За мертвым животным лежит еще одно тело, маленькое, съежившееся, словно презрительно отброшенное в сторону. Тирта понимает, что все это ей показывают по важной причине, и потому заставляет себя приблизиться к мертвецу.
Ребенок, девочка, лежит лицом вниз, и лицо милосердно прикрывают распущенные волосы. Невозможно не увидеть, какому зверскому обращению подвергалось это хрупкое изломанное тело, выброшенное после смерти, как мусор. В Тирте вспыхивает пламя смертельного гнева. Она многое повидала за годы боли, смерти и трудностей; она считала себя недоступной для легко возбуждаемого сочувствия. Но теперь часть ее, давно спрятанная и погребенная, снова ожила.
Этот мертвый ребенок — она знает это несомненно, может быть, благодаря тому, что снадобье усилило ее дар, довело его до предела, — он не единственный погибший. В горящем здании лежат другие, с ними обращались так же жестоко, использовали" убили и выбросили. Нападавшие наслаждались беспомощностью своих жертв, выплеснули на них всю свою жестокость. Они могут называть себя людьми, но на самом деле ничем не отличаются от твари, которую они с сокольничим убили в горах. Только, может быть, они сильнее и опаснее.
Тирта не может сказать, почему видение привело ее сюда. Она пытается справиться со своим гневом, освободиться от него, чтобы понять значение увиденного. Потому что она не верит, что единственная цель видения — предупредить ее. Есть другая, и гораздо более важная, причина призвать ее, чтобы она стала свидетельницей убийства и насилия.
Она движется, не по своей воле, а так, словно едет верхом на лошади, которой не может править. Принуждение несет ее мимо горящего дома в огражденное каменной стеной поле, где растет молодая пшеница.
Всходы вытоптаны всадниками, много раз проезжавшими по полю. Всадниками? Нет, охотниками!
На нее обрушивается впечатление смертельной охоты. Она видит следы и представляет себе, что здесь происходило. Какую добычу они преследовали?
Потребность ведет ее, привлекает к груде камней в углу поля. Рядом пролом в стене: должно быть, камни навалили, чтобы закрыть этот пролом. За ними узкая щель. Такая узкая, что Тирте кажется: никакое тело туда не втиснется. И в этой щели другой ребенок. Мертвый?
Нет! Этот жив, и сознание его полно страха. Это ребенок, за которым гнались, сейчас почти полностью отключился от мира, он отказался от жизни, но в нем остается слабая искорка личности.
Тирта просила о проводнике для собственных целей. Кажется, знание, которое она ищет, не имеет значения для Силы, которую она так торопливо вызвала. Но на самом деле имеет. Ее призвали, ее используют, и на это требование невозможно ответить отказом.
Она открыла глаза и увидела ночь, небольшой костер, сидящего перед ним сокольничего. В руках у него меч-кинжал, и рукоять его светится ярким требовательным светом; склонив голову, он смотрит на этот свет.
Видение подталкивало ее, требовало поторопиться.
— Мы должны идти!
Он вздрогнул, как будто она оторвала его от собственного видения. Тирта уже вскочила на ноги, побежала к стреноженным пони. Полная луна давала яркий свет: тем лучше для того дела, которое ей предстоит.
— Что случилось? — спутник догнал ее, оружие он спрятал в ножны.
Тирта медленно повернулась, стараясь уловить след. Время против нее. Нет! Этот долг такая же ее часть, как и тот поиск, который она ведет все эти годы, только сейчас потребность очень срочная.
Огонь! Дым, который они увидели, выходя из прохода! Это и есть то место! Она уверена в этом.
— Сожженная ферма. — Она говорила о своем видении, не заботясь о том, что он не поймет. — Она там!
Тирта быстро освободила кобылу, подтянула подпругу, укрепила седло. Сокольничий не расспрашивал ее, только последовал ее примеру, а сокол, сидевший у него на луке седла, расправил крылья, взлетел и исчез в темноте. Может быть, хозяин выпустил его без приказа голосом.
Они повернули еще дальше на юго-запад. Там, где позволяла местность, переходили на быструю рысь.
По дороге Тирта сжато рассказала, что увидела. Сокольничий выслушал, не задавая вопросов; когда она закончила, он заметил:
— Разбойники или люди какого-нибудь мелкого лорда, решившего пограбить. В этой земле все воюют друг с другом. — Голос его звучал резко, в нем слышалось отвращение. Несмотря на всем известные воинские качества и суровое затворничество, сокольничьи не убивают зря и никогда не забавляются с такой жестокостью, какую она видела на ферме. Сокольничьи приносят чистую смерть, когда и если это необходимо, всегда рискуя собственной жизнью. Никто не смеет назвать их безжалостными варварами, что бы ни говорили волшебницы Эсткарпа об их обычаях.
С ночного неба спустился сокол, сел на луку седла, повернувшись к человеку. Тирта услышала звуки, похожие на щелканье клюва. Сокольничий повернул голову.
— Все, как ты видела: пожар, мертвецы. Никого там нет.
Она решительно покачала головой.
— Не в доме, в поле. Они искали, но не нашли.
Там есть жизнь. Если бы не было, — она колебалась, — я думаю, мне бы дали знать, что нет причины идти туда.
Он ничего не ответил. Может, решил, что как человек Щита не должен противоречить ей. Ей кажется, что он все-таки считает ее ошибающейся, что там их ждут только мертвецы.
Небо посерело перед рассветом, когда они ощутили зловоние горелого и сладковатый запах смерти. Потом выехали на край открытой местности, и Тирта увидела перед собой стену из вкопанных бревен. Этого она в своем видении не помнит. Но сразу перед ними повисли полусваленные воротам они словно потеряли силу и пропустили именно тех волков, от которых должны защищать живших в доме людей.
Кобыла Тирты фыркнула и покачала головой, ей не понравился запах. Но не стала сопротивляться, когда Тирта заставила ее идти дальше. И вот, ведя за собой в поводу торгианца, двое въехали в это некогда охраняемое место.
Прямо перед ними почерневшие руины, которые она видела, и вытоптанный сад. Огонь сожрал все, что могло гореть, и погас. Девушка видела мертвую собаку и жалкое маленькое тело за ней. Мертвые больше в них не нуждаются, живые — другое дело.
Тирта натянула поводья, повернула кобылу влево, в сторону от разрушенного дома. Да, вот и каменная стена, здесь она высокая, часть защиты, оказавшейся тщетной. Еще одни ворота, тоже открытые, ведут в поле, на котором глубоко отпечатались следы преследования.
Кобыла поскакала прямо через поле, поскакала быстро, хотя Тирта не подгоняла ее. Когда они еще не доехали до груды камней, девушка соскочила с седла и побежала, забросив плащ за плечи, чтобы не мешал.
На бегу она искала мыслью. Сущность жизни — да! Они успели! Она добежала до аккуратной груды камней, заглянула за нее. Ничего нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Ребенок, девочка, лежит лицом вниз, и лицо милосердно прикрывают распущенные волосы. Невозможно не увидеть, какому зверскому обращению подвергалось это хрупкое изломанное тело, выброшенное после смерти, как мусор. В Тирте вспыхивает пламя смертельного гнева. Она многое повидала за годы боли, смерти и трудностей; она считала себя недоступной для легко возбуждаемого сочувствия. Но теперь часть ее, давно спрятанная и погребенная, снова ожила.
Этот мертвый ребенок — она знает это несомненно, может быть, благодаря тому, что снадобье усилило ее дар, довело его до предела, — он не единственный погибший. В горящем здании лежат другие, с ними обращались так же жестоко, использовали" убили и выбросили. Нападавшие наслаждались беспомощностью своих жертв, выплеснули на них всю свою жестокость. Они могут называть себя людьми, но на самом деле ничем не отличаются от твари, которую они с сокольничим убили в горах. Только, может быть, они сильнее и опаснее.
Тирта не может сказать, почему видение привело ее сюда. Она пытается справиться со своим гневом, освободиться от него, чтобы понять значение увиденного. Потому что она не верит, что единственная цель видения — предупредить ее. Есть другая, и гораздо более важная, причина призвать ее, чтобы она стала свидетельницей убийства и насилия.
Она движется, не по своей воле, а так, словно едет верхом на лошади, которой не может править. Принуждение несет ее мимо горящего дома в огражденное каменной стеной поле, где растет молодая пшеница.
Всходы вытоптаны всадниками, много раз проезжавшими по полю. Всадниками? Нет, охотниками!
На нее обрушивается впечатление смертельной охоты. Она видит следы и представляет себе, что здесь происходило. Какую добычу они преследовали?
Потребность ведет ее, привлекает к груде камней в углу поля. Рядом пролом в стене: должно быть, камни навалили, чтобы закрыть этот пролом. За ними узкая щель. Такая узкая, что Тирте кажется: никакое тело туда не втиснется. И в этой щели другой ребенок. Мертвый?
Нет! Этот жив, и сознание его полно страха. Это ребенок, за которым гнались, сейчас почти полностью отключился от мира, он отказался от жизни, но в нем остается слабая искорка личности.
Тирта просила о проводнике для собственных целей. Кажется, знание, которое она ищет, не имеет значения для Силы, которую она так торопливо вызвала. Но на самом деле имеет. Ее призвали, ее используют, и на это требование невозможно ответить отказом.
Она открыла глаза и увидела ночь, небольшой костер, сидящего перед ним сокольничего. В руках у него меч-кинжал, и рукоять его светится ярким требовательным светом; склонив голову, он смотрит на этот свет.
Видение подталкивало ее, требовало поторопиться.
— Мы должны идти!
Он вздрогнул, как будто она оторвала его от собственного видения. Тирта уже вскочила на ноги, побежала к стреноженным пони. Полная луна давала яркий свет: тем лучше для того дела, которое ей предстоит.
— Что случилось? — спутник догнал ее, оружие он спрятал в ножны.
Тирта медленно повернулась, стараясь уловить след. Время против нее. Нет! Этот долг такая же ее часть, как и тот поиск, который она ведет все эти годы, только сейчас потребность очень срочная.
Огонь! Дым, который они увидели, выходя из прохода! Это и есть то место! Она уверена в этом.
— Сожженная ферма. — Она говорила о своем видении, не заботясь о том, что он не поймет. — Она там!
Тирта быстро освободила кобылу, подтянула подпругу, укрепила седло. Сокольничий не расспрашивал ее, только последовал ее примеру, а сокол, сидевший у него на луке седла, расправил крылья, взлетел и исчез в темноте. Может быть, хозяин выпустил его без приказа голосом.
Они повернули еще дальше на юго-запад. Там, где позволяла местность, переходили на быструю рысь.
По дороге Тирта сжато рассказала, что увидела. Сокольничий выслушал, не задавая вопросов; когда она закончила, он заметил:
— Разбойники или люди какого-нибудь мелкого лорда, решившего пограбить. В этой земле все воюют друг с другом. — Голос его звучал резко, в нем слышалось отвращение. Несмотря на всем известные воинские качества и суровое затворничество, сокольничьи не убивают зря и никогда не забавляются с такой жестокостью, какую она видела на ферме. Сокольничьи приносят чистую смерть, когда и если это необходимо, всегда рискуя собственной жизнью. Никто не смеет назвать их безжалостными варварами, что бы ни говорили волшебницы Эсткарпа об их обычаях.
С ночного неба спустился сокол, сел на луку седла, повернувшись к человеку. Тирта услышала звуки, похожие на щелканье клюва. Сокольничий повернул голову.
— Все, как ты видела: пожар, мертвецы. Никого там нет.
Она решительно покачала головой.
— Не в доме, в поле. Они искали, но не нашли.
Там есть жизнь. Если бы не было, — она колебалась, — я думаю, мне бы дали знать, что нет причины идти туда.
Он ничего не ответил. Может, решил, что как человек Щита не должен противоречить ей. Ей кажется, что он все-таки считает ее ошибающейся, что там их ждут только мертвецы.
Небо посерело перед рассветом, когда они ощутили зловоние горелого и сладковатый запах смерти. Потом выехали на край открытой местности, и Тирта увидела перед собой стену из вкопанных бревен. Этого она в своем видении не помнит. Но сразу перед ними повисли полусваленные воротам они словно потеряли силу и пропустили именно тех волков, от которых должны защищать живших в доме людей.
Кобыла Тирты фыркнула и покачала головой, ей не понравился запах. Но не стала сопротивляться, когда Тирта заставила ее идти дальше. И вот, ведя за собой в поводу торгианца, двое въехали в это некогда охраняемое место.
Прямо перед ними почерневшие руины, которые она видела, и вытоптанный сад. Огонь сожрал все, что могло гореть, и погас. Девушка видела мертвую собаку и жалкое маленькое тело за ней. Мертвые больше в них не нуждаются, живые — другое дело.
Тирта натянула поводья, повернула кобылу влево, в сторону от разрушенного дома. Да, вот и каменная стена, здесь она высокая, часть защиты, оказавшейся тщетной. Еще одни ворота, тоже открытые, ведут в поле, на котором глубоко отпечатались следы преследования.
Кобыла поскакала прямо через поле, поскакала быстро, хотя Тирта не подгоняла ее. Когда они еще не доехали до груды камней, девушка соскочила с седла и побежала, забросив плащ за плечи, чтобы не мешал.
На бегу она искала мыслью. Сущность жизни — да! Они успели! Она добежала до аккуратной груды камней, заглянула за нее. Ничего нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55