— Какой вы горячий! Я люблю вас, потому что вы такой глупый...
Качур стоял перед нею молча. Минка смеялась.
— Правда, вы ужасно глупый. Каждое ваше слово, когда я припоминаю его потом, заставляет меня смеяться до слез.
— Не смейтесь! Не надо веселиться! — умолял Качур.— Грустно становится у меня на сердце, когда на ваших устах смех. Хотя бы сегодня, Минка, только сегодня, будьте серьезной. В последний раз я вижу вас — теперь я это знаю наверняка, как если бы сам бог открыл мне это.
— Ну как же не смеяться, когда вы говорите так смешно! Ну, если не хотите, я не буду смеяться. Вот так, хорошо?
Сдвинула брови, сжала губы, сморщила лицо и... расхохоталась.
— Ну как можно быть серьезной, видя вас...
Качур взял ее за руку и тоже улыбнулся, но улыбка вышла грустной.
— Я люблю вас больше, чем мне дозволено. Велика моя любовь, потому и смешна она. Ну и смейтесь. У вас чудесное лицо, когда вы веселая, и никогда так не блестят ваши глаза...
Лицо ее сразу вытянулось.
— Зачем вы говорите так мудрено, медленно и торжественно, точно привидение в полночь? Что в этом хорошего? Потому и смешно. Первый раз еще ничего, как и стихи, когда их читаешь первый раз, но все время: бу-бу-бу, что это такое? Обнять, поцеловать, посмеяться — и все.
— Не сердитесь на меня! Я ведь сказал, что слишком сильно люблю вас. Не обращайте внимания на это «слишком» и думайте только, что я вас люблю.
Он дрожал, увлажненные глаза его смотрели умоляюще.
Минка задумалась; не был веселым ее взгляд, и довольным он не был.
— Когда же вы думаете уезжать?
— Откуда? -— испугался Качур.
— Ну, из Заполья! Говорят, что вы уедете.
— Не знаю еще! Наверное.
— Ну, куда бы вы ни поехали... не поминайте лихом! Может быть, когда-нибудь еще заглянете к нам?
Она подала ему руку.
— Что это вы, прощаетесь, Минка? — воскликнул Качур.
— А что же другое? — удивилась она и расхохоталась. Уперлась руками в бока, подняла голову и протянула губы:
— Ну!
Он поцеловал ее и продолжал дрожа стоять перед нею.
— И — больше ничего, Минка?
— Чего же еще? Какой вы надоедливый. Ну, еще раз!
— Нет, больше не надо!
Он посмотрел ей в лицо горящими глазами, в глубине которых был страх, и медленно повернулся.
— Прощайте, Минка!
— Прощайте!
«Так нельзя! Невозможно!» — подумал он. Остановился и обернулся.
Она, приподняв юбку, шла по грязной тропинке к беседке.
— Мадемуазель Минка! — окликнул он ее.— Вы ожидаете кого-нибудь?
— Разумеется! — ответила она с громким смехом и помахала рукой; ее лицо белело в сумерках, будто на него падал невидимый свет.
Качур опустил голову, тихо застонал и торопливо пошел из парка. Он не испытывал никаких чувств, ни о чем не думал. Сгорбившись, он быстро шагал по дороге. Пот заливал его лицо.
«А что ждет меня в другом месте?»
В запольском трактире еще был свет, там, в тепле, сидели люди, смеялись, разговаривали, не зная печали.
Качур открыл дверь. В чистой половине за накрытым белой скатертью столом сидели трое: учительница, молодая кругленькая женщина с живыми, хитрыми глазами и красивым подбородком, сонный небритый увалень — чиновник акцизного ведомства и учитель Ферян.
— Ты откуда? — выскочил из-за стола Ферян. Его красное лицо лоснилось, глаза блестели.— На кого ты похож! Что с тобой? Бледный, грязный! Откуда ты?
Пожимая ему руку, он потащил его к столу.
— Куда я попал? — спросил Качур. Ферян расхохотался:
— Он пьян, братцы, пьян! Куда ты попал? В «Мантую» попал! Место твоей славы и чести. Ну, садись, идеалист! Куда же ты, постой!
Качур повернулся, чтобы уйти.
)
— Погоди! Никуда ты не пойдешь. Выпей со мной! Ведь ты обещал, что выпьешь перед отъездом. Ну ты, практикантик сонный! Вот он — Качур, ведь вы еще не знакомы? Впрочем, все равно, знакомы вы или нет! Продолжай спать.
Качур снял пальто и присел к столу.
— Ладно, Феряи, раз обещал, останусь, хотя нынешний вечер я предпочел бы провести дома!
Качур уставился глазами в стол, подперев голову руками.
— Нет, не все равно,— заговорила учительница,— из-за такой ерунды нельзя преследовать человека. Мне тоже не легко было бы!
— Это все прекрасно и делает тебе честь, мадемуазель Матильда,— произнес Ферян торжественно,— однако служебные дела не обсуждают в трактире. Я знаю, Качур, пе эта комедия расстроила тебя. Что стряслось?
Качур взглянул на него спокойным, глубоким взглядом и не ответил.
— Ну, оставим это. О том, что спрятано на дне души, не говорят. У каждого человека есть своя святая святых; и людям там нечего делать. И у меня она есть.
Учительница, улыбаясь, посмотрела на Качура.
— Говорят, вам нравилась Минка из Бистры?
— Да, нравилась.
— И сейчас?
— Да-
— Вот это по-мужски! — воскликнул Ферян и ударил кулаком по столу.
— А теперь у нее инженер? — спросила учительница.
— Не знаю,— ответил Качур, и губы у него дрогнули.— Если они нравятся друг другу, очень хорошо. Я ее люблю, как и раньше.
Ферян выпил залпом полный стакан и рассердился.
— Ты, Матильда, баба! Оставь его в покое, не то я выставлю тебя на улицу. Тебя это не касается, кого он любит и кого нет. Может быть, ты сама на него заглядываешься. Заглядываешься? А он даже и не замечает тебя, он слишком умен.
Практикант проснулся и протянул руку через стол.
— Умный! Умный!
Ферян рассердился и на него:
— Цыц! Тихо ты! Тебя никто не спрашивает. Спи! Практикант снова задремал.
— Францка! — позвал Ферян.— Закрой двери, чтобы
ЪЪА
какой-нибудь сопляк не подслушал, чем занимаются господа.
— Я пойду, Ферян,— поднялся Качур.
Лицо Феряна внезапно изменилось; оно стало доверчивым и почти испуганным. Он взял Качура за руку и усадил его возле себя.
— Слушай!.. Ты думаешь, ты один? Думаешь, что и я когда-то не был таким, как ты сейчас, каким ты был в то воскресенье? Ты знаешь, я, конечно, пьяница,— про нос я тебе врал, не в нем дело,— но, поверь, ты не говорил бы так в воскресенье, если бы меня не было на свете. Ты думаешь излечить мпр сразу, одним ударом,— а я пью и лишь изредка даю гомеопатический порошочек то одному, то другому; принимают и даже не знают, что приняли. Это не мой метод, нет! Что такое метод?.. Такова моя натура. Не терплю, чтобы мне мешали пить. Не желаю менять трактир. Не люблю мешать и вино: доленьское, потом випавское, а под конец штирийское — нет! Я не создан для этого...
— Зачем ты это говоришь? — спросил Качур удивленно.
— Верно. Не нужно.
Ферян нагнулся еще ниже, положил ему голову на плечо.
— Что-то я хотел сказать другое, но совершенно вылетело из головы... Слушай! Тебе нужны деньги?
— Что?
— Ведь я их все равно пропью. Эх, пьян я.— Он мутным взглядом посмотрел на учительницу.— Ты что?
— Пьяница!
— Вот накажет тебя бог, будешь моей женою.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43