– Потому что я – твой учитель, и я тебе велю! – отрезал я.
Впервые в жизни я произносил эту фразу. Пожалуй, ничего противнее мне говорить не доводилось, да и глупее тоже.
– Да? – глядя исподлобья, ухмыльнулся Интай. – Ну и что?
У меня сердце упало. Все мыслимые доводы испробовал, обидеть попытался, гадость сказал, да вдобавок еще и глупую… безрезультатно.
– Я… я очень тебя прошу, – выдавил я.
– И не проси, – отрезал Интай. – Просит он, велит… да ты хоть до завтра приказывай – а что ты сделать сможешь? Запретить? Так я не послушаюсь. Удрать? Бегом за тобой побегу, а угонюсь. Тайком удрать? По следу найду… сам же ты меня и научил, так что найду, не сомневайся. Разве что связать и под кустом бросить. А вдруг меня связанного волки съедят? Очень даже запросто. Придут и съедят. Или сам я их дожидаючись с голоду помру. Нет, нельзя меня связанного бросать.
Что, Младший Патриарх – дождался? Ведь и правда, сам же и научил. Быстро бегать научил. По следу искать научил. Думать, и то научил. Думать, и не соглашаться, и спорить, и убеждать – научил. Хорошо научил. Так хорошо, что хоть ложись и помирай.
Не этого ли ты хотел? Чтобы не покорную куклу, не бездумный воск пальцами мять… чтобы ни один приказ, даже и твой, ученикам глаза не застил. Чтобы своя у них воля была, своя, а не твоя… не того ли ты и добивался, Патриарх?
И ведь нельзя же не сказать, добился.
Если только это твоя заслуга.
Нелегко учить не только послушанию, но и ослушанию… не легче с ним и столкнуться. Вот она, воля, непокорная твоей – и непреклонная! Словно стиснул ком глины – а он внезапно обернулся острым лезвием и врезался в твою руку до самых костей… но уж коли тебе посчастливилось невесть каким чудом вылепить из глины стальной кинжал, так и радуйся. А за неосторожность свою себе, а не кинжалу пеняй. Нечего за лезвие было хвататься.
Кабы не горе, я бы и радовался. Чистой проковки клинок получился – ни пятнышка, ни огреха. Интай ведь мне возражал не наобум, не из пустого упрямства. Все до последнего слова продумано, да не наспех, не кое-как. Ни возразить, ни отмолвить. Я и впрямь ничем не могу ему помешать. Я ничего не могу с ним поделать. Ни прогнать, ни удрать, ни связать… ничего.
Одно мне только и осталось: провести вторую половинку тренировки, как обычно, будто ничего я такого и не говорил.
– Не понимаю, – продолжал кипятиться Интай. – Как ты можешь всерьез нести такую ахинею!
– А ты уверен, что я это всерьез? – Я подошел к нему и принял положение “песочные часы”. – Ты действительно уверен? Тогда расслабься и смени стойку. Прежняя тебе больше не понадобится.
Интай недоверчиво ухмыльнулся, и на душе у меня малость полегчало… или наоборот? Сам не разберу.
* * *
Последнюю свою ночь перед битвой я проспал, как убитый. Вероятно, оттого, что Интай, следуя моим указаниям, связал меня так основательно, что утром едва распутать сумел. Связанным я никуда не уйду, как бы Оршан ни старался, а значит, можно спать спокойно. Выспался я просто отменно. Интай зато поутру щеголял роскошными темными кругами вокруг глаз. Не иначе, караулил всю ночь… ох, малыш, зачем же это?
– Ты что, всю ночь не спал? – спросил я, хотя ответ знал заранее: ответ был написан у Интая на физиономии.
Интай продолжил сматывать веревку, ни слова не говоря, только скорчил противную рожу. Он еще явно не простил меня за вчерашнее – и настаивать на ненужном ответа я не решился.
Потом мы перекусили на скорую руку. Нелепый какой-то завтрак выдался. Я зачем-то беспрерывно шутил, а Интай на каждую мою шутку зевал, не в силах удержаться. Я хотел было предложить ему вздремнуть на дорожку, но с удивлением понял, что не могу. Изведусь, пока он спит, до визга. А оставить его спящим и все-таки удрать не получится: отчего-то я не сомневался, что он мгновенно проснется.
– Пойдем, что ли, – предложил Интай, старательно кривя рот в мужественной пренебрежительной ухмылке.
Ему было страшно. Он почуял мое настроение, и ему было страшно, а выказывать свой страх, и уж тем более тяготить им меня он не собирался. Эх, парень – вовсе незачем тебе отвагу изображать: она у тебя и так есть. Настоящая, неподдельная. И почему так неудачно сложилось, что я только-только начал тебя узнавать? Будь у нас хоть малость побольше времени, я успел бы понять, что делает тебя, слабого и беззащитного, таким отважным. Может, и научиться бы успел.
– Пойдем, – согласился я, вскидывая на плечо свой изрядно похудевший за время пути дорожный мешок.
Теперь у меня не оставалось ни малейших сомнений, куда мне следует направиться: к пещере, куда же еще! Минуя натоптанную тропинку, ведущую к оврагу, я даже не остановился на перекрестке, а решительно свернул по еле приметной стежке налево, обогнув сильно разросшийся куст шиповника. Интай едва поспевал за мной – но мне отнюдь не казалось, что я иду слишком быстро. О нет! Ведь если поверить не бешено мелькающим вдоль лица ветвям, не хлещущей колени высокой траве, не солнцу над головой, а телу моему, так я и вовсе едва плетусь. Ползу, можно сказать. Еле ноги переставляю.
– Уймись, – выдохнул сквозь зубы Интай, на бегу перемахивая через разлапистую корягу. – Тебя опять ведет.
– Попробую, – пообещал я.
Конечно, меня ведет – не сам же я несусь опрометью, да еще себя подгоняю. Вот только как укротить взбесившиеся ноги, подгоняемые явно не моей волей? Мне ведь спешить и вправду некуда. Помереть, знаете ли, никогда не поздно, так что я могу и обождать.
– Садись мне на загривок, – окликнул я Интая.
– Не-а, – мотнул головой Интай, двигаясь прежней упругой рысцой. – тебя это не замедлит. Надорвешься только, силы зря потратишь, а тебе силы надо сейчас беречь.
Пожалуй, что и надо… только зачем? Не врукопашную же мне с Оршаном сходиться… а, проваль – вот если бы и правда мне довелось ухватить Его за загривок или брыкнуть в челюсть, я бы точно знал, который из нас лежать на песке останется! А так… совершенно не представляю, что мне делать. Ни тебе морды вражеской, по которой засветить можно, ни оружия в руке… голенький я. Вот как есть голенький. Разве что связка талисманов на шее болтается, да прицепленный к ней на счастье осколок погибшего меча кожу чуть царапает… вот и вся мне помощь в грядущем бою.
Одно я знаю твердо. Погибать мне нельзя. Как бы туго мне ни пришлось, но Оршан должен быть мертв, а я жив. Я обязан пережить Его хоть на долю мгновения, хоть на один вдох… как?
Я ничего не мог придумать. С каждым шагом я все быстрей приближался к ожидающей меня потусторонней пасти – а придумать ничего не сумел… а может, и не надо? Пустое дело – продумывать план сражения загодя. Все равно все пойдет не так, и дотошно выверенная хитромудрая придумка только свяжет тебя по рукам и по ногам… нет, не буду ничего измышлять и прикидывать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119