Люди, одним себя мы кормим хлебом,
Одно на всех дано нам небо,
Одна земля взрастила нас.
Люди, одни на всех у вас дороги,
Одни печали и тревоги,
Пусть будет сном и мой рассказ.
А может, не было войны?
Не гнали немцев по этапу,
И абажур из кожи - блеф,
А Муссолини - дутый лев,
В Париже не было гестапо?
А может, не было войны?
И "шмайсер" - детская ирушка,
Дневник, залитый кровью ран,
Был не написан Анной Франк,
Берлин не слышал грома пушек?
А может, не было войны,
И мир ее себе придумал?
...Но почему же старики
Так плачут в мае от тоски? -
Однажды ночью я подумал.
...А может, не было войны,
И людям все это приснилось?..
* * *
Долгая дорога лета
Снится иногда
долгая дорога лета,
Зной палящий над колонной,
что идет из гетто.
Бабушка моя
прижимает к сердцу внука,
А в глазах ее любовь и мука.
Души, как тела,
покричат и отболеют.
Все проходит...
На свою Голгофу вновь идкт евреи.
Вечные жиды
ждут от Моисея чуда:
"Господи, скажи: стрелять не будут?"
Крики,
стон,
вопли,
вой...
Ой-е-ей-е-ей-е-ей...
Девочка, закрыв
мамины глаза ладонью,
Ей кричит:
"Не бойся, мама, нам не будет больно!"...
Выцвел, пожелтел
в памяти моей тот снимок,
Да судьба навеки им гонима...
Крики,
стон,
вопли,
вой...
* * *
На Дороге Жизни
В пальцы свои дышу -
Не обморозить бы.
Снова к тебе спешу
Ладожским озером.
Долго до утра
В тьму зенитки бьют,
И в прожекторах
"Юнкерсы" ревут.
Пропастью до дна
Раскололся лед,
Черная вода,
И мотор ревет:
"Вправо!"
...Ну, не подведи,
Ты теперь один
Правый.
Фары сквозь снег горят,
Светят в открытый рот.
Ссохшийся Ленинград
Корочки хлебной ждет.
Вспомни-ка промтор
Шумных площадей,
Там теперь не то -
Съели сизарей.
Там теперь не смех,
Не столичный сброд -
По стене на снег
Падает народ -
Голод.
И то там, то тут
В саночках везут
Голых.
Не повернуть руля,
Что-то мне муторно...
Близко совсем земля,
Ну что ж ты, полуторка?..
Ты глаза закрой,
Не сотри, браток.
Из кабины кровь,
Да на колесо -
ало...
Их еще несет,
А вот сердце - все.
Стало.
* * *
Бабий Яр
Слился с небом косогор,
И задумчивы каштаны.
Изумрудая растет трава,
Да зеленый тот ковер
Нынче кажется багряным,
И к нему клонится голова.
Молча здесь стоят люди,
Слышно, как шуршат платья.
Это Бабий Яр судеб.
Это кровь моих братьев.
До земли недалеко,
И рукой подать до неба.
В небо взмыл я и на землю сполз.
Вы простите, сестры, то,
Что я рядом с вами не был,
Что в рыдания свой крик не вплел.
Воздух напоен болью,
Солнце шириной в месяц.
Это Бабий Яр доли.
Это стон моих песен.
Ветры свежие летят
С запоздалым покаяньем,
Не услышать мертвым истины.
И поэтому стоят
Люди в скорби и молчаньи
Под каштановыми листьями.
Боже, ну куда деться!
Суд мой самому страшен.
Это Бабий Яр детства.
Это плач сердец наших.
* * *
Красная стена
Высоко, высоко, вольно,
Пролетают в небе птицы,
Солднце их лучами ластит,
Песни им ветра поют.
Здесь глазам от света больно,
Этой боли не сравниться
стой, которая на части
Разрывает грудь мою.
Голова Земли седая
На Мамаевом кургане,
Здесь от века и до века
Плыть гвоздикам по воде.
Кто-то в голос зарыдает,
На колени кто-то станет,
И обнимется калека
Со стеной своих друзей.
Красная стена,
Скорбная стена,
Ты озарена
Бликами огня,
Вечного огня.
Тянется рука,
Мертвая рука.
Факел в облака.
В чем ее вина?
Где ее весна?
Обещал с войны вернуться
Сын своей мамане,
Сорок лет почти прождала
На сибирской стороне.
Да недавно повстречала
На Мамаевом кургане,
Третья строчка, пятый столбик
На кровавой той стене.
Красная стена,
Скорбная стена
Помнит имена
Тех, кто не дожил,
Тех, кто здесь лежит.
На Мамаевом кургане
Не росла трава три года.
Ей железо приказало:
"Ввысь тянуть себя не смей!"
Без травы нет в поле жизни,
Не текут в пустыне воды,
И солдаты победили
Под землей и эту смерть.
* * *
Корабль конвоя
Впереди океан...
Командир мой спокоен -
Безрассудство и риск у него не в чести.
Позади караван,
Я - корабль конвоя,
И обязан свой транспорт домой довести.
А мне тесно в строю, и мне хочется боя,
Я от бака до юта в лихорадке дрожу.
Но приказ есть приказ: я - корабль конвоя,
Это значит, себе я не принадлежу.
Третьи сутки идем.
Солнце палубу греет.
Не поход боевой, а шикарный круиз.
И расслабился транспорт, навалился на леер,
Что с гражданских возьмешь? Только я не турист.
Я-то знаю, чего тишина эта стоит,
я готов каждый миг опознать их дозор.
Аппараты на "товсь!", я - корабль конвоя,
Я-то знаю, что значит подставить свой борт.
Ну, накаркал: "Полундра!",
Выдал пеленг акустик.
Чуть правее по курсу шум винтов взрезал ночь.
Веселее, ребята, не давай волю грусти,
Ждал я этой минуты и смогу вам помочь!
Мы догоним ее. Но зачем? Что такое?
Почему "стоп машина", и я в дрейфе лежу?
Почему я не воле?.. Почему я в конвое?..
Почему сам себе я не принадлежу...
Громом сотен стволов салютует нам база,
Обознались, наверно, я ведь шел, как овца.
В море я за врагм не погнался ни разу
И в жестоком сраженьи не стоял до конца.
Кто спасет мою честь? Кто их кровью умоет?
Командир, я прошу, загляни мне в глаза.
И сказал он в ответ: "Ты - корабль конвоя.
Мы дошли, значит, этим ты все доказал!"
* * *
Я часто просыпаюсь в тишине
От свиста пуль и визга бомб фугасных.
Мне кажется, я снова на войне,
И кто - кого - пока еще не ясно.
Прижат к земле и ждет команды взвод,
Вернее, то, что от него осталось.
Назад нельзя, и мы пойдем вперед,
И все, что было, повтоорим сначала.
Истошно воют в небе "мессера",
Пытаясь в хвост зайти четверке "илов".
И, тридцать лет в ночи крича "ура!",
Мой гоос рвется в грохоте разрывов.
И очередью полоснув окоп,
Зажав в зубах нательный медный крестик,
Мы прыгаем на головы врагов,
На шеи этих белокурых бестий.
Прости, родная речь, мне мой язык -
Сейчас не до изящности словесной.
В "Дубовый крест" плюю с зубами крик
Моих детей, и мату в горле тесно.
Две пули в грудь... и я уже убит.
Огонь в глазах, о господи, как больно!
Явитесь же все те, кто нас простит,
Все те, кто с нашей смертью обездолен!
Я часто просыпаюсь в тишине...
* * *
Баллада безмолвия
В то утро, когда на Земле моей ветер засвищет,
Вздымая с нее кучи пепла,
Пустыми глазницами в небо уткнувшись,
Моря ослепнут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15