Я сказал, что поручил Умберто собрать компрометирующие сведения о К. П. Если таковые окажутся, на него можно будет оказать давление с тем, чтобы продолжить разматывание цепочки, ведущей к Институту архитектуры времени.
– Деятель! – сказал шеф, усмехнувшись. – Продолжай. Но учти: твоя версия не имеет под собой никаких оснований. Сдается мне, что здесь зарыта иная собака. Главное – найти группу похитителей книги Гонсалеса. Если повезет, то не помешает встретиться, конечно, и с автором…
– Мне что, запрещается интересоваться делом ИАВ?
– Да нет там наверняка никакого дела, – равнодушно сказал шеф. Политэкономию надо было изучать получше. Вся твоя версия основывается на том, что сильная, обладающая большими возможностями организация «бывших» все свои помыслы устремила в прошлое, чтобы заслать куда-то там своего человека. Между прочим, для того, чтобы проникнуть в отряд темпонавтов, нужны очень и очень значительные усилия, в этом будь уверен. И что это даст тем, кто окопался в нашем времени? Ни-че-го. Пусть даже их замысел увенчается успехом, ну и что? Их человек попадает, допустим, в девятнадцатый век, где все перекроит по удобной для себя выкройке – для прадедов и прабабок нынешних тузов. Но им-то от этого что? Потешить родственные чувства – для этого не будут затевать столь серьезную операцию. Искать надо там, где жареным пахнет. Если самим участникам заговора исполнение его не сулит никаких выгод, значит, никто им заниматься не будет. Так-то, юноша.
В самом деле, это было слабое место моей версии, однако странным образом я чувствовал, что все-таки возможно и такое приложение бешеных сил режима свергнутых. Ведь был уже Большой путч, ведь уже было испробовано все, чтобы затормозить повсеместно идущие процессы демократизации. Остается последнее – жест отчаяния…
Несколько сбивчиво я изложил эти свои соображения. Шеф усмехнулся.
– Ну и что? – сказал он. – Ну даже если и так, будет ли нам от этого холодно или жарко?
Мне не понравилось равнодушие шефа. Впрочем, мне многое не нравилось в нем, так что я не стал особенно об этом задумываться, тем более что мне было выдано благословение на дальнейшее продолжение дела по предполагаемой версии. Шеф посоветовал встретиться с начальником отдела безопасности ИАВ – Цветаном Димчевым. Я вспомнил: при моем вчерашнем визите в ИАВ с экскурсией он представился как начальник отдела кадров.
* * *
Он встретил меня в том самом огромном зале, где собирались экскурсанты. В зале на сей раз не было никого, только так же светились громадные портреты темпонавтов.
– Вот вам пропуск, – сказал он, вручая мне радужную прямоугольную карточку, – он действителен трое суток. Помнится, вы в прошлый раз приходили с экскурсией…
– Да, – сказал я, – начало посмотрел. Роботы ваши весьма эффектны.
– Балаган… – проворчал Димчев. – Но машины действительно стоящие. И в прямом и в переносном смысле. Знаете, что один подобный робот дороже, чем, допустим, обходился в свое время бомбардировщик В-1? Для темпонавта это первый помощник. И, заметим, продолжатель его дела. Ведь темпонавт, отправившийся в прошлое, проживет там, активно работая, пятьдесят, максимум – шестьдесят лет. Сделать можно, конечно, очень и очень многое. Но достаточен ли будет этот импульс, чтобы перевести развитие общества на другие рельсы? Робот будет продолжать политику в течение еще ста пятидесяти – двухсот лет. Сейчас социологи считают, что такой срок вполне достаточен для радикальной модернизации мира. Боюсь только, что этих прекрасных помощников нас могут лишить…
– Как это лишить? Средств не хватит?
– Дело не в средствах. Как говорится, происки оппозиции, – сообщил Димчев, невесело усмехнувшись. – Вскоре вопрос будет вновь поставлен на обсуждение ассамблеи. Оппозиция добивается нового всемирного референдума. Но и без него могут добиться официального запрещения роботов. Они-де дают слишком большие возможности. Мир становится полностью беззащитным. Воля темпонавта превращается в сверхволю, сверхволя ведет к сверхвласти. И тому подобное. Под реальной угрозой уже находятся все программы одиночных запусков, кроме, конечно, ближайшего, уже утвержденного.
Димчев указал на ближайший слайд:
– Так, например, ушел в прошлое Юджин Крэфт. Ушел в пятнадцатый век в одиночку по программе «Летописец». Кроме системы личного жизнеобеспечения, с ним была только тридцатитомная всемирная история и запасы бумаги. Роботов-«оборотней» в нашем распоряжении еще не было. Он рассчитывал прожить восемьдесят – сто лет и подготовить последователя. Идея программы – донести всю информацию, как привнесенную из нашего мира, так и накопленную за шесть столетий, до момента, когда в том, «его» мире, к двадцать первому веку, будет создана теория архитектуры времени и установка, аналогичная нашей. Тогда с ее помощью вновь уйдет в пятнадцатый век темпонавт-летописец – последователь или, быть может, потомок Крэфта, с аналогичной задачей. Таким образом, некоторая энная цивилизация получит колоссальный фактический материал по флуктуации исторических процессов. Наша наука, что понятно, может решать эти проблемы только лишь умозрительными методами…
– Прошу прощения за невежество. Что такое эксперимент «Критерий истины»?
– Ну, это еще из эпохи первых дискуссий, – оживился Димчев.
Я рассказал ему, что профессор Компотов считает, будто эксперимент уже имел место и мы живем во вторичном мире.
– Так считают даже некоторые специалисты, – объявил Димчев. – Однако это опять чисто умозрительный спор. Дело в том, что…
Рассказывая, он подошел к знакомой стене с часами, и бронированные двери разошлись. Димчев показал мне, куда вставлять радужную карточку пропуска, затем мы оба прошли идентификацию – да, меры контроля были строгие! – и пока шли потом по бронированному коридору, Димчев сообщил, что коридор интроскопируется, с оружием, например, пройти нельзя – и я отметил это автоматически, хотя совершенно не представлялось, чтобы у меня могла возникнуть необходимость появиться на территории ИАВ с револьвером. Честно говоря, не очень-то я люблю носить оружие без дела.
– …Так вот, – возвратился Цветан к эпохе первых дискуссий, возникла любопытная мысль. Если мы из века двадцать первого можем путем запуска темпонавта или просто любой полутонной массы сотворить новый мир, то не значит ли это, что и наш мир был создан когда-то из какого-нибудь века двадцать второго – двадцать третьего? Довод о том, что теория архитектуры времени была разработана как бы на наших глазах, мало что значит. Во-первых, ну и что? Она могла быть разработана совершенно так же, как и в первичном мире. И в этом случае вопрос о первичности совершенно неразрешим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35