и как ни грустно наше положение, но оно, может быть, все-таки лучше участи тех несчастных, которых эти чудовища собираются грабить.
Как бы ни был близок к смерти или, по крайней мере, к серьезной опасности человек, в душе его всегда останется все-таки запас сострадания к другим. Эстеван и друзья его с грустью думали о тех своих соплеменниках, которым угрожали индейцы и которым они не могли ничем помочь, так же, впрочем, как и самим себе.
После вызванного довольно вероятными предположениями Педро Виценты молчания первым заговорил дон Эстеван.
- Есть одна ужасная вещь, - сказал он, - неизвестная нашим людям, но сказать о которой скоро заставит необходимость; это то, что охота не доставляет нам больше мяса, а съестные припасы уменьшаются. Скоро придется урезывать порции.
- Прикажите это сейчас же, - сказал Роберт Тресиллиан, - и все безропотно подчинятся. Не мы ли должны подавать пример?
- Вы правы, мой друг, - возразил дон Эстеван. - Но чему ни вы, ни я не можем помешать, - это тому, что за уменьшением порций люди наши угадают голод, а в заключение - все более и более приближающуюся смерть.
- До тех пор, - заметил инженер, - всегда еще будет время повергнуть людей в отчаяние. Лучше умереть, бросившись вперед, чем подвергнуться пыткам и быть привязанными этими гнусными скотами к позорному столбу.
- Несомненно, - сказал гамбузино, - но...
- Но что? - воскликнули все кругом.
Педро Вицента спокойно, не моргнув, выслушал все посыпавшиеся на него вопросы и, когда водворилось молчание, начал:
- Одно меня удивляет, - сказал он, - что эти дьяволы, прослывшие замечательно хитрыми, не притворились еще до сих пор уходящими и не скрылись ночью в каком-нибудь повороте, чтобы сначала ободрить нас, а затем, когда мы покинем наше убежище, наскочить на нас. И нельзя ручаться, что эта уловка в конце концов не могла бы обмануть нас! Право, я не узнаю их, и теперь за нами очередь проучить их. В нашем теперешнем положении, с голодом в перспективе, самое худшее безумие может оказаться разумным действием. А это безумие, дон Эстеван, теперь самое время попробовать.
- Браво! - воскликнули все.
Гамбузино выждал, когда все опять замолчат, и самым отчетливым голосом медленно произнес следующие слова:
- У нас осталось только одно средство поправить огромную ошибку, которую все мы сделали вначале, забыв отрядить в Ариспу нескольких курьеров: одному из нас, в темную ночь, надо попытаться убежать и пробраться за помощью в Ариспу единственное место в мире, откуда она может явиться к вам. Вот что необходимо. Один из нас должен постараться укрыться от часовых и пробраться через овраг. Взявшийся за это дело имеет девяносто шансов из ста остаться там навсегда. Я прибавлю, что, благодаря моему знакомству со страной и индейскими наречиями, я имею право требовать себе это поручение, и если предложение мое будет одобрено доном Эстеваном, то никому другому я не уступлю этой чести.
Дон Эстеван встал и, решительно отклонив услуги гамбузино, отсутствие и потеря которого повредили бы всем, объявил, что попытка эта все-таки должна быть сделана, и немедленно.
- Сеньоры, - сказал он, - мой зять, полковник Реквезенц, командует, как вам известно, в Ариспе уланским полком, и Педро Вицента совершенно прав: один из нас или, еще лучше, двое должны дать ему знать о нас и привести сюда его эскадроны.
Генри Тресиллиан выступил вперед и решительным голосом произнес:
- Я готов.
При этих словах яркий румянец покрыл нежные щеки Гертруды. Было ли это удивление перед мужеством Генри Тресиллиана или страх, что предложение его будет принято? Несомненно, оба чувства слились в одно.
Дон Эстеван отклонил предложение молодого человека, как и вызов гамбузино, но по другим причинам: Генри был такой же солдат, как и все, и не имел более других права на предпочтение, которого просил.
У него зародилась более справедливая мысль, и, обращаясь ко всем присутствующим, особенно же к Педро Виценте, он спросил:
- Не можете ли вы сказать мне, сколько наших могло бы отправиться в Ариспу, не рискуя сбиться с пути?
- По-моему, - отвечал гамбузино, - среди наших аррьеросов и вакеросов нет ни одного, кто бы не добрался до Ариспы, если удастся проскользнуть на равнину не замеченным апачами.
- Если так, - воскликнул дон Эстеван, - то пусть решает сама судьба! Что вы думаете об этом, Тресиллиан?
- Я полагаю, Вилланева, - отвечал Тресиллиан, - что те, на кого падет жребий, раз они храбры, в чем я не сомневаюсь, могут и должны рискнуть собою. Удастся им - мы спасены, если же нет - наша участь не лучше; они умрут только немного раньше остальных. Мы должны все испытать жребий - я и сын мой, как и прочие наши товарищи, исключая, впрочем, на первый раз, людей женатых.
