Два мотка веревки и свежесрезанные ивовые прутья лежали у их ног. Эти нужные и полезные вещицы нотариус заметил тоже, но их наличие его совсем не обрадовало.
- Что вы от меня хотите? - в страхе попятился он в чащу.
- Приятель, мы хотим совсем немного. - Отрезая ему путь к бегству, Ухов ощерился своей неподражаемой неандертальской улыбкой. - Нам нужен пакет документов на унаследование одной трети дома Арбузова Петра Геннадьевича. Как вам известно, он скончался, но перед смертью завещал эту треть своей законной и благочестивой супруге Вере Григорьевне Кравчук. По неопытности и наивности она передала этот пакет вам, но при этом забыла взять с вас расписку. Что вы на это скажете, разлюбезный Анатолий Игнатьевич?
- Скажу, что это полная чушь. Эта сумасшедшая баба ко мне уже приходила и требовала свой мифический пакет. Мне пришлось выставить ее за дверь.
- То есть вы хотите сказать, что ранее вы с этой дамой не имели никаких нотариальных дел? - дружески взяв его за руку, зловеще улыбнулся Макс.
- Совершенно верно, вы абсолютно правильно меня поняли.
- И имя ее умершего мужа вам тоже незнакомо?
- Вы и тут угадали, - все увереннее и увереннее наглел Гриценко.
- А теперь мы спросим об этом саму Веру Григорьевну. Вы не возражаете?
- Возражаю, - озираясь по сторонам в поисках своей обвинительницы, запищал нотариус. - Она опять будет врать и мне и вам.
- Вера Григорьевна, прошу вас, выйдите из машины. Вам знаком этот гражданин? - подождав, пока Кравчук выберется из салона, спросил Макс.
- Да, знаком. Это нотариус Анатолий Игнатьевич Гриценко, - как на суде, голосом лишенным всякой выразительности покорно ответила она. - В понедельник, третьего июля, я передала ему завещание мужа и прочие документы, подтверждающие мой брак с Арбузовым Петром Геннадьевичем. В частности, мой паспорт и свидетельство о браке. Пообещав все подготовить, он велел мне прийти на следующий день, во вторник. Однако, когда я явилась к нему в назначенное время, он сказал, что видит меня в первый раз, а когда я стала напоминать ему суть дела, то он просто вышвырнул меня на асфальт. Это могут подтвердить ссадины, которые по сей день не сошли с моих коленей.
- Вот видите, она врет, не верьте ей, она аферная сочинительница, бабским голосом, пронзительно и тягуче заверещал Гриценко.
- Вера Григорьевна, - не обращая на него абсолютно никакого внимания, продолжал Макс. - А ранее, до того, как вы пришли к нему в понедельник, вам случалось встречаться с господином Гриценко?
- Конечно, он приходил домой еще при жизни Петра Геннадьевича и при мне составлял завещание, из которого следовало, что после смерти моего мужа две трети дома отходят его сыну Арбузову Геннадию, а одна треть мне, Вере Григорьевне Кравчук. Флигель же, вместе с дворовыми пристройками, он оставлял за своей сестрой Светланой Геннадьевной Арбузовой. Завещание вступало в силу через месяц после смерти.
- Что вы на это скажете, неуважаемый Анатолий Игнатьевич?
- Бред и грязные инсинуации. У этой женщины ярко выраженные признаки шизофрении, - презрительно оттопырив мокрую губу, поставил он диагноз. - А вам следует передо мной извиниться, а ее сдать в психушку.
- В психушку мы всегда успеем, - вытаскивая штык-нож, заверил его Макс.
- Что такое? - в ужасе выпучив глаза, прошептал нотариус.
- Ничего страшного. Маленько надо тебя поучить, - молниеносно втыкая нож в его жирное брюхо, ухмыльнулся Макс.
Взвизгнула Вера Григорьевна, ойкнула Милка, охнул полковник, а по моей спине побежали противные, колючие мурашки, когда тело нотариуса обмякло и мешком свалилось к ногам Ухова.
- Ты что? - заорал Ефимов. - Болван, что ты наделал?!
- Перерезал ему ремень и штаны, - невозмутимо ответил он, - они должны были упасть первыми, но у нотариуса слишком слабая психика. Иваныч, покропи его водичкой, да перейдем ко второй части нашего спектакля.
Едва только Гриценко пришел в себя, как Макс тут же одним движением сдернул с него штаны и сразу с отвращением отскочил:
- Дамы, я вам настоятельно рекомендую закрыться в машине и поднять стекла. Либо встать с наветренной стороны. С нашим подсудимым случился большой конфуз.
- Пусть идет и помоется, - передавая мне канистру с водой, распорядился тесть.
Привязав чисто вымытого толстячка к бревну, Макс первым взялся за розги.
И началась экзекуция, и поплыл над лесом плач тоскливый и безнадежный, как сама попытка Гриценко остаться безнаказанным. Однако не долго стенания продолжались. Боясь привлечь внимание случайного люда, полковник аккуратно залепил ревущий рот нотариуса пластырем, и теперь слышалось только страдальческое мычание и хлесткие удары прутьев, въедливо погружающихся в жировые отложения господина Гриценко. Впрочем, и это закончилось довольно скоро. На четырнадцатом ударе нотариус переменил тональность мычания, и это было воспринято нами как знак того, что он искренне раскаялся и готов давать показания.
- Ну что, негодник? Ты хочешь сесть за стол переговоров? - отдирая пластырь, спросил я. - Или просто просишь временной передышки?
- Мучители! - вдруг заплакав, выкрикнул он. - Изверги, фашистские ублюдки, вам это не пройдет даром. Я прямо сейчас поеду в судмедэкспертизу и получу справку о причиненных мне увечьях, а потом подам заявление в милицию.
- "Мечты, мечты, где ваша сладость?.." Никуда ты, дорогуша, не поедешь.
- Это еще почему?
- Потому что ты останешься здесь и будешь висеть на суку вот этой красивой березы, и пройдет много времени, прежде чем твою протухшую тушу вытащат из петли.
- Да вы что, мужики, белены объелись? - тревожно вскинулся Гриценко, и бурые бурлы щек помимо его воли затряслись и запрыгали в ритме бешеного танца. - Вы это серьезно?
- Серьезней некуда, - мрачно подтвердил Макс, деловито накидывая на его шею капроновую веревку. - Дамы, я попросил бы вас удалиться, поскольку предстоящее зрелище будет не из приятных. - С этими словами он перекинул конец шнура через облюбованный мною сук и, убирая слабину, привел виселицу в рабочее положение.
- Ну, Анатолий Игнатьевич, даю тебе последний шанс и последнее слово.
Это было напрасным предложением, потому что от ужаса он онемел в полном смысле этого слова. Лежал на бревне с вытаращенными глазами и открытым ртом, судорожно пытаясь что-то сказать.
- Ослабь веревку, - посоветовал тесть. - Наверное, ты перехватил ему голосовые связки так, что и говорить-то он не может.
- Я все скажу, только не убивайте меня, - засипел нотариус страстно и проникновенно, когда объятия петли и ужаса ослабли. - Клянусь, я буду говорить только правду.
- Посмотрим, - распуская удавку, ощетинился Макс. - Если начнешь блефовать и я почувствую в твоем голосе хоть малейший намек на фальшь, то удавлю с первой же попытки, просто резко вздерну твою тушу и сломаю шейные позвонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50