У Тео першило в горле, но он не пил. Нельзя расслабляться! Офелия Пепита пела, плясала, пила и смеялась, как запущенный на максимальное число оборотов эльф Пэк из «Сна в летнюю ночь».
Глаза на толстой физиономии Ливингстона заплыли от пьянства и стали похожи на серпики луны в последней четверти. Он извлек откуда-то свою форменную фуражку швейцара, да так и сидел в ней – одутловатый, с серым лицом и остекленелым взглядом.
Тео тенью скользил вдоль ряда кают. Надо что-то предпринять! Куда несется этот проклятый Богом корабль?
От жажды подкатывала дурнота. Из матросского кубрика просачивался свет. Тео разглядел Вихлястого Скелета, который вполне мог сойти за проповедника, и еще каких-то двух, совершенно незнакомых типов.
– Эта журналистка здорово придумала.
– Да, котелок у нее варит!.. Но главное – обезвредить Джимми От-Уха-До-Уха, – сказал один из незнакомцев.
Бедный капитан двух рангов!..
Хитрая бестия эта Лилиан!
Коренастый субъект зевнул и направился к двери, за которой притаился Тео. Ладно, за что боролись, на то и напоролись!.. Тео схватил табуретку и уложил коренастого наповал. Получил свое и Вихлястый Скелет: с окровавленной башкой свалился навзничь. Вцепившись друг другу в глотку, Тео и долговязый тип катались но полу. Наконец и третий злоумышленник застыл недвижно.
Тео связал всю троицу и ногами затолкал в тайник на дне. Ну, кто там у нас еще остался?… Тяжело дыша, Тео крался вдоль стены. У двери одной из кают он остановился. Изнутри доносился возбужденный голос футбольного судьи:
– Что вы обо мне знаете? Да ровным счетом ничего! Мне хотелось прославиться, и я даже сделал одно изобретение. А как футбольный судья я всегда придерживался принципа: «Корректность! Беспристрастность! Строгое соблюдение правил!»
В этот момент появился Сократ Швахта:
– До прибытия полиции никому не покидать корабль! Все морские проливы перекрыты. Как только причалим в Цюрихе, все будут подвергнуты личному досмотру! Пропала исключительно ценная вещь – подзорная труба!
Рыжий Васич крался за Тео по пятам, пока его самого не огрели по башке стулом. На голову Филиппа Язык-Без-Костей тоже свалилось нечто тяжелое. В результате оба угодили в тайник в трюме.
Тео поравнялся с кладовкой для инструментов.
Оттуда доносились голоса. Он приник ухом к двери. Лилиан!
– Значит, ваш отец… работал в цирке?
– Да… Дедушка много рассказывал мне про них… – со слезой в голосе говорил А. Винтер. – Звездой номера была мама – эквилибристка. Папа научился группировать свое тело и становился легким для подъема. Так что матушка держала бамбуковый шест, на верху которого балансировал отец.
Тео постучал в иллюминатор.
– Пожалуйста… уходите отсюда, – испуганно проговорила Лилиан при виде Тео.
– Мило с вашей стороны беспокоиться о моей безопасности.
– Тео… – дрожащим голосом произнесла дамочка и вышла ему навстречу.
– Я связал их, – с насмешкой начал свою обвинительную речь юноша, – и спровадил в трюм.
Внезапно Лилиан с силой толкнула Тео в грудь, так что он влетел в кладовку, и мигом заперла дверь.
Со злости Тео готов был биться головой об стенку…
Тем временем на палубе началась паника. Кому-то из пассажиров втемяшилось вдруг, что на корабле иссякли запасы провианта: ведь они все пьют и пьют не закусывая. Сократ Швахта обратился к своим спутникам с призывом сохранять спокойствие, но провалился в бочку для сбора дождевой воды, откуда его пришлось извлекать. Не стоит отчаиваться, твердил он, морякам известен проверенный способ против голодной смерти – матросский пир: по жребию съесть кого-нибудь из спутников, да и все дела!
В ответ раздались вопли и причитания. Максвелл обратился к присутствующим с просьбой предварительно забальзамировать тело, если выбор падет на него. Если же его сочтут недостаточно аппетитным, на бальзамировании он, естественно, не настаивает. Футбольный судья, вскочив на стол, старался перекричать шум.
– Господа! – взывал он к пассажирам. – Я жертвую лучшей своей половиной! Что вы делаете, кретин?! Больно же! (Восклицание относилось к лакею Сигорскому, который в нетерпении посыпал солью руку судьи и впился в нее зубами.) – Будучи человеком долга, я уступаю вам свою жену!
– Судью на мы-ло! Нет, на котлеты!
– Коль скоро дошло до неминуемой гибели одного из нас, предлагаю выпить за помин его души! – предложил Максвелл и залпом опрокинул в себя полбутылки рома, отчего мигом свалился замертво.
