Homo sapiens испытывал склонность готовиться к своей кончине заранее и вел себя при этом довольно специфически. Это приготовление иногда выглядело как какое-то пари с системой страхова­ния жизни: Я ставлю столько-то ежемесячно на то, что доживу до смерти.
В завещаниях обычно следовали распоряжения относи­тельно участка на кладбище или урны с прахом – все в зависимости от предпочтений или доходов. Многие заранее покупали это или получали в подарок, выбирая солнечное место за городом или красивый ящичек для хранения пепла в кабинете. Сначала купить, потом умереть. Как рассеянно отметила Ева, покойный Кларенс здесь не ока­зался большим оригиналом, хотя подобные мелочи в заве­щаниях варьировались в зависимости от скоротечной мо­ды или устоявшихся местных нравов. Но так или иначе, всегда оставалось неизменным одно – возможность про­явить свою волю , на которую уже никто не мог повлиять.
В случаях со слабыми людьми завещание часто было вообще единственным шансом бесповоротно настоять на чем-то своем, не опасаясь последующих нападок, – пусть даже если завещаемые мелочи были совсем мелкими. Но если речь шла о сильных завещающих людях… Тут наслед­ников волновало не столько самодурство как таковое, сколько его масштабы в денежном эквиваленте, делимом на количество наследников. И где-то здесь проходила гра­ница протокольного терпения. Мелочи оставались позади. Впереди предстояло главное. Кто и что должен был полу­чить? Когда и при каких условиях получатель завладеет тем добром, которое сумел собрать усопший за время, от­веденное ему судьбой? Так или иначе Ева, которая имела дело с чужой смертью ежедневно, предпочитала не присут­ствовать на подобных тривиальных, а порой и оскорби­тельных церемониях.
Между тем адвокат, оправдывая гонорар, зачитывал за­вещание. Какое-то время шло перечисление довольно мел­ких распоряжений. От них у Евы сложилось впечатление об убиенном как о человеке, который только тем и жил, что придумывал свои дурацкие игрушки, коллекциониро­вал пурпурные халаты и находил удовольствие в тертой моркови с бобами и сливочным соусом. Он не забыл людей, которые участвовали в тех или иных проявлениях его повседневной текучки, – от привратника до оператора связи в офисе. Покойный завещал своему адвокату, Сю­занне Дэй, творение скульптора-ревизиониста, которого она обожала… Зачитывая это место в завещании, Сюзанна замялась, но мужественно продолжила. Чувствовалось, что приближалось самое главное.
«Моему заместителю, Крису Типлу, который стал моей правой рукой, я завещаю свой золотой браслет и сумму в один миллион долларов, имея в виду, что он будет ценить первое и с толком использует второе. Моей прекрасной, любимой невестке – Клариссе Стэнли Брэнсон – заве­щаю жемчужное ожерелье, оставленное мне моей мате­рью, бриллиантовую брошь моей бабушки – и мою лю­бовь…»
Кларисса начала беззвучно плакать, закрыв лицо рука­ми. Ее узкие плечи задрожали, и дрожь не унялась даже тогда, когда ее обнял муж.
– Кларисса, успокойся, – прошептал Брэнсон, но так, что его услышала Ева. – Держи себя в руках.
– Извини, – она не подняла головы. – Извини…
– Би Ди, – обратилась к Брэнсону Сюзанна, взглянув на Клариссу с молчаливым сочувствием. – Может, мне лучше прерваться ненадолго?
– Нет, – твердо сказал он, крепче обняв жену за пле­чи. – Давайте продолжим.
– «Относительно моего брата и партнера, Б. Дональда Брэнсона. – Сюзанна перевела дыхание. – Размещение моей доли в нашем совместном деле оговорено в отдель­ном документе. В данном завещании я подтверждаю, что все причитающееся мне в „Брэнсон тойз энд тулз“ перехо­дит в его владение. Если же он скончается раньше меня, вся эта доля после моей смерти становится собственнос­тью его жены или детей от этого брака.
Настоящим завещанием Б. Дональду Брэнсону переда­ются также изумрудное кольцо и бриллиантовые запонки нашего отца, моя коллекция дисков, а также моя новая яхта «Ти энд Ти» – в надежде, что брат ее наконец испыта­ет и убедится, что не эта яхта явилась причиной зачтения данного завещания».
Брэнсон издал звук, похожий на короткий неестествен­ный смешок, и закрыл глаза.
– «Относительно Лизбет Кук… – Тут голос Сюзанны словно стал холоднее на несколько градусов, и она обдала Манца взглядом, в котором сквозила плохо скрываемая неприязнь. – … Я завещаю ей всю остальную долю при­надлежащего мне состояния, включая наличность, бан­ковские счета, недвижимость, финансовые авуары, ме­бель, произведения искусства, движимое имущество. Лиз­зи, любовь моя, не горюй слишком долго», – дочитала Сюзанна с видимым трудом.
– Миллионы! – Брэнсон медленно поднялся. Его лицо было смертельно бледным, а глаза сверкали. – Она убивает его, а ей предстоит получить миллионы! Я буду оспаривать это и бороться против этого, используя все, что у меня есть!
Он сжал кулаки и повернулся к Манцу.
– Я понимаю ваше огорчение. – Манц тоже поднял­ся. – Но, как бы то ни было, последняя воля вашего брата четко выражена и законно оформлена. Мисс Кук обвиня­ется не в преднамеренном убийстве, а всего лишь в убий­стве второй степени. Имеются судебные прецеденты, ко­торые защищают ее право на наследство.
Брэнсон ощерился подобно псу и ринулся к Манцу. Ева вскочила, чтобы остановить его, но Рорк среагировал бы­стрее. Крепко держа Брэнсона за руку, он тихо сказал:
– Би Ди, это не поможет. Поручите дело своему адво­кату. Ваша жена оглушена горем, ей нужно лечь. Отведите ее наверх и успокойте.
Кларисса в это время безудержно плакала, уткнувшись в спинку кресла. Лицо Брэнсона было настолько напря­женным, что кости, казалось, вот-вот проступят наружу.
– Вон из моего дома! – крикнул он Манцу. – Убирай­тесь отсюда к чертовой матери!
– Я провожу мистера Манца, – заверил его Рорк. – Позаботьтесь о своей жене.
Брэнсон как-то сразу обмяк, кивнул головой и повер­нулся к Клариссе. Он поднял ее на руки, как ребенка, и понес из гостиной, а Ева обратилась к адвокату Лизбет:
– Вы сделали свое дело, и ваше присутствие здесь боль­ше не требуется, Манц. Если не хотите выяснить, имеется ли у Брэнсонов собака, вам лучше унести ноги.
Манц принял это к сведению и взял портфель.
– Мы все делаем свое дело, лейтенант.
– Верно, и ваше дело сейчас состоит в том, чтобы побе­жать к убийце и сообщить ей, что она стала богатой.
В лице Манца не дрогнул ни один мускул.
– В жизни редко бывает либо только черное, либо только белое. – Обернувшись к Сюзанне, он кивнул ей: – Всего доброго, коллега.
Когда Манц вышел, Сюзанна вновь опустилась в крес­ло и тяжело вздохнула:
– Он прав. Он только выполняет свою работу.
– Она действительно все это унаследует? – спросила Ева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93