, но тело. Он мысленно вызвал Магистра и упал от истощения.
Когда он очнулся, Магистр сидел в кресле с бокалом вина и загадочной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25