– Караул, помогите! – раздались откуда-то крики Офелии Пепиты.
Все дружно бросились ей на помощь и застали такую картину: артистка, придавив коленями поверженного навзничь водопроводчика, лупит его сковородкой по голове.
– Помогите! – кричала она. – В одиночку мне его не прикончить! Попросите у кочегаров лопату.
Пришлось бежать за лопатой.
– Чем шляться по экспедициям, не лучше ли было бы посидеть в кофейне с какой-нибудь дамочкой, пусть и не блещущей научными познаниями! – разглагольствовал сэр Максвелл. – Пора подавать сигнал бедствия! – Достопочтенный профессор ухватился за свисавший с мачты канат и с довольной ухмылкой принялся раскачиваться. Проходившему мимо Ливингстону в швейцарской фуражке Максвелл сунул мелкую монетку.
– Один билет до Пикадилли! Сдачи не надо. А впрочем, давайте… сигнал бедствия! Ах, не по вашей части? Не делайте из пустяка вопрос престижа! – И тотчас сорвал аплодисменты за удачный трюк: походя вмазал жене футбольного судьи. – Швейцара для того и нанимают, чтобы вовремя оповещал кого следует!.. А престиж – дело десятое… Лучше забыть о нем начисто… Я сквозь мощнейший телескоп наблюдал ту удивительную, бескрайнюю вселенную, которая воцаряется в голове человека, насмотревшегося на звездное небо. И то правда, почтенные старцы, коллеги мои академики, кого волнует бескрайность далеких световых лет?… Вы лучше мне скажите, что будет здесь с крайними делами близких, лишенных света лет?… Похитить у смерти одну-единственную световую минуту здесь, на Земле, – that is the question, вот в чем вопрос, пользуясь формулировкой Шекспира… Я признаю только одного великого астронома, профессора Офелию Пепиту, которая… каждый вечер стремится подобрать ключ к нашим сердцам и к тому же играет на гитаре… My old Ophelia… славная старушка Офелия… Мне-то самому более-менее шестьдесят стукнуло. Скорее более, чем менее, ну да все равно! Сколько стукнуло, того и стукнуло… – пробормотал профессор и, лихо съехав со столба, уселся у его подножия в позе индийского мудреца. – В чем истина Архимеда? Дайте мне в этой безграничной пустоте… фиксированный женский взгляд, и я переверну себя в этот мир. Ведь что есть этот мир?… Лента движущихся картин… и жизнь это вам не алгебра, а звуковой фильм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Глаза на толстой физиономии Ливингстона заплыли от пьянства и стали похожи на серпики луны в последней четверти. Он извлек откуда-то свою форменную фуражку швейцара, да так и сидел в ней – одутловатый, с серым лицом и остекленелым взглядом.
Тео тенью скользил вдоль ряда кают. Надо что-то предпринять! Куда несется этот проклятый Богом корабль?
От жажды подкатывала дурнота. Из матросского кубрика просачивался свет. Тео разглядел Вихлястого Скелета, который вполне мог сойти за проповедника, и еще каких-то двух, совершенно незнакомых типов.
– Эта журналистка здорово придумала.
– Да, котелок у нее варит!.. Но главное – обезвредить Джимми От-Уха-До-Уха, – сказал один из незнакомцев.
Бедный капитан двух рангов!..
Хитрая бестия эта Лилиан!
Коренастый субъект зевнул и направился к двери, за которой притаился Тео. Ладно, за что боролись, на то и напоролись!.. Тео схватил табуретку и уложил коренастого наповал. Получил свое и Вихлястый Скелет: с окровавленной башкой свалился навзничь. Вцепившись друг другу в глотку, Тео и долговязый тип катались но полу. Наконец и третий злоумышленник застыл недвижно.
Тео связал всю троицу и ногами затолкал в тайник на дне. Ну, кто там у нас еще остался?… Тяжело дыша, Тео крался вдоль стены. У двери одной из кают он остановился. Изнутри доносился возбужденный голос футбольного судьи:
– Что вы обо мне знаете? Да ровным счетом ничего! Мне хотелось прославиться, и я даже сделал одно изобретение. А как футбольный судья я всегда придерживался принципа: «Корректность! Беспристрастность! Строгое соблюдение правил!»
В этот момент появился Сократ Швахта:
– До прибытия полиции никому не покидать корабль! Все морские проливы перекрыты. Как только причалим в Цюрихе, все будут подвергнуты личному досмотру! Пропала исключительно ценная вещь – подзорная труба!
Рыжий Васич крался за Тео по пятам, пока его самого не огрели по башке стулом. На голову Филиппа Язык-Без-Костей тоже свалилось нечто тяжелое. В результате оба угодили в тайник в трюме.
Тео поравнялся с кладовкой для инструментов.
Оттуда доносились голоса. Он приник ухом к двери. Лилиан!
– Значит, ваш отец… работал в цирке?
– Да… Дедушка много рассказывал мне про них… – со слезой в голосе говорил А. Винтер. – Звездой номера была мама – эквилибристка. Папа научился группировать свое тело и становился легким для подъема. Так что матушка держала бамбуковый шест, на верху которого балансировал отец.
Тео постучал в иллюминатор.
– Пожалуйста… уходите отсюда, – испуганно проговорила Лилиан при виде Тео.
– Мило с вашей стороны беспокоиться о моей безопасности.
– Тео… – дрожащим голосом произнесла дамочка и вышла ему навстречу.
– Я связал их, – с насмешкой начал свою обвинительную речь юноша, – и спровадил в трюм.
Внезапно Лилиан с силой толкнула Тео в грудь, так что он влетел в кладовку, и мигом заперла дверь.
Со злости Тео готов был биться головой об стенку…
Тем временем на палубе началась паника. Кому-то из пассажиров втемяшилось вдруг, что на корабле иссякли запасы провианта: ведь они все пьют и пьют не закусывая. Сократ Швахта обратился к своим спутникам с призывом сохранять спокойствие, но провалился в бочку для сбора дождевой воды, откуда его пришлось извлекать. Не стоит отчаиваться, твердил он, морякам известен проверенный способ против голодной смерти – матросский пир: по жребию съесть кого-нибудь из спутников, да и все дела!
В ответ раздались вопли и причитания. Максвелл обратился к присутствующим с просьбой предварительно забальзамировать тело, если выбор падет на него. Если же его сочтут недостаточно аппетитным, на бальзамировании он, естественно, не настаивает. Футбольный судья, вскочив на стол, старался перекричать шум.
– Господа! – взывал он к пассажирам. – Я жертвую лучшей своей половиной! Что вы делаете, кретин?! Больно же! (Восклицание относилось к лакею Сигорскому, который в нетерпении посыпал солью руку судьи и впился в нее зубами.) – Будучи человеком долга, я уступаю вам свою жену!
– Судью на мы-ло! Нет, на котлеты!
– Коль скоро дошло до неминуемой гибели одного из нас, предлагаю выпить за помин его души! – предложил Максвелл и залпом опрокинул в себя полбутылки рома, отчего мигом свалился замертво.
– Караул, помогите! – раздались откуда-то крики Офелии Пепиты.
Все дружно бросились ей на помощь и застали такую картину: артистка, придавив коленями поверженного навзничь водопроводчика, лупит его сковородкой по голове.
– Помогите! – кричала она. – В одиночку мне его не прикончить! Попросите у кочегаров лопату.
Пришлось бежать за лопатой.
– Чем шляться по экспедициям, не лучше ли было бы посидеть в кофейне с какой-нибудь дамочкой, пусть и не блещущей научными познаниями! – разглагольствовал сэр Максвелл. – Пора подавать сигнал бедствия! – Достопочтенный профессор ухватился за свисавший с мачты канат и с довольной ухмылкой принялся раскачиваться. Проходившему мимо Ливингстону в швейцарской фуражке Максвелл сунул мелкую монетку.
– Один билет до Пикадилли! Сдачи не надо. А впрочем, давайте… сигнал бедствия! Ах, не по вашей части? Не делайте из пустяка вопрос престижа! – И тотчас сорвал аплодисменты за удачный трюк: походя вмазал жене футбольного судьи. – Швейцара для того и нанимают, чтобы вовремя оповещал кого следует!.. А престиж – дело десятое… Лучше забыть о нем начисто… Я сквозь мощнейший телескоп наблюдал ту удивительную, бескрайнюю вселенную, которая воцаряется в голове человека, насмотревшегося на звездное небо. И то правда, почтенные старцы, коллеги мои академики, кого волнует бескрайность далеких световых лет?… Вы лучше мне скажите, что будет здесь с крайними делами близких, лишенных света лет?… Похитить у смерти одну-единственную световую минуту здесь, на Земле, – that is the question, вот в чем вопрос, пользуясь формулировкой Шекспира… Я признаю только одного великого астронома, профессора Офелию Пепиту, которая… каждый вечер стремится подобрать ключ к нашим сердцам и к тому же играет на гитаре… My old Ophelia… славная старушка Офелия… Мне-то самому более-менее шестьдесят стукнуло. Скорее более, чем менее, ну да все равно! Сколько стукнуло, того и стукнуло… – пробормотал профессор и, лихо съехав со столба, уселся у его подножия в позе индийского мудреца. – В чем истина Архимеда? Дайте мне в этой безграничной пустоте… фиксированный женский взгляд, и я переверну себя в этот мир. Ведь что есть этот мир?… Лента движущихся картин… и жизнь это вам не алгебра, а звуковой фильм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62