– насторожился Уткин. – Может участковый с ними был?
– Не, все незнакомые. Один маленький такой, чернявый, на китайца похож, он командовал. Дверь ключом открыли без слесаря, вот я и подумала: может, Эльдар ентот чего по пьянке натворил. Пробыли, значит, минут пятнадцать и поехали.
Назарова Уткин действительно обнаружил в психиатрической больнице Гиляровского, расположенной на улице Матросская тишина. Кстати, первым человеком, которого он там увидел, был знакомый следователь-"важняк" из Генпрокуратуры с какой-то восточной фамилией, и Уткин даже на секунду засомневался: не обратиться ли к нему за помощью? Но, конечно, не стал, во-первых, по обычным своим этическим соображениям, а во-вторых, он же не знал, что здесь делал этот «важняк», а вдруг это каким-то образом касалось Назарова?
Уткин даже обрадовался, когда узнал, что причиной пребывания в больнице Эльдара является не белая горячка, а передозировка наркотиков в сочетании с черепно-мозговой травмой. На вопрос, можно ли с ним поговорить, ему ответили неопределенно: попробуйте.
Эльдар лежал в отдельной палате и тупо смотрел в окно, насвистывая какой-то мотивчик. На появление Уткина он не прореагировал и даже не взглянул в его сторону.
– Эльдар, – Уткин присел у постели больного и потрогал его за плечо. Назаров на минуту повернул голову, но, посмотрев сквозь гостя, снова вернулся к созерцанию промерзших веток тополя, мерно покачивавшихся за окном. – Я отец Кати, ты меня узнаешь? – снова попытался привлечь его ускользающее внимание Уткин. – Ты знаешь, где она, что с ней случилось?
Эльдар перестал свистеть и начал невнятно бормотать. Чтобы хоть что-то разобрать, Уткину пришлось наклониться к самым его губам.
– Надежда есть непостоянное удовольствие, возникающее из идеи будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до некоторой степени сомневаемся… Отчаяние есть…
– Эльдар, где Катя? Катя. Ты помнишь Катю? Я очень хочу ее найти, понимаешь? – в отчаянии взывал Иван Сергеевич, но добиться от него вразумительного ответа было труднее, чем от говорящей куклы.
Назаров закрыл глаза и произнес уже более твердым голосом:
– Желание есть самая сущность человека, поскольку она представляется определенной к какому-либо действию каким-либо ее состоянием. – Он открыл глаза и взглянул на Уткина чуть более осмысленно. – Пушкин был не то что ленив, а склонен к мечтательному созерцанию. Тургенев же, хлопотун ужасный, вечно одержим жаждой деятельности. Пушкин этим частенько злоупотреблял. Бывало, лежит на диване, входит Тургенев. Пушкин ему: Иван Сергеевич, не в службу, а в дружбу – за пивом не сбегаешь?…
Медсестра тронула Уткина за рукав:
– Извините, больному пора принимать лекарство.
Уткин оставил лечащему врачу свой телефон и попросил позвонить, как только у Эльдара наметится улучшение.
Из больницы Иван Сергеевич направился в ресторан, где еще раз переговорил с управляющим, который в общих чертах поведал ему историю кредита, эпопею с его возвращением и все то немногое, что было ему известно об аресте Кроткова. Катя, по его словам, была скупа на подробности, и потому он не смог назвать имен тех, с кем она имела дело, и, уж разумеется, Соснин не знал, чем это все закончилось.
Таким образом, к вечеру Уткин фактически оказался в исходной точке, он собрал некое множество фактов, определенно имеющих отношение к исчезновению Кати, но полной картины так и не получил. Что могло произойти? Ее могли убить за то, что она отказалась платить и вместо этого обратилась в милицию, но тогда это сделали бы демонстративно, чтобы другим неповадно было. Да и начали бы наверняка не с этого, разбили бы машину, подожгли ресторан в крайнем случае. Не тот у Кати был масштаб, от ее смерти никто ничего не выгадывал, скорее наоборот – всегда лучше убедить человека, чем брать на себя его убийство.
А если дело, которое возбудили по заявлению Кати, начали разваливать? Почему бы, собственно, и нет. Крутой рэкетир, наверняка с надежным тылом, ему вполне по карману было бы оплатить услуги картеля или отдельных старателей на ниве правосудия. И если Катя оказалась излишне принципиальной и несговорчивой, то против нее вполне могли применить сколь угодно радикальные меры. Уткин не желал верить, что Катя может быть уже мертва, и в то же время отдавал себе отчет в том, что если уж за дело взялись профессионалы, то легким испугом она вряд ли отделается.
