Два мужчины и женщина бежали к ней с другой стороны улицы. И я видел — мельком — фургон, мчавшийся на юг на бешеной скорости. — Ему пришлось откашляться. — Я бегом спустился вниз, у меня было оружие и рация. Даже не помню, откуда они взялись. Я вызвал подмогу, а когда подбежал к ней, она была без сознания, у нее кровь шла из головы. Одежда была разорвана, тоже в крови. — Макнаб зажмурился и начал раскачиваться из стороны в сторону. — Я нащупал пульс. Она была жива. Она успела вытащить оружие, оно было у нее в правой руке. Этот сукин сын не сумел ее одолеть!
— Ты его не видел?
— Я его не видел. Я записал имена свидетелей и частичное описание, но потом приехала «Скорая». Я должен был поехать с ней, Даллас! Я поручил свидетелей трем патрульным, приехавшим на мой вызов. Я должен был поехать с ней…
— Конечно, ты должен был поехать с ней, о чем разговор! Но машину-то хоть срисовал? Номера?
— Темный фургон. Цвета не разобрал, просто темный. Вроде бы черный или темно-синий. Номеров не видел, подсветка была выключена. Свидетели тоже их не видели. Один из мужчин — Джейкобс — сказал, что фургон новый и чистый. Возможно, «Сайдуиндер» или «Слипстрим».
— Они видели напавшего? Опять его взгляд словно окаменел.
— Да, они его хорошо разглядели. Большой, мясистый парень, лысый, в черных очках. Они видели, как он пинал ее, буквально топтал ногами. Видели, как она лежала на земле, а этот ублюдок бил ее ногами. Потом он подхватил ее, как будто собирался запихнуть в этот чертов фургон. Но женщина завизжала, парни закричали и побежали к нему. И он бросил ее. Они сказали, что он швырнул ее на мостовую и вскочил в фургон. Но она успела выстрелить. Так они мне сказали. Она успела выстрелить, когда он бросил ее. Кажется, она его задела. Во всяком случае, им показалось, что он пошатнулся. Они не были точно уверены, а мне надо было ехать с ней, я не мог дослушать до конца.
— Ты все правильно сделал. Просто отлично.
— Даллас!
Теперь Ева заметила, что Макнаб еле сдерживает слезы. «Если он сломается, — подумала она, — я тоже не выдержу».
— Успокойся.
— Врачи сказали, что дело плохо. Пока мы ехали, они работали над ней. Они сказали, что дело плохо.
— Я собираюсь сказать тебе то, что ты и без меня знаешь. Она не божий одуванчик, она закаленный коп. Она прорвется.
Он кивнул, тяжело сглотнув.
— Оружие было у нее в руке. Она не выпустила из рук оружие.
— У нее есть хребет. Рорк…
Он кивнул и вышел, оставив их одних.
19
Он ходил кругами, метался, как лев в клетке, и рыдал, как ребенок, а глаза со всех сторон смотрели на него.
Эта сука его ранила!
Это было не по правилам. Те дни прошли, миновали, канули, он больше не должен страдать. Никогда. Посмотрите на него! Он повернулся к зеркальной стене, чтобы удостовериться. Посмотрите на него! Посмотрите на его тело!
Он вырос. Он стал высоким, выше всех вокруг.
— Знаешь, сколько стоит одежда, недоносок? Когда же ты наконец вырастешь?! Голый будешь ходить, мне плевать!Я не обязана тебя одевать на свои деньги!
— Прости, мама, я же не нарочно.
Нет-нет, он не будет просить прощения! Он рад, что он такой высокий! И вовсе он не недоносок. Он сделал себя сильным. Он работал, старался, пот проливал, но он нарастил свои мышцы, он создал свое сильное тело. Тело, которым можно гордиться, тело, которое люди уважают. Тело, которого женщины боятся.
— Ты дохлый, сопливый, никчемный хиляк, ты ничто!
— Прошло то время, мама! — Яростно скалясь, он поиграл мускулами неповрежденной руки. — Прошло то время!
Но пока он это говорил, хорохорился перед зеркалом, с его отражением происходило что-то странное. Его тело уменьшалось, таяло на глазах, пока он не превратился вновь в тощего, угловатого мальчишку с запавшими щеками и затравленными глазами, смотревшими на него из зеркала. Грудь этого мальчика была исполосована рубцами от ударов, между ног саднило после того, как она там терла. Вонючие и грязные волосы свисали до плеч.
— Она опять нас накажет, — сказал ему мальчик. — Она опять запрет нас в темноте.
— Нет, она нас не накажет! — Он отвернулся от зеркал. — Она не сможет. Я знаю, что делаю! — Баюкая раненую руку, он снова начал ходить взад-вперед, чтобы унять боль. — На этот раз она сама будет наказана, вот увидишь. Я же убрал эту полицейскую суку! Разве не так?
Он убил ее. Он точно знал. Он разломал ее на куски, эту дрянь. Но его рука! Она горела огнем и онемела, по ней мурашки бегали, ее кололо иголками от плеча до кончиков пальцев.
Он баюкал больную руку, прижимал ее к телу, стонал, разрываясь между мальчиком и мужчиной.
Мамочка поцелует, и все пройдет.
Мамочка изобьет его до звона в ушах и запрет в темноте…
И тут он понял: его накажут, если он не закончит дело. Его запрут в темноте, он станет слепым. Его будут сечь и жечь, ее голос будет звучать у него в голове, колючий и злобный.
Не надо было оставлять там полицейскую суку, но все произошло так быстро… Визг, крик, люди бегут к нему, и эта страшная боль в руке. Он должен был бежать. Маленький мальчик сказал ему: «Беги!» Разве у него был выбор?
— Мне пришлось бежать. — Он рухнул на колени, умоляюще обращаясь к глазам, плавающим в стеклянных банках и глядящим на него без всякой жалости. — В следующий раз я исправлюсь. Только подожди. Я исправлюсь.
В ярком, никогда не выключающемся свете он разрыдался, стоя на коленях и раскачиваясь из стороны в сторону.
Ева не могла усидеть на месте. Она подошла к торговым автоматам, заказала еще порцию кофе. Отнесла жидкий горьковатый настой к окну и посмотрела на улицу, как раньше смотрел Макнаб. Она перебирала в уме все, что уже успела сделать, намечала дальнейшие действия, но поминутно возвращалась мыслями к хирургической палате. Представляла себе безжизненное тело Пибоди на операционном столе и безликих докторов в масках с руками в крови.
В крови Пибоди.
Заслышав шаги за спиной, она повернулась, но это был не Рорк и не один из этих безликих докторов в масках. В комнату вошел Фини. Его стильная рубашка помялась после долгого дня, щеки горели от волнения и беспокойства. Он бросил на нее вопросительный взгляд, а когда она отрицательно покачала головой, подошел прямо к Макнабу и сел рядом на столик, как до него сидел Рорк.
Они говорили вполголоса: Фини — спокойно и твердо, Макнаб — отрывисто и беспорядочно. Ева обогнула их и вышла в коридор. Ей надо было узнать хоть что-нибудь. Хоть что-то сделать.
Стоило ей заглянуть в лицо Рорку, шедшему ей навстречу, как колени у нее подогнулись.
— Она не…
— Нет. — Он забрал у нее стаканчик кофе, потому что ее руки начали трястись. — Ее все еще оперируют. Ева… — Он поставил кофе на подвернувшуюся тележку уборщицы, ему хотелось взять обе ее руки в свои.
— Просто скажи все как есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
— Ты его не видел?
— Я его не видел. Я записал имена свидетелей и частичное описание, но потом приехала «Скорая». Я должен был поехать с ней, Даллас! Я поручил свидетелей трем патрульным, приехавшим на мой вызов. Я должен был поехать с ней…
— Конечно, ты должен был поехать с ней, о чем разговор! Но машину-то хоть срисовал? Номера?
— Темный фургон. Цвета не разобрал, просто темный. Вроде бы черный или темно-синий. Номеров не видел, подсветка была выключена. Свидетели тоже их не видели. Один из мужчин — Джейкобс — сказал, что фургон новый и чистый. Возможно, «Сайдуиндер» или «Слипстрим».
— Они видели напавшего? Опять его взгляд словно окаменел.
— Да, они его хорошо разглядели. Большой, мясистый парень, лысый, в черных очках. Они видели, как он пинал ее, буквально топтал ногами. Видели, как она лежала на земле, а этот ублюдок бил ее ногами. Потом он подхватил ее, как будто собирался запихнуть в этот чертов фургон. Но женщина завизжала, парни закричали и побежали к нему. И он бросил ее. Они сказали, что он швырнул ее на мостовую и вскочил в фургон. Но она успела выстрелить. Так они мне сказали. Она успела выстрелить, когда он бросил ее. Кажется, она его задела. Во всяком случае, им показалось, что он пошатнулся. Они не были точно уверены, а мне надо было ехать с ней, я не мог дослушать до конца.
— Ты все правильно сделал. Просто отлично.
— Даллас!
Теперь Ева заметила, что Макнаб еле сдерживает слезы. «Если он сломается, — подумала она, — я тоже не выдержу».
— Успокойся.
— Врачи сказали, что дело плохо. Пока мы ехали, они работали над ней. Они сказали, что дело плохо.
— Я собираюсь сказать тебе то, что ты и без меня знаешь. Она не божий одуванчик, она закаленный коп. Она прорвется.
Он кивнул, тяжело сглотнув.
— Оружие было у нее в руке. Она не выпустила из рук оружие.
— У нее есть хребет. Рорк…
Он кивнул и вышел, оставив их одних.
19
Он ходил кругами, метался, как лев в клетке, и рыдал, как ребенок, а глаза со всех сторон смотрели на него.
Эта сука его ранила!
Это было не по правилам. Те дни прошли, миновали, канули, он больше не должен страдать. Никогда. Посмотрите на него! Он повернулся к зеркальной стене, чтобы удостовериться. Посмотрите на него! Посмотрите на его тело!
Он вырос. Он стал высоким, выше всех вокруг.
— Знаешь, сколько стоит одежда, недоносок? Когда же ты наконец вырастешь?! Голый будешь ходить, мне плевать!Я не обязана тебя одевать на свои деньги!
— Прости, мама, я же не нарочно.
Нет-нет, он не будет просить прощения! Он рад, что он такой высокий! И вовсе он не недоносок. Он сделал себя сильным. Он работал, старался, пот проливал, но он нарастил свои мышцы, он создал свое сильное тело. Тело, которым можно гордиться, тело, которое люди уважают. Тело, которого женщины боятся.
— Ты дохлый, сопливый, никчемный хиляк, ты ничто!
— Прошло то время, мама! — Яростно скалясь, он поиграл мускулами неповрежденной руки. — Прошло то время!
Но пока он это говорил, хорохорился перед зеркалом, с его отражением происходило что-то странное. Его тело уменьшалось, таяло на глазах, пока он не превратился вновь в тощего, угловатого мальчишку с запавшими щеками и затравленными глазами, смотревшими на него из зеркала. Грудь этого мальчика была исполосована рубцами от ударов, между ног саднило после того, как она там терла. Вонючие и грязные волосы свисали до плеч.
— Она опять нас накажет, — сказал ему мальчик. — Она опять запрет нас в темноте.
— Нет, она нас не накажет! — Он отвернулся от зеркал. — Она не сможет. Я знаю, что делаю! — Баюкая раненую руку, он снова начал ходить взад-вперед, чтобы унять боль. — На этот раз она сама будет наказана, вот увидишь. Я же убрал эту полицейскую суку! Разве не так?
Он убил ее. Он точно знал. Он разломал ее на куски, эту дрянь. Но его рука! Она горела огнем и онемела, по ней мурашки бегали, ее кололо иголками от плеча до кончиков пальцев.
Он баюкал больную руку, прижимал ее к телу, стонал, разрываясь между мальчиком и мужчиной.
Мамочка поцелует, и все пройдет.
Мамочка изобьет его до звона в ушах и запрет в темноте…
И тут он понял: его накажут, если он не закончит дело. Его запрут в темноте, он станет слепым. Его будут сечь и жечь, ее голос будет звучать у него в голове, колючий и злобный.
Не надо было оставлять там полицейскую суку, но все произошло так быстро… Визг, крик, люди бегут к нему, и эта страшная боль в руке. Он должен был бежать. Маленький мальчик сказал ему: «Беги!» Разве у него был выбор?
— Мне пришлось бежать. — Он рухнул на колени, умоляюще обращаясь к глазам, плавающим в стеклянных банках и глядящим на него без всякой жалости. — В следующий раз я исправлюсь. Только подожди. Я исправлюсь.
В ярком, никогда не выключающемся свете он разрыдался, стоя на коленях и раскачиваясь из стороны в сторону.
Ева не могла усидеть на месте. Она подошла к торговым автоматам, заказала еще порцию кофе. Отнесла жидкий горьковатый настой к окну и посмотрела на улицу, как раньше смотрел Макнаб. Она перебирала в уме все, что уже успела сделать, намечала дальнейшие действия, но поминутно возвращалась мыслями к хирургической палате. Представляла себе безжизненное тело Пибоди на операционном столе и безликих докторов в масках с руками в крови.
В крови Пибоди.
Заслышав шаги за спиной, она повернулась, но это был не Рорк и не один из этих безликих докторов в масках. В комнату вошел Фини. Его стильная рубашка помялась после долгого дня, щеки горели от волнения и беспокойства. Он бросил на нее вопросительный взгляд, а когда она отрицательно покачала головой, подошел прямо к Макнабу и сел рядом на столик, как до него сидел Рорк.
Они говорили вполголоса: Фини — спокойно и твердо, Макнаб — отрывисто и беспорядочно. Ева обогнула их и вышла в коридор. Ей надо было узнать хоть что-нибудь. Хоть что-то сделать.
Стоило ей заглянуть в лицо Рорку, шедшему ей навстречу, как колени у нее подогнулись.
— Она не…
— Нет. — Он забрал у нее стаканчик кофе, потому что ее руки начали трястись. — Ее все еще оперируют. Ева… — Он поставил кофе на подвернувшуюся тележку уборщицы, ему хотелось взять обе ее руки в свои.
— Просто скажи все как есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91