Даже при самом сильном отчаянии нужно очень мало, чтобы вызвать луч надежды. В одно мгновение все лица прояснились.
Молодой Тресиллиан со всей горячностью своего возраста настаивал, чтобы жребий был брошен тотчас же.
Но дон Эстеван счел необходимым предупредить людей, пожелавших тянуть жребий, заключавший в себе вероятную смерть, и решено было отложить жеребьевку до следующего дня.
Тем временем стали обсуждать, кто же способен дойти до Ариспы; на другой же день этих людей собрали, чтобы объяснить им, чего от них ожидают.
Ни один из них не сделал ни малейшего возражения; никто не пытался освободиться от этого опасного поручения.
Видя, что Роберт Тресиллиан и сын его готовы подвергнуться тем же опасностям, что и все, многие охотно соглашались последовать примеру гамбузино, который сам вызвался накануне и как милости просил права почти наверное пожертвовать своей жизнью.
Для жребия были взяты ядра еловых шишек, соответственно количеству согласных на опасное поручение людей; два ядра были слегка помечены углем, и вся масса опущена в сомбреро.
Теперь все зависело от судьбы. Два меченых ядра были выигрышными в этой оригинальной лотерее.
Мужчины столпились вокруг дона Эстевана, и с завязанными глазами каждый из них по очереди подходил и опускал руку в шляпу, которую тот держал за края.
Сцена была захватывающая. Каждый вынутый орех сопровождался глухими восклицаниями; но ожидать пришлось недолго: не прошло еще и половины людей перед своеобразной урной, как оба роковых ореха были уже вынуты.
Двое, на которых пал жребий, были погонщик мулов, другой - быков, храбрейшие в этой толпе искателей приключений.
Привыкнув ко всем случайностям пустыни, они уже заранее, едва вступив в льяносы, готовились, в случае надобности, пожертвовать жизнью.
Первая последовавшая за этим ночь должна была решить их участь.
Заметим, между прочим, что еще до ее наступления одно из предсказаний гамбузино сбылось.
Индейцы, внезапное прибытие которых произвело на возвышенности такое удручающее впечатление, снова двинулись в путь по направлению к реке Горказиту, и осажденные не без любопытства следили за длинной вереницей, пока не потеряли ее из виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Как бы ни был близок к смерти или, по крайней мере, к серьезной опасности человек, в душе его всегда останется все-таки запас сострадания к другим. Эстеван и друзья его с грустью думали о тех своих соплеменниках, которым угрожали индейцы и которым они не могли ничем помочь, так же, впрочем, как и самим себе.
После вызванного довольно вероятными предположениями Педро Виценты молчания первым заговорил дон Эстеван.
- Есть одна ужасная вещь, - сказал он, - неизвестная нашим людям, но сказать о которой скоро заставит необходимость; это то, что охота не доставляет нам больше мяса, а съестные припасы уменьшаются. Скоро придется урезывать порции.
- Прикажите это сейчас же, - сказал Роберт Тресиллиан, - и все безропотно подчинятся. Не мы ли должны подавать пример?
- Вы правы, мой друг, - возразил дон Эстеван. - Но чему ни вы, ни я не можем помешать, - это тому, что за уменьшением порций люди наши угадают голод, а в заключение - все более и более приближающуюся смерть.
- До тех пор, - заметил инженер, - всегда еще будет время повергнуть людей в отчаяние. Лучше умереть, бросившись вперед, чем подвергнуться пыткам и быть привязанными этими гнусными скотами к позорному столбу.
- Несомненно, - сказал гамбузино, - но...
- Но что? - воскликнули все кругом.
Педро Вицента спокойно, не моргнув, выслушал все посыпавшиеся на него вопросы и, когда водворилось молчание, начал:
- Одно меня удивляет, - сказал он, - что эти дьяволы, прослывшие замечательно хитрыми, не притворились еще до сих пор уходящими и не скрылись ночью в каком-нибудь повороте, чтобы сначала ободрить нас, а затем, когда мы покинем наше убежище, наскочить на нас. И нельзя ручаться, что эта уловка в конце концов не могла бы обмануть нас! Право, я не узнаю их, и теперь за нами очередь проучить их. В нашем теперешнем положении, с голодом в перспективе, самое худшее безумие может оказаться разумным действием. А это безумие, дон Эстеван, теперь самое время попробовать.
- Браво! - воскликнули все.
Гамбузино выждал, когда все опять замолчат, и самым отчетливым голосом медленно произнес следующие слова:
- У нас осталось только одно средство поправить огромную ошибку, которую все мы сделали вначале, забыв отрядить в Ариспу нескольких курьеров: одному из нас, в темную ночь, надо попытаться убежать и пробраться за помощью в Ариспу единственное место в мире, откуда она может явиться к вам. Вот что необходимо. Один из нас должен постараться укрыться от часовых и пробраться через овраг. Взявшийся за это дело имеет девяносто шансов из ста остаться там навсегда. Я прибавлю, что, благодаря моему знакомству со страной и индейскими наречиями, я имею право требовать себе это поручение, и если предложение мое будет одобрено доном Эстеваном, то никому другому я не уступлю этой чести.
Дон Эстеван встал и, решительно отклонив услуги гамбузино, отсутствие и потеря которого повредили бы всем, объявил, что попытка эта все-таки должна быть сделана, и немедленно.
- Сеньоры, - сказал он, - мой зять, полковник Реквезенц, командует, как вам известно, в Ариспе уланским полком, и Педро Вицента совершенно прав: один из нас или, еще лучше, двое должны дать ему знать о нас и привести сюда его эскадроны.
Генри Тресиллиан выступил вперед и решительным голосом произнес:
- Я готов.
При этих словах яркий румянец покрыл нежные щеки Гертруды. Было ли это удивление перед мужеством Генри Тресиллиана или страх, что предложение его будет принято? Несомненно, оба чувства слились в одно.
Дон Эстеван отклонил предложение молодого человека, как и вызов гамбузино, но по другим причинам: Генри был такой же солдат, как и все, и не имел более других права на предпочтение, которого просил.
У него зародилась более справедливая мысль, и, обращаясь ко всем присутствующим, особенно же к Педро Виценте, он спросил:
- Не можете ли вы сказать мне, сколько наших могло бы отправиться в Ариспу, не рискуя сбиться с пути?
- По-моему, - отвечал гамбузино, - среди наших аррьеросов и вакеросов нет ни одного, кто бы не добрался до Ариспы, если удастся проскользнуть на равнину не замеченным апачами.
- Если так, - воскликнул дон Эстеван, - то пусть решает сама судьба! Что вы думаете об этом, Тресиллиан?
- Я полагаю, Вилланева, - отвечал Тресиллиан, - что те, на кого падет жребий, раз они храбры, в чем я не сомневаюсь, могут и должны рискнуть собою. Удастся им - мы спасены, если же нет - наша участь не лучше; они умрут только немного раньше остальных. Мы должны все испытать жребий - я и сын мой, как и прочие наши товарищи, исключая, впрочем, на первый раз, людей женатых.
Даже при самом сильном отчаянии нужно очень мало, чтобы вызвать луч надежды. В одно мгновение все лица прояснились.
Молодой Тресиллиан со всей горячностью своего возраста настаивал, чтобы жребий был брошен тотчас же.
Но дон Эстеван счел необходимым предупредить людей, пожелавших тянуть жребий, заключавший в себе вероятную смерть, и решено было отложить жеребьевку до следующего дня.
Тем временем стали обсуждать, кто же способен дойти до Ариспы; на другой же день этих людей собрали, чтобы объяснить им, чего от них ожидают.
Ни один из них не сделал ни малейшего возражения; никто не пытался освободиться от этого опасного поручения.
Видя, что Роберт Тресиллиан и сын его готовы подвергнуться тем же опасностям, что и все, многие охотно соглашались последовать примеру гамбузино, который сам вызвался накануне и как милости просил права почти наверное пожертвовать своей жизнью.
Для жребия были взяты ядра еловых шишек, соответственно количеству согласных на опасное поручение людей; два ядра были слегка помечены углем, и вся масса опущена в сомбреро.
Теперь все зависело от судьбы. Два меченых ядра были выигрышными в этой оригинальной лотерее.
Мужчины столпились вокруг дона Эстевана, и с завязанными глазами каждый из них по очереди подходил и опускал руку в шляпу, которую тот держал за края.
Сцена была захватывающая. Каждый вынутый орех сопровождался глухими восклицаниями; но ожидать пришлось недолго: не прошло еще и половины людей перед своеобразной урной, как оба роковых ореха были уже вынуты.
Двое, на которых пал жребий, были погонщик мулов, другой - быков, храбрейшие в этой толпе искателей приключений.
Привыкнув ко всем случайностям пустыни, они уже заранее, едва вступив в льяносы, готовились, в случае надобности, пожертвовать жизнью.
Первая последовавшая за этим ночь должна была решить их участь.
Заметим, между прочим, что еще до ее наступления одно из предсказаний гамбузино сбылось.
Индейцы, внезапное прибытие которых произвело на возвышенности такое удручающее впечатление, снова двинулись в путь по направлению к реке Горказиту, и осажденные не без любопытства следили за длинной вереницей, пока не потеряли ее из виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39