Правда, существовала определенная вероятность того, что она по собственной инициативе исчезла из города, спасаясь от преследования, и не поставила никого в известность, только чтобы не подвергать лишней опасности. Но на Катю это так не похоже, она бы боролась до конца.
И почему, в конце концов, она не пришла к нему?! Неужели решила, что он настолько поглощен молодой женой, что ему абсолютно безразличны проблемы дочери? Или она что-то подозревала и подумала, что он в унисон с ее гонителями станет уговаривать ее наплевать и забыть? А может, она просто не успела обратиться за помощью?!
Ужин Уткин жевал как-то нерешительно и неожиданно сказал вслух:
– Может быть, стоит встретиться с Меркуловым? Да нет, это как-то…
– Кто этот Меркулов? – поинтересовалась Наташа, она слышала эту фамилию впервые.
– Зам генерального прокурора. И просто неплохой человек. Когда-то он здорово мне помог…
Наталья вдруг заинтересовалась:
– Ты об этом не рассказывал.
– Это, конечно, долгая и поучительная история, мой юный друг, но давай в другой раз. Что-то нет у меня сегодня настроения предаваться воспоминаниям.
– Почему ты хочешь звонить именно этому… Меркулову? Почему не самому генеральному прокурору или министру внутренних дел?
Иван Сергеевич неопределенно пожал плечами и вместо ответа попросил еще чаю «Ahmad». Уткин уже решил для себя, что ни к кому из «коллег» он обращаться не станет. В деле исчезновения Кати и так довольно явственно… или ему это только кажется… Короче говоря! Если с дочкой действительно случилось что-то непоправимое, он больше не станет дрожать над собственной должностью и оставаться молчаливым соучастником. Но жене он ничего этого, конечно, не сказал. Уткин прихлебывал обжигающий чай из Катиной чашки, обхватив ее обеими руками, и мысленно уговаривал себя, что все, дескать, еще образуется.
Когда Иван Сергеевич уехал, Наташа осторожно выскользнула из постели и на цыпочках отправилась в ванную, прихватив с собой телефонную трубку. Ответили ей после первого же гудка, потому что человек на том конце провода ждал этот звонок с нетерпением.
– Он собирается позвонить какому-то Маркулову?… Нет, Меркулову, – полушепотом сообщила Наташа, – и, выслушав дальнейшие инструкции, вернулась в постель.
Через пару минут она уже спала, прижавшись к сильному плечу мужа и посапывая как невинный ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Не, все незнакомые. Один маленький такой, чернявый, на китайца похож, он командовал. Дверь ключом открыли без слесаря, вот я и подумала: может, Эльдар ентот чего по пьянке натворил. Пробыли, значит, минут пятнадцать и поехали.
Назарова Уткин действительно обнаружил в психиатрической больнице Гиляровского, расположенной на улице Матросская тишина. Кстати, первым человеком, которого он там увидел, был знакомый следователь-"важняк" из Генпрокуратуры с какой-то восточной фамилией, и Уткин даже на секунду засомневался: не обратиться ли к нему за помощью? Но, конечно, не стал, во-первых, по обычным своим этическим соображениям, а во-вторых, он же не знал, что здесь делал этот «важняк», а вдруг это каким-то образом касалось Назарова?
Уткин даже обрадовался, когда узнал, что причиной пребывания в больнице Эльдара является не белая горячка, а передозировка наркотиков в сочетании с черепно-мозговой травмой. На вопрос, можно ли с ним поговорить, ему ответили неопределенно: попробуйте.
Эльдар лежал в отдельной палате и тупо смотрел в окно, насвистывая какой-то мотивчик. На появление Уткина он не прореагировал и даже не взглянул в его сторону.
– Эльдар, – Уткин присел у постели больного и потрогал его за плечо. Назаров на минуту повернул голову, но, посмотрев сквозь гостя, снова вернулся к созерцанию промерзших веток тополя, мерно покачивавшихся за окном. – Я отец Кати, ты меня узнаешь? – снова попытался привлечь его ускользающее внимание Уткин. – Ты знаешь, где она, что с ней случилось?
Эльдар перестал свистеть и начал невнятно бормотать. Чтобы хоть что-то разобрать, Уткину пришлось наклониться к самым его губам.
– Надежда есть непостоянное удовольствие, возникающее из идеи будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до некоторой степени сомневаемся… Отчаяние есть…
– Эльдар, где Катя? Катя. Ты помнишь Катю? Я очень хочу ее найти, понимаешь? – в отчаянии взывал Иван Сергеевич, но добиться от него вразумительного ответа было труднее, чем от говорящей куклы.
Назаров закрыл глаза и произнес уже более твердым голосом:
– Желание есть самая сущность человека, поскольку она представляется определенной к какому-либо действию каким-либо ее состоянием. – Он открыл глаза и взглянул на Уткина чуть более осмысленно. – Пушкин был не то что ленив, а склонен к мечтательному созерцанию. Тургенев же, хлопотун ужасный, вечно одержим жаждой деятельности. Пушкин этим частенько злоупотреблял. Бывало, лежит на диване, входит Тургенев. Пушкин ему: Иван Сергеевич, не в службу, а в дружбу – за пивом не сбегаешь?…
Медсестра тронула Уткина за рукав:
– Извините, больному пора принимать лекарство.
Уткин оставил лечащему врачу свой телефон и попросил позвонить, как только у Эльдара наметится улучшение.
Из больницы Иван Сергеевич направился в ресторан, где еще раз переговорил с управляющим, который в общих чертах поведал ему историю кредита, эпопею с его возвращением и все то немногое, что было ему известно об аресте Кроткова. Катя, по его словам, была скупа на подробности, и потому он не смог назвать имен тех, с кем она имела дело, и, уж разумеется, Соснин не знал, чем это все закончилось.
Таким образом, к вечеру Уткин фактически оказался в исходной точке, он собрал некое множество фактов, определенно имеющих отношение к исчезновению Кати, но полной картины так и не получил. Что могло произойти? Ее могли убить за то, что она отказалась платить и вместо этого обратилась в милицию, но тогда это сделали бы демонстративно, чтобы другим неповадно было. Да и начали бы наверняка не с этого, разбили бы машину, подожгли ресторан в крайнем случае. Не тот у Кати был масштаб, от ее смерти никто ничего не выгадывал, скорее наоборот – всегда лучше убедить человека, чем брать на себя его убийство.
А если дело, которое возбудили по заявлению Кати, начали разваливать? Почему бы, собственно, и нет. Крутой рэкетир, наверняка с надежным тылом, ему вполне по карману было бы оплатить услуги картеля или отдельных старателей на ниве правосудия. И если Катя оказалась излишне принципиальной и несговорчивой, то против нее вполне могли применить сколь угодно радикальные меры. Уткин не желал верить, что Катя может быть уже мертва, и в то же время отдавал себе отчет в том, что если уж за дело взялись профессионалы, то легким испугом она вряд ли отделается.
Правда, существовала определенная вероятность того, что она по собственной инициативе исчезла из города, спасаясь от преследования, и не поставила никого в известность, только чтобы не подвергать лишней опасности. Но на Катю это так не похоже, она бы боролась до конца.
И почему, в конце концов, она не пришла к нему?! Неужели решила, что он настолько поглощен молодой женой, что ему абсолютно безразличны проблемы дочери? Или она что-то подозревала и подумала, что он в унисон с ее гонителями станет уговаривать ее наплевать и забыть? А может, она просто не успела обратиться за помощью?!
Ужин Уткин жевал как-то нерешительно и неожиданно сказал вслух:
– Может быть, стоит встретиться с Меркуловым? Да нет, это как-то…
– Кто этот Меркулов? – поинтересовалась Наташа, она слышала эту фамилию впервые.
– Зам генерального прокурора. И просто неплохой человек. Когда-то он здорово мне помог…
Наталья вдруг заинтересовалась:
– Ты об этом не рассказывал.
– Это, конечно, долгая и поучительная история, мой юный друг, но давай в другой раз. Что-то нет у меня сегодня настроения предаваться воспоминаниям.
– Почему ты хочешь звонить именно этому… Меркулову? Почему не самому генеральному прокурору или министру внутренних дел?
Иван Сергеевич неопределенно пожал плечами и вместо ответа попросил еще чаю «Ahmad». Уткин уже решил для себя, что ни к кому из «коллег» он обращаться не станет. В деле исчезновения Кати и так довольно явственно… или ему это только кажется… Короче говоря! Если с дочкой действительно случилось что-то непоправимое, он больше не станет дрожать над собственной должностью и оставаться молчаливым соучастником. Но жене он ничего этого, конечно, не сказал. Уткин прихлебывал обжигающий чай из Катиной чашки, обхватив ее обеими руками, и мысленно уговаривал себя, что все, дескать, еще образуется.
Когда Иван Сергеевич уехал, Наташа осторожно выскользнула из постели и на цыпочках отправилась в ванную, прихватив с собой телефонную трубку. Ответили ей после первого же гудка, потому что человек на том конце провода ждал этот звонок с нетерпением.
– Он собирается позвонить какому-то Маркулову?… Нет, Меркулову, – полушепотом сообщила Наташа, – и, выслушав дальнейшие инструкции, вернулась в постель.
Через пару минут она уже спала, прижавшись к сильному плечу мужа и посапывая как невинный